— Мадам, — начал он, его голос был громким, театрально мягким, а улыбка — карикатурно восторженной, — позвольте представить себя как вашего величайшего почитателя, восхищённого вашим искусством, вашим талантом и, осмелюсь сказать, вашей неотразимой грацией, которая затмевает даже эти шедевры!
Лив едва не поперхнулась. Его голос был слишком громким, слишком мягким. Он играл роль безупречного спутника. Ловил взгляды, делал комплименты, комментировал полотна с удивительной точностью. Но время от времени склонялся к её уху и шептал:
— Ты всегда так сладко нервничаешь перед публикой? Или это только при мне и публика тут ни при чем?
— Держи дистанцию, Дориан, — прошипела она, стараясь не оглядываться на любопытные взгляды. — Все думают, что ты заядлый холостяк, и пусть так и остаётся. Не давай им повода для сплетен.
— А что, если я хочу, чтобы они решили иначе? — он прищурился, его улыбка стала ещё шире, почти хищной. — Люблю, знаешь ли, слушать сплетни о себе. Особенно когда они правдивы. Или... почти правдивы. Скажи, Лив, как думаешь, что они шепчут о нас прямо сейчас?
— Я... — она сглотнула, чувствуя, как горло пересохло, и решилась сменить тему, чтобы не дать ему завладеть разговором полностью. — Как часто ты пьёшь кровь, Дориан? Это... больно?
Он рассмеялся, тихо, но так, что этот звук отозвался в ней лёгкой дрожью. — О, моя любопытная, мы уже играем в вопросы? Отвечу: реже, чем людям нужен сон, но чаще, чем ты злишься на мои подколы. И нет, это не больнее, чем первая любовь — немного щемит, немного кружит голову, но в итоге... ты сама захочешь повторить.
— Куда ты хочешь меня отвести, говоря о «твоём мире»? — Лив старалась звучать твёрдо, но её голос дрогнул.
Он наклонился ближе, ровно настолько, чтобы она почувствовала тепло, исходящее от его кожи, и его дыхание коснулось её уха.
— Сейчас моя очередь задавать вопрос. Но, я всё равно отвечу — тебе там понравиться.
— Ты говоришь так, будто я уже согласилась.
— Лив, — Дориан посмотрел на неё спокойно, почти серьёзно, — мы оба знаем, что ты слишком любопытна, чтобы отказаться. Ты ведь уже представляешь, что там может быть, и это будоражит тебя, правда?
— Я ещё не решила, что во мне преобладает, я в большей степени сгораю от любопытства или... или я боюсь тебя, твоего переменчивого настроения... и твоего... голода, — тихо ответила она, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле.
— Моего голода бояться не стоит, лучше бойся своего. — Он улыбнулся, и в этой улыбке было всё — обещание, угроза и что-то еще, от чего её пульс участился.
В этот момент за спиной раздался звонкий, чуть укоризненный голос, ворвавшийся в их разговор, как вихрь:
— Лив, бессовестная ты женщина, я с вечера пытаюсь до тебя дозвониться, а ты молчишь, как партизан на допросе! Где твой телефон? Я уже извелась, представляя, как тебя сбила машина и ты лежишь в реанимации без памяти и зарядного устройства.
Мар подлетела, как на вихре урагана. Глаза бегло скользнули по фигуре Лив, потом задержались на Дориане.
— Вау. Так вот у нас тут что. Лив, могла бы просто черкануть сообщение, и я не стала бы мучать себя плохими мыслями, а порадовалась бы за тебя. — Мар произнесла слова с заговорщицким выражением лица.
Лив попыталась улыбнуться, но получилось скорее нервно. — Я была занята, Мар, правда, — пробормотала она, чувствуя, как жар приливает к щекам.
— Ещё бы, конечно, всё понимаю. Жду уже разговора с подробностями. — Мар сузила глаза, её взгляд метнулся к Дориану:
— Приятно познакомиться. — Она протянула руку. — Вы кто, если не секрет?
Дориан, с галантностью персонажа, сошедшего с экрана старого кино, взял её руку и коснулся губами её пальцев, заставив Мар слегка опешить.
— Просто коллекционер, мадемуазель. — Произнёс он, его голос был гладким, как шёлк. — И, осмелюсь сказать, близкий друг Лив, восхищённый её талантом, её страстью и, конечно, её знаниями о искусстве.
Мар нарочно задержала взгляд на нём чуть дольше, чем позволяли приличия, и хмыкнула.
— Хм, «друг», конечно, — протянула она, бросив на Лив лукавый взгляд. — Именно поэтому ты, дорогая, похожа на спелую клубнику, да? Всё, не спорь, я уже всё поняла.
Дориан рассмеялся, его смех был лёгким, но глубоким, а Лив почувствовала, как нервозность захлёстывает её с новой силой. Она закусила губу, её взгляд растерянно метнулся в сторону, и Мар, заметив это, тут же сменила тактику, сославшись на желание осмотреть выставку. Она отошла, но, достав телефон, начала что-то быстро печатать, украдкой поглядывая на них, и Лив почувствовала, как по спине пробежала дрожь — не от страха, а от осознания, как близко Мар подобралась к правде, как много она могла почувствовать, и от того, что Лив приходится лгать своей лучшей подруге.
***
Позже, когда толпа чуть рассеялась, Лив вышла на улицу, чтобы подышать. За ней — как тень — вышел Дориан.
— Ты держалась молодцом, — произнёс он, и в его голосе сквозила смесь восхищения и лёгкой насмешки. — Хотя, признаюсь, я ждал, что ты спрячешься в шкафу со швабрами или, на худой конец, опрокинешь на кого-нибудь бокал вина, чтобы сбежать.
— Мне хочется просто исчезнуть, — выдохнула Лив, обхватив себя руками, и посмотрела на него, в её глазах смешались усталость и вызов. — Или действительно залезть в тот самый шкаф. Или выпить целую бутылку вина, чтобы заглушить это всё. А ещё лучше — спросить тебя, Дориан: зачем? Зачем ты здесь, зачем тянешь меня в свои игры, зачем заставляешь меня чувствовать... вот это всё?
Он подошёл ближе, его взгляд стал серьёзнее.
— Потому что ты теперь — часть моего мира. И заметь, это сделал с тобой не я. Это случайность. Я сделал так, что в этом жестоком совпадении ты всё ещё дышишь, так что не стоит так злиться.
Да, я пытаюсь себя развлекать, выводя тебя на эмоции, но при этом, мне кажется, это адекватная цена спасению жизни, малышка. Разве я не прав?
Он склонился к ней, почти касаясь губами её уха:
— И не моя вина, что ты — чертовски интересная. Особенно, когда злишься. Или смущена... Даже не знаю какая из реакций моя любимая.
Лив медленно выдохнула, чувствуя, как внутри всё снова начинает дрожать.
— Ты обещал, что сегодня — только выставка. Без подвохов. Мы можем просто поехать... домой?
— И я сдержал слово. И да, едем. Но помни, что завтра — мой ход.
