Я бросилась на колени, хлопала Вито по щеке, пытаясь привести в чувства. Но он не реагировал. Глаза были закрыты. А капли крови на его шее тут же свернулись и почернели от яда. К счастью, он все еще дышал.
Трастамара подошел ко мне, опустился рядом:
— Не понимаю, что вы пытались выжать из безвыходной ситуации. Твой муж очень изобретателен, я не могу это не признать. Но нас больше. И это весомый аргумент. Это же элементарно…
— Что это за яд?
Трастамара прищелкнул языком:
— Разве это имеет значение? Ты ничего не можешь, ведь он твой муж.
Я прекрасно поняла, что он имел в виду, но эти слова меня уже не смутили. Лишь наполнили совершенно дикой яростью. Я стиснула рукоять пистолета, который все еще зажимала в руке. Молниеносно развернулась и уткнула дуло в грудь Трастамары:
— А так?
Кажется, он, все же, на мгновение удивился. Но это было лишь крошечное замешательство. И на его губах уже расползалась довольная улыбка. Потом раздался знакомый смех, похожий на икоту.
— Пъекгасно, моя доогая сеньоа! Пъекгасно!
Меня передернуло от этого деланного говора. Но Трастамара сам, тут же, переменился, отбросив балаганные ужимки:
— Если ты нажмешь на курок, твоему мужу уже точно никто не поможет. Это редкий яд. Очень редкий. И противоядие — такая же редкость. Но у меня оно есть. Только у меня. Представляешь, какая удача? И я согласен даже потратить его на твоего мужа, если ты станешь сговорчивее.
Казалось, я падала в холодную черную бездну. Трастамара не оставил мне ни единого шанса. Угрожать было бесполезно и глупо.
Из меня будто вынули какой-то стержень.
— Чего вы от меня хотите?
Посланник прищелкнул языком.
— А теперь разве не все равно? Сущую безделицу, которая не будет стоить тебе никаких трудов. Я уже говорил это. Все подробности я сообщу во дворце. И никак иначе.
— Вы обещаете спасти моего мужа?
Трастамара картинно закатил глаза:
— Если ты окажешься сговорчивой, драгоценный супруг вернется в твои нежные объятия. Ну? На мой взгляд, это выгодная сделка… — он посмотрел на распростертую фигуру Вито, — учитывая обстоятельства… И прошу заметить: чем дольше ты тянешь время, моя дорогая, тем становятся меньше шансы твоего драгоценного супруга.
Я порывисто обернулась, чтобы убедиться, что Вито дышит. Посланник воспользовался этой заминкой. Изящно отвел указательным пальцем дуло моего пистолета. Моя рука была слабой и податливой. Потому что все это больше не имело смысла. Нас загнали в угол, и не признать это было совершенной глупостью. Я облизала губы:
— Вы дадите слово, что спасете его? Поклянитесь.
Трастамара блаженно улыбнулся:
— Дам. Клянусь, если угодно. Но все это зависит исключительно от тебя, моя дорогая. Правильно ли я понял, что мы договорились?
Я снова посмотрела на Вито. Его глаза были закрыты, но по лицу пробегала нервная судорога. Оставалось только догадываться, как он страдал.
Я отложила пистолет на траву, стиснула зубы:
— Договорились.
Глава 53
Я представляла себя за огромным стеклом. Словно меня отрезали от нормальной жизни, и я была вынуждена смотреть на нее через преграду из недр дремотного кошмара.
Трастамара учел все. Какое-то время нам пришлось ждать в подлеске у тракта, пока докатит посланная из дворца карета. Она казалась мне тюремной. Короб без гербов, крашеный черным лаком. Я опустилась на жесткое сиденье. Туда же погрузили бесчувственного Вито, и его тяжелая голова лежала у меня на коленях. Посланник уселся напротив, но мне было уже все равно. Трастамара не делал попыток заговорить, и я была этому только рада. Экипаж ужасно трясло на скрипучих петлях, безвольная голова Вито билась в дорожной тряске, и все мои мысли были лишь о том, чтобы хоть немного облегчить его страдания. Я придерживала его голову, заглядывала в лицо, стараясь уловить малейшее движение. Обтирала платком выступившую испарину. Казалось, он полыхал в горячке, мучился в огне. Я почти видела под его кожей языки пламени. Багрово-оранжевые, как пожар. Или это была игра распаленного воображения? Я не могла доверять своим глазам. Перед ними было мутно от беззвучных слез. Я изо всех сил старалась их задавить, чтобы не заметил проклятый посланник, но никак не могла совладать с собой. Не сомневалась, что мои слезы доставят ему отдельное удовольствие. Я слишком отчетливо уловила удовлетворение, с которым тот наслаждался разговором в лесу. Этот ряженый паяц различил все, до вздоха. У него собачий нюх. И, судя по всему, ум ядовитой гадюки. Я сделаю все, что он хочет. И выцарапаю глаза, если он дал ложные клятвы.
Я не смотрела на посланника, не сводила глаз с лица своего мужа, по которому, все так же, время от времени прокатывала нервная судорога. Невольно вспоминала крестьянскую хижину. Большой снег. Снова видела, как Вито бился в колодках, а я вновь и вновь окунала руки в отвар, который драл кожу, чтобы хоть немного облегчить его страдания. Тогда он был просто незнакомцем, а теперь…
Но сейчас я не могла и этого. Я должна была просто смотреть. И терпеть. И это было невыносимо. Бессилие. И абсолютная зависимость от человека, которому нельзя доверять ни на крупицу.
На этот раз мы не въезжали в главные ворота. Экипаж обогнул ограду, протрясся вдоль солнечной липовой рощицы и въехал во дворец через задние ворота. Остановились у хозяйственных флигелей. Должно быть, было около полудня. Бесчувственного Вито положили на носилки, накрыли плащом с головой, как покойника. Я едва не вскрикнула. Хотела отдернуть ткань с его лица, но Трастамара бесцеремонно схватил меня за руку:
— Не надо.
Он не хотел привлекать внимания… И мне пришлось смириться. Когда зашли во флигель, посланника уже не было — я шла в сопровождении охраны. Семенила рядом с носилками, не сводила с них глаз, пыталась уловить под плащом дыхание, но на одном из поворотов сопровождающие преградили мне дорогу. Один из них склонил голову и указал рукой направо:
— Сеньора, вам сюда. Прошу.
— Я пойду с мужем.
— Это невозможно. Мне велено проводить вас. Прошу за мной. У меня приказ.
Я обернулась на удаляющиеся носилки, до боли сжала кулаки, призывая себя к хладнокровию. Мне не позволили даже коснуться его руки… Я должна стерпеть — другого выхода попросту не было. И верить в то, что этот мерзавец Трастамара сдержит слово. Но в груди стало так холодно, что показалось, будто сердце вот-вот застынет и остановится.
Меня привели в довольно сносно обставленную комнату и заперли на ключ. Лязг в замочной скважине смычком пропилил по натянутым нервам. Я огляделась. Стол, стул, кровать без балдахина. Походило на комнату прислуги, если бы не решетки на окнах и еще одна дверь. Я подошла, дернула за ручку — оказалось заперто. Я заглянула в замочную скважину, но увидела лишь кромешную черноту.
Через некоторое время появился охранник и принес поднос с едой. Судя по всему, из дворцовой кухни. Пир горой. Рагу с пряностями, паштет с белым хлебом, жареное мясо. Еще мармелад, сладкий крем и немного вина. И вчерашние пирожки… Но к еде я не притронулась. Даже аппетитные запахи оставили меня равнодушной, словно где-то в груди встала глухая перегородка. Разве можно сейчас думать о еде? А эти пирожки…
Я не могла даже спокойно сидеть, хоть и умирала от усталости. Мерила небольшую комнату нервными шагами. Время от времени останавливалась и прислушивалась. Но ничего не происходило. Почему посланник медлит? Он сам сказал, что время играет против Вито. Чего он ждет? Хотелось верить, что мой муж уже получил противоядие, но это было слишком наивно. Трастамара еще сам не получил от меня то, что хотел. Но что он хотел? Я не пыталась строить догадки, понимая, что, вероятнее всего, все они окажутся слишком далеки от истины. Ответ может дать лишь проклятый посланник.
Я уловила лязг в замочной скважине. Но не со стороны коридора, а со стороны второй двери. Поспешно обошла стол, чтобы он оказался преградой между мною и тем, кто войдет. Впрочем, ждала я лишь одного человека.
