Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Легко ему говорить о смирении, владея тем, что недоступно большинству! — за то мгновение, которое Бертша и Захария молча смотрели друг другу в глаза, вспыхнул Максим.

— От того, что ты злишься или печалишься, госпожа, Каглспар своего графика не изменит, — продолжил мысль чародей. — Он будет уезжать и возвращаться, чтобы снова погрузиться в работу в кузне, а после — опять уехать. Такой уж он человек. Но, возможно, прямо сейчас он столкнулся с шайкой бандитов или дикими зверями. Прямо сейчас его пробуют ограбить или даже убить. Ему может быть страшно или грустно точно так же, как сейчас страшно и грустно тебе, госпожа. Кузнец рискует здоровьем и жизнью не для себя. Ему, как человеку решительному, деятельному, желающему для своей семьи только лучшего, как никому другому важно возвращаться домой. В тот дом, где жена и дети ценят такую самоотверженность. Где его обнимут и поцелуют, накормят и обогреют, поддержат и будут любить.

Окей, — косясь на наставника с уже нескрываемым изумлением, думал Макс. — Теперь я вообще ни черта не понимаю.

— Твои злость и расстройство не дадут ему сил, госпожа. Не залижут ран, не успокоят душу. Если ты думаешь, что Каглспар рад покидать каждый раз близких ему людей, ты глубоко заблуждаешься. Ни одно, даже самое грубое твоё слово не сравнится с виной, которую он чувствует каждый день, находясь вдали от вас. Дай ему то, что нужно каждому мужчине: ощущение, что он нужен. Что в нём нуждаются, что ему необходимо продолжать жить ради кого-то помимо себя. Только так ты сможешь облегчить его ношу и только так тебе станет легче самой.

Бертша молчала. Макс торопливо запихивал негодование туда, откуда оно вылезло. В целом, с точки зрения логики он оказался с наставником почти полностью согласен, мысленно приказав себе на будущее не делать поспешных выводов.

— Я давно хотел это сказать, вообще-то, — прикусив мундштук, задумчиво протянул чародей. — Но как-то возможность не подворачивалась. Надеюсь, госпожа, мои слова тебя не обидели.

— Напротив, господин магистр, — она ответила тихо и медленно покачала головой. — Есть о чём поразмыслить. Благодарю вас.

— Не затягивайте ваше прощание, мы должны совсем скоро отправляться ко двору. Пятиминутная готовность, Максимус… И надень толстовку. Другим наверняка захочется поглазеть на твой иноземный видок.

Парень обернулся к своим собеседникам, виновато и немного по-идиотски нелепо улыбнувшись. Он не мог ничего с собой поделать и почувствовал в тот миг облегчение — не придётся самому выкручиваться из неловкой ситуации, в которую его поставила собственная неорганизованность, — однако правила приличия велели как минимум объясниться со знакомыми, прежде чем придётся с ними попрощаться. Неловко было и смотреть конкретно на Бертшу, выслушавшую в свой адрес довольно прямолинейное нравоучение от постороннего человека — ему почему-то казалось, что женщина сейчас отчего-то непременно должна испытывать стыд.

— Простите, госпожа, но…

— Я понимаю, Максим, — жена кузнеца посмотрела на колдуна с выражением глубочайшего уважения в глазах и кивнула. — Ступай, и куда бы вы ни шли — удачи!

— Удачи! — нестройным хором повторили за матерью дети.

Макс махнул им рукой и, не оборачиваясь больше, пулей взлетел на крыльцо. Просочившись мимо наставника в дом, он юркнул к лестнице, прыжками поднялся на третий этаж на одном дыхании, даже не задумываясь о смысле и значимости всего происходившего, кое-как смыл с рук остаток козлиных слизи и крови в ванной комнате, нашёл на постели и натянул чистую толстовку (хотя он точно помнил, что ничего не стирал, кофта приятно пахла мятой) и так же оперативно спустился вниз. Ему, быть может, и хотелось бы остановиться ненадолго, пораскинуть мозгами, переварить разворачивавшиеся вокруг него события, но время не стояло на месте, вынуждало лететь сломя голову в пучину событий, до поры позабыв про рефлексию и анализ. Парень и сам толком не мог ответить себе на вопрос, почему так суетился поскорее выполнить приказ — слушаться «старшего», более опытного и мудрого, вошло в привычку так давно, что уже не подлежало обсуждению.

— Три минуты, — удовлетворённо кивнул колдун и вытянул руку к очагу, с которого предварительно снял котёл. — Пройдём через портал, так быстрее. Опорожнение желудка не приветствуется, но и не возбраняется… В первый раз многих выворачивает.

— Это цитата из «Гарри Поттера», Мастер? — рискнул уточнить Макс.

Чародей покосился на подопечного и с не свойственным ему весельем промурлыкал:

— Дамблдор был великим волшебником.

На краткий миг парню почудилось, что Захария улыбнулся — и эта улыбка не шла ни в какое сравнение с предыдущими версиями, угрожающе-приторными или откровенно злыми. Хорошо, что он умел улыбаться ещё и вот так — по-человечески спокойно, тепло и тихо, как улыбаются нормальные люди, демонстрирующие на лице именно то, что чувствуют. На лице психопата или маньяка с непоправимо порушенной психикой ничего подобного промелькнуть, по мнению юноши, не могло.

Потушенное пепелище, на котором обычно готовилась еда, заискрилось фиолетовым огнём: угли охватили лиловые искры, вихрь засверкал и принялся стремительно расширяться, образуя нечто, похожее на шаровую молнию. Свет рос и растягивался до тех пор, пока не достиг величины в человеческий рост: внутри мелькнуло расплывчатое очертание какой-то белой лестницы.

— Проходи, — кратко велел наставник, опустив ладонь: от сотворённой на сей раз магии кожа его, в нормальном состоянии светло-серая, потемнела на несколько тонов, а вены приобрели практически чёрный оттенок. — Лучше закрой глаза. Внутренности моего портала — не самое приятное зрелище.

Максим в нерешительности замер. Только теперь в его пустую, пусть и светлую головушку закрался закономерный вопрос: а что он творит вообще? Волшебство, порталы, левитирующие тарелки, плотоядные лошади и невидимые барьеры, не пускающие за забор — едва только столкнувшись с этими явлениями, Макс почему-то практически сразу воспринял их как само собой разумеющееся, словно обитал в схожих условиях всю жизнь. Не испугался, не опешил, ни о чём даже толком не расспросил нового покровителя. А теперь как ни в чём не бывало планирует пройти через какой-то телепортационный коридор… При этом не имея ни малейшего представления о том, что это такое, что ждёт его внутри и насколько такое мероприятие безопасно — пролом в пространстве и времени впечатления надёжности не производил.

— Проблемы? — уточнил равнодушно чародей, повернувшись.

— Н-нет, Мастер.

И Макс, предчувствуя нелёгкую поездку, с тяжёлым сердцем шагнул вперёд. Нога опоры не встретила — прежде чем кухня осталась позади, он успел осознать, что падает.

По первому впечатлению то, что встретило парня внутри, до боли напомнило быструю горную реку — как если бы мощный водопад подхватил тонкий прутик и стремительно увлёк за собой куда-то в неизвестность. Ноги подкосило ударом по коленям и швырнуло в неопределённом направлении, вихрь перевернул тело вниз головой, взъерошил волосы и перехватил дыхание. Потоки ледяного ветра ударили в лицо, задрали одежду — стало действительно холодно, по загривку и вдоль хребта противно-склизкой змеёй прокатились мурашки. Дезориентированный, вынужденный зажмуриться, юноша с неописуемо высокой скоростью летел куда-то вперёд — и отчаянно нуждался в понимании творившегося вокруг беспорядка, испуганный непредсказуемостью телепортации. Какие-то вспышки проступали сквозь плотно сомкнутые веки, но не раздавалось ни рёва, ни крика, ни каких-либо ещё предупреждающих звуков: понадеявшись на вероятность, что ничего страшного не произойдёт, Макс лишь чуть-чуть приоткрыл глаза для успокоения души… И вдруг широко распахнул оба и как зачарованный впился взглядом в бесконечную, искрящуюся серебристым светом магических потоков космическую пустоту, проносившуюся вокруг.

Его будто бы несло по какой-то трубе, как на водных горках в аквапарке, только вместо пластмассы со всех сторон парящего Путника окружал хрупкий, легко разрывающийся от любого неосторожного прикосновения свет… А коридор-трубу, в свою очередь, со всех сторон окружала Тьма: беспросветная и всеобъемлющая, чернее самой тёмной ночи, она простилалась повсюду, куда только удавалось посмотреть. От одного только мельком брошенного взгляда в эту беспросветную пустоту Макс внезапно ощутил себя бесконечно жалким и маленьким, беззащитным и слабым. Он вспомнил, что его родной планете сотни миллиардов лет, что бытие человечества со всей его богатой историей — ничтожный миг в биографии Вселенной, космического пространства, галактик и созвездий. Бескрайние просторы мрака заворожили Путника, околдовали своей таинственностью и заведомой непознаваемостью — и тянулось это сладостное таинство ровно до тех пор, пока неосторожно поднятая рука не коснулась случайно световых потоков-стен, несущих Максима к другой стороне.