Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Чтобы всего несколько минут спустя открыться вновь.

Я такими темпами ничего не выучу, — недовольно нахмурился Макс, наблюдая за тенью стремительно подскочившего к порогу гостя. — Может, стоит всё-таки пойти в библиотеку?

Однако мечты о тишине и спокойствии пришлось временно отложить. Таких покупателей парень здесь ещё не видел.

Друзья и соседи по двору, с которыми Максим зависал в раннем подростковом возрасте, восхищались районным авторитетом Григорием в частности из-за его телосложения. Мужика прирезали в конце нулевых, когда бандитские разборки уже казались населению больше архаизмом, чем реалиями, но пацаны Григория помнили долго и особенно ценили, даже чтили такой тип фигуры, как у него, и именно такой фигурой желали однажды обзавестись: средний рост, коренастый, плотно и крепко сбитый, с короткой шеей и широкой грудью, похожий на бультерьера или ротвейлера, с крепкими руками и ногами и толстым квадратным черепом — любой мужчина, обладающий такими характеристиками, автоматически вызывал у шпаны уважение и авторитет. Крылась ли причина в их очевидном сходстве с бойцовыми собаками, останется для Макса загадкой, но и ему, далёкому от уличной романтики, подобным образом выглядевшие люди волей-неволей казались весьма внушительными и убедительными.

Григорий, — первое, что пришло парню в голову, когда очередной покупатель перешагнул порог чародейского особняка. — Ну очень похож.

Мужчина, носивший на себе никак не меньше дюжины килограммов чистой стали, тяжело и громко ступал железными сапогами по дощатому полу, но из-за ног довольно скромной длины его шаг казался размашистым и широким только для него самого. Лицо рассмотреть не позволили и высокий металлический воротник доспеха, за которым торчал только лысый затылок, и его быстрое перемещение по лавке, и здоровенный мешок, переброшенный через правое плечо, набитый под завязку — присутствие третьего лица вошедший даже не заметил.

— Аллюр, амаска! — низким дребезжащим голосом крикнул клиент, звуковая волна резко ударила Макса по ушам. — Как житуха?

Мужик вёл себя так, словно никакой разницы в положениях между ним и колдуном не существовало, в его словах не промелькнуло ни намёка на стеснение или робость, к которым в речи местных уже успел привыкнуть юноша. Учитывая тонкости нового мира, не отложить пера и не присмотреться было просто невозможно. Да и слова он использовал шибко знакомые… Можно даже сказать, почти родные.

— Ещё раз назовёшь амаской — выйдешь и больше не войдёшь, — проворчал магистр, поднявшись с рабочего кресла, но не только шагнул гостю навстречу, но и пожал руку, которую незнакомец торопливо освободил от латной варежки. — На жизнь не жалуюсь.

— Я тоже алмазно, — гоготнул тот. — А ты, братан, не меняешься: арабка с мой палец. Я бы тебе к диетологу дал наколку дыбать, да, боюсь, пошлёшь лесом.

— Верно боишься. «Братан» старше тебя на двадцать лет, прояви уважение. С чем на этот раз?

— Вот зря ты не любишь баланду травить, барин.

Вместо пояснений и рассказов мужик сбросил с плеча тяжёлую ношу и водрузил её на рабочий стол.

— Во, — заботливо погладив грязную ряднину ладонью, с гордостью первобытного добытчика, завалившего мамонта, лаконично и довольно выдохнул наголо бритый мужик. — Только что баклашил данж. Один алёха пробалаболил…

— Переключись на общепринятый язык, Серый, — перебил, морщась, чародей. — Не беси старика. Ты плохой пример детям подаёшь.

— Детям? — мужик огляделся. — Каким нахер детям, авиатор? Ты папашей заделался?

— За речью следи, я сказал. Максимус, подойди.

Это тюремный сленг, — дошло наконец до парня, пока он поднимался из-за стола. — Отечественный, интересно, или мой усовершенствованный мозг Путника просто переводит на знакомую альтернативу?

Лысый обернулся на Макса так, словно увидал перед собой привидение. Широкое лицо, массивная нижняя челюсть, большие, но вечно прищуренные глаза с сеткой морщин в уголках, нижняя губа больше верхней, низкий лоб и острые скулы — нельзя было придумать более типичную внешность для человека, изъясняющегося на воровском жаргоне. Первое впечатление смятения и удивления, однако, быстро сменилось радушием: блатной, ничуть не стесняясь недавнего замешательства, хлопнул по столу рукой и хохотнул.

— Вот же!.. Бельма слепые совсем. Проглядел пацана. Наш?

Колдун ограничился предупреждающим «угу».

— И где ты его откопал, барин?

— Сам пришёл, — стараясь говорить спокойно, ответил чародей. — Кузнец его от самого Бандичьего леса ко мне вёз.

— А ты принял?

— Куда деваться. Познакомься, Максим, это Путник Сергей, наш… соотечественник, скажем так.

К чувству, которое давно уже охарактеризовала народная поговорка «третий — лишний», привыкнуть невозможно. Ситуации складываются по-разному, но ощущение собственной инородности отражается на настроении в каждой из них. Вот в этот раз, например, Макс поймал состояние, как он сам его называл, «нового чувака» — когда все присутствующие на вечеринке люди так или иначе знают друг друга, а ты знаком только с тем садистом, который тебя на эту вечеринку зачем-то притащил. И стараешься, с одной стороны, держаться как можно ближе к этому садисту, а с другой — пытаешься неловко познакомиться и разговориться с кем-нибудь ещё, чтобы не шляться всюду хвостиком за единственным более-менее понятным человеком весь вечер.

Парню хотелось незаметно слинять от беседующих мужчин в свой уголок, к учебникам и лингвистике, чтобы не испытывать этой сокрушительной неловкости. Разумеется, шанса улизнуть ему не представилось.

— И что, твоё теперь, что ли? — не унимался лысый. — На кой-тебе хрен бахур сдался, барин?

— Максим у меня вместо конюшего пока что, — и колдун посмотрел на парня взглядом, который очень ему не понравился. Это был взгляд человека, совершившего импульсивную покупку и теперь не до конца понимающего, что ему, собственно, с этой покупкой делать.

— Отдашь?

— Кого? Максима?

— А то кого ж, — незнакомец бодро и резво подошёл к юноше и достаточно бесцеремонно принялся крутить, щупать бицепсы… и зачем-то бегло поворошил волосы. — Видно, что губошлёп, но для моего дела и бахур сгодится. Бегалы толковые на дороге не валяются, знаешь ли, а раз ты его принял — толковый. Мышца в ажуре, арбуз вроде крепкий, не базарный, арматурой пользоваться научу, беспределить не будем, но и бить пролетку не дам… Ты случаем не барсук, а?

— Серый, ты охренел? — чародей расплылся во вполне искренней и даже дружелюбной улыбке, но от его интонации Максу стало неспокойно. Ещё сильнее ему стало неспокойно от осознания, что обычно магистр не позволяет себе подобных выражений и вообще держится подчёркнуто-вежливо, а для коммуникации выбирает исключительно цензурные слова. — Забавно. Музыку свою блатную ты не забыл, а вот то, что в прежних кругах за такие вопросы можно было перо заработать — запамятовал. Не зли и прикрой амбразуру, иначе заставлю отвечать за базар как положено — оставь в покое парня, а замашки свои тюремные при себе держи.

Лысый замялся.

— Ладно, барин, не серчай, юморю я… Не знал, что ты по фени ботаешь.

Молодой Путник понял вдруг, что возлагает очень большие надежды на безукоризненный авторитет, которым пользовался его наставник. Сомнительные личности вроде этого Сергея, к счастью, относились к колдуну с уважением, даже учитывая их собственное происхождение из другого мира, но Максиму очень не хотелось бы остаться однажды беззащитным, случись что с репутацией Захарии. Возможно, маг и натворил в своё время немало бед, но теперь это приносило ощутимую пользу — и даже не столько самому чародею, сколько его подмастерью.

— Приходится, если ты по-другому не понимаешь, — наигранно вздохнул колдун. — Зачем тебе оруженосец вдруг понадобился? Ты и сам, как я погляжу, неплохо справляешься.

— Да заманался на своём горбу барахло таскать, барин, не бахур уже… — он поймал на себе предупреждающий взгляд и исправился: — Мальчишка, я хотел сказать. Да и данж крайний шибко тяжкий был — думал, не выберусь уже. Навара, гнать не буду, тоже много…