Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

И снова Путники возвращались в конюшню, пока сердце Максима пропускало один удар за другим. Ему в жизни не приходилось убивать никого крупнее осы, даже голубиную смерть от рук Стёпы он просто наблюдал со стороны и никакого серьёзного участия в её приближении не принимал, а теперь, кажется, перед парнем открывалась незабываемая перспектива лишить жизни млекопитающее, притом крупное и частично разумное. Будь он посмелее, пошутил бы про обряд сатанистов и жертвоприношения, но стоило ему только вспомнить о топоре с мерцающим наточенным лезвием, как внутри всё переворачивалось от страха. С каждым шагом ноги вставали на землю всё менее и менее уверенно.

Магистр ввёл козочку в хлев, в четвёртый отсек, и передал в руки подмастерья — Макс вцепился в рог так, что испугался, как бы не оторвать ненароком. Потом с ничего не выражающим лицом колдун переставил пенёк на пятачок строго между двумя кольцами, забрал скотину, вырвал одним махом топор, прищёлкнул к ошейнику цепи с двух сторон и просунул свободные концы в крепления на полу — стоило потянуть их при помощи магии, и голова козы сама наклонилась к пеньку и легла на него шеей. Попытки сопротивляться животному ничего не дали, но парень знал: звук скользящих по бетону копыт ещё долго будет преследовать его в кошмарах. Захария вышел и вскоре вернулся, облачённый в кожаный фартук, с двумя вёдрами в руках: на одном схематично, но очень понятно нарисован кусок бифштекса, на другом — большом, с двумя ручками по бокам, — рожки и копытца.

— Руби одним ударом, чтобы не мучалась, — велел чародей, держа увесистый топор одной рукой и второй указывая куда-то на пень. Макс не видел — слишком занят был попыткой взять под контроль подступающую тошноту. — Бей с размаху — и упаси тебя боги перерезать ошейник. Я не Рокфеллер, чтобы каждый день новые покупать. Если не уверен, что попадёшь куда надо, можешь сдвинуть его немного, главное цепь не переруби, иначе придётся ловить её по всей конюшне — когда из козы кровь хлещет во все стороны, развлечение это малоприятное. Старайся отделить голову как можно ближе к черепу, меньше мяса придётся выкинуть… По правилам ей следовало бы перерезать глотку, конечно, подвесить за ноги и ждать, пока гравитация сделает своё дело, но мы это мясо сами не едим, а Дрозду всё равно. Тут главное — подготовиться быстро. Если начнёшь забивать скотину в присутствии Дрозда, он может выломать дверь, и тогда ты его уже не остановишь. Предупреждаю один раз, — спокойно-сосредоточенный тон резко сменился угрожающе-вкрадчивым: — Если мой конь нажрётся шерсти и потрохов, я скормлю тебе всё, что из него выйдет. Вопросы?

— Да, Мастер, — едва найдя в себе силы произнести хоть что-нибудь, ответил Макс. — Мне… обязательно… убивать её?

— Ты хочешь с ещё живой козы мясо срезать?

— Н-нет, конечно…

— В таком случае, вопрос странный, — спокойно заключил Захария. — Это одна из твоих немногочисленных обязанностей, Максимус, и отказ от её исполнения приведёт только к одному последствию. Если ты не готов к работе на меня, ты, разумеется, можешь уйти, тебя никто не держит здесь насильно. Но если нет…

Он вдруг совершенно неожиданно взмахнул топором, стремительно и не сомневаясь (остриё бросило Максу солнечный зайчик в глаза), и с силой опустил его козе на шею.

Из раны брызнула мощной струёй далеко вперёд кровь, раздался скрежет металла по кости, хруст разрываемых сухожилий и суставов: шкура моментально промокла и покраснела, а голова свисла на бок, крепясь к телу теперь только за два лоскута мышц, по которым из-за своей ширины не попало лезвие. Чародей резко вынул орудие, и вверх трижды ударила тонкая ярко-алая струйка, каждый раз всё слабее и слабее поднимаясь из прорубленной дыры. Багровая же и густая кровь продолжала вялым потоком сочиться из разрыва, впитываясь в пенёк сквозь щели в древесине и вязко стекая неторопливой рекой на пол. Из шеи торчала розоватая, обтёсанная с одного бока кость позвоночника. Несчастное животное дёрнулось, не успев даже вскрикнуть, мышцы всего тела разом напряглись, ноги проскользнули копытцами по камню в последний раз — и всё кончилось.

— …выполняй то, что велено, — стащив безусловно мёртвую скотину с пенька и вогнав в него топор, подытожил магистр. — Подай длинный нож.

Всё произошло слишком быстро, чтобы Макс успел подготовиться. Брызги, долетевшие до его кроссовок, уже просочились сквозь ткань и теперь прилипали к носкам. Хладнокровные действия наставника были отточены и точны, сила, с которой он ударил по бедной козочке, не оставила её хребту ни шанса. Колдун производил впечатление живого скелета, едва способного передвигаться, не падая на землю, но внешность оказалась чудовищно обманчивой: юноша осознал наконец в полной мере, что это не труп, доживающий последние дни, а солдат, палач, знающий своё дело и бьющий без промаха и сожаления. Бьющий с мощью, доступной далеко не каждому молодому. Судорожно собирая воедино остатки сил, чтобы не упасть в обморок, Макс протянул руку к одному из двух ножей и подал чародею, стараясь не смотреть на согнутую под неестественным углом и не до конца отрубленную голову. Он действовал будто загипнотизированный, не отдавая себе толком отчёта в том, что делает, ничего не соображая и не видя, пока в опустевшей голове тупо бился о заторможенный мозг единственный вопрос: способен ли я сделать так же?

— Показываю один раз, — маг перетащил труп за ноги на разделочный стол и двумя резкими движениями перерубил связки и мышцы шеи. Голова, глухо ударившись о дерево, перекатилась на бок, упёрлась рогом и застыла. — Подставь ведро для отходов к моим ногам и подай другой нож… Правильно. Голову оставишь здесь, сбоку, потом принесёшь на кухню, я с ней сам разберусь. Следи за тем, что я делаю: нужно разделывать именно в таком порядке.

Серые руки, заляпанные кровью по запястья, сделали надрезы на скакательных суставах всех четырёх ног (рукоятка ножика слегка проскальзывала, хотя держал её Захария крепко), разрезали шкуру по всей нижней части туловища и под хвостом, а затем принялись стягивать кожу, как липкую обёртку с мороженого, периодически подрезая мясо, связки и жир. Только звука отклеивающегося целлофана не хватало — для полной, так сказать, картины.

— Шкуру не моешь и ничего с неё не соскабливаешь. Она тонкая, можешь с непривычки порвать, — бросив на молодого Путника стремительный взгляд, словно проверяя, способен ли парень ещё его слушать, велел колдун. — Складываешь пополам шерстью внутрь, осторожно, а как закончишь с кормёжкой Дрозда — относишь… куда?

— На кухню, — давя рвотный порыв, пролепетал Макс.

Руки в такт словам магистра свернули шкуру вдвое и отложили в сторону. Потом они бережно вскрыли туше брюшную полость, убрали ножик и почти по локоть погрузились внутрь козлиного тела. Края мягко чавкнули и прогнулись внутрь, словно резиновые. Звук, с которым его пальцы скользили в пространстве между органами, отдалённо напоминал звук детской игрушки, бесформенной жижей продающейся в маленьких пластиковых баночках. На всякий случай Максим прислонился к стене неподалёку — ноги предупреждающе подрагивали и держать его в вертикальном положении явно долго не собирались.

— Режешь осторожно, чтобы не проколоть желудок, — пояснял, более не отвлекаясь на своего подопечного, чародей. — Потом выгребаешь всё богатство её внутреннего мира в ведро — смотри, чтобы мимо не упало, желчь из печени воняет так, что в доме слышать будем. Сначала желудочно-кишечный тракт…

Тощие руки одной охапкой вывалили практически всё содержимое мелкого домашнего скота и, направляя серые кишки в узкую щель между локтями, с плеском опустили в садовый инвентарь.

— …потом сердце — с ним веди себя осторожно, оно мне целое нужно, — лёгкие и всё, что к ним относится…

Руки вернулись внутрь снова и с характерным хрустом оборвали трахею и швырнули следом за кишечником. Козлиное сердце мастер извлёк полностью неповреждённым. Максиму показалось, что оно сделало один удар в его птичьих когтях.