Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

"… а Коля Зять пошёл в десантные войска,

И там, по слухам он вполне нашёл себя…'

И как не удивиться явственной, видной невооружённым глазом аналогии с не менее любимыми мною Стругацкими — «…Последние схватки, последние путчи, особенно беспощадные, потому что последние. Уголовники, озверелое от безделья офицерье, всякая сволочь из бывших разведок и контрразведок, наскучившая однообразием экономического шпионажа, взалкавшая власти. Пришлось вернуться из космоса, выйти из заводов и лабораторий, вернуть в строй солдат…»

Не вполне точное сравнение, разумеется, но что-то общее есть, и его ох, как немало… Интересно, а что сказали бы сами авторы «Хищных вещей века» на этот счёт? И ведь наверняка что-то скажут, благо оба живы и не собираются оставлять литературу…

Только почему-то меня совершенно не тянет идти по стопам Жилина — может, из-за того, что в «той, другой» жизни насмотрелся на всё это, нахлебался ситечком? И не только по телевизору, но и непосредственно «на местах» — недолгая карьера журналиста в горячих точках обогатила меня массой впечатлений, и обновлять их я не собираюсь…

А вот у Кулябьева такого выбора, похоже, не было — или был, и он сделал его сознательно, подобно хулигану и грозе московских дворов из «Волейбола на Сретенке». Я сложил газету и положил её на столик. Ладно, у каждого свой путь в этой жизни — и раз уж мне довелось выбирать его повторно, кто, скажите, бросит мне упрёк, что я предпочёл лестницу, по которой можно, пусть с трудом, пусть спотыкаясь, оскальзываясь, набивая шишки, но подниматься к звёздам, вместо того, чтобы брести по кривой, неверной тропке назад, в кровавое болото оставленной реальности?..

Браслет на запястье пискнул — полдень. Часы на станции были выставлены по единому времени Внеземелья, что соответствовало земному, на меридиане Гринвича — традиция, заимствованная у мореплавателей. Ещё полчаса, и надо идти в ангар. Собственно, особых дел в эту смену ожидается, из пяти имеющихся буксировщиков сегодня задействованы только два, и ещё один, мой «суперкраб», находится в резерве. Если не возникнет какой-нибудь экстренной необходимости, можно вообще не выбираться из корабля — натянуть «Кондор», занять, как полагается, место в ложементе и ждать, слушая эфир. Сегодня наружными работами командует Стивен — техасец прекрасно справляется с обязанностями диспетчера и руководителя полётов, мешать ему не стоит. Пожалуй, прикинул я, стоит наведаться в грузовой отсек, проследить, как идёт погрузка полигимния. Горные разработки набрали неожиданно высокий темп, грузовых контейнеров не хватает, и Поляков распорядился поместить добытый сверхтяжёлый в один из внешних резервных отсеков — навалом, словно уголь в вагоны на железнодорожной станции. «Арго», объяснил капитан, пойдёт отсюда к Марсу — так стоит ли возиться с перегрузками, когда можно будет попросту отсоединить шар грузового отсека от корабля и оттащить его на буксире к Деймосу, а уж там пусть сотрудники Леднёва разбираются, как его употребить…

Что до загруженных контейнеров — с Земли получено распоряжение никуда пока их не отправлять, ограничившись посланными на Деймос двумястами килограммами. По прибытии же на орбиту Луны (туда мы отправимся после остановки у Марса) — передать их на специально устроенный вблизи станции Ловелл склад. Во всей этой суете чем дальше, чем отчётливее обозначалась чья-то умелая рука — и я догадывался, чья именно. Понять бы ещё, что знает о полигимнии дражайший наш Евгений Петрович, он же И. О. О. — что-то такое, о чём не догадывается даже Леднёв, более других заинтересованный в сверхэкзотическом элементе и считающий часы до того момента, когда сможет взяться за него всерьёз. Валера, похоже, смирился с запретом проводить исследования на Земле, и тратит свою неуёмную энергию на оборудование лаборатории на спутнике Марса. Из письма, полученного от Юльки (оно пришло сегодня утром вместе с пачкой газет и журналов, доставленных грузовым лихтером через «батут») я знал, что вместе с Валерой на «Деймосе-2» работает и Влада Штарёва. Те кто прочил девушке большое будущее в математике не ошиблись — разработанная ею вычислительная модель легла в основу новой экспериментальной программы Леднёва, и Юлька (в отличие от меня она превосходно разбирается в таких вещах) пишет, что Валера и сам не вполне понимает все математические тонкости и вынужден целиком полагаться на помощницу.

Под столом раздалось короткое «мяв», о колено что-то потёрлось. Я опустил руку, и кот Шуша с готовностью выгнулся, подставляя спину под мои пальцы. Пришлось приласкать серого, за что я был вознаграждён довольным урчаньем — хвостатый космонавт делал ежедневный обход отсеков, получая от каждого встречного порцию ласк. Что ж, кот верно понимает свои обязанности — одно его присутствие, не говоря уж о прикосновении к мягкой шёрстке, способно снять накапливающееся напряжение. Хотя, я бы предпочёл Бритьку — собака дожидается на Земле, чередуя прогулки по Воронцовским прудам с нечастыми вылазками в Запрудню, на утиную тягу или вальдшнепиную охоту. Родители писали, что у зверюги в последнее время возникли проблемы с суставами задних лап — всё же, десять лет, возраст вполне солидный для ретривера, — и ветеринар намекнул, что пониженная сила тяжести пойдёт ей на пользу. Что ж, надо в следующий раз взять её с собой. Кот — это, конечно, хорошо, особенно такой ласковый как Шуша — но в плане воздействия на душевную атмосферу корабля до собаки ему всё же далеко. Впрочем, не стоит делиться этим соображением с Олей Молодых или другим нашим убеждённым кошатником, планетологом Денисом Шадриным. Не оценят и не поймут.

Обойтись простой инспекцией — ну-ка, парни, как там у вас успехи? — не получилось. Помните, я сравнивал процесс перемещения полигимния в грузовой отсек с погрузкой угля? Так вот это ошибка, тем, кто насыпал «чёрное золото» в вагоны приходилось не в пример легче. Да, здесь нет силы тяжести — однако, инерцию никто не отменял, и новоиспечённым грузчикам приходилось нелегко. К тому же у них не было ни лопат, но ломов — только тросики и куски грузовых сетей, — да и осваивать архаические методы погрузочно-разгрузочных работ приходилось на ходу, в невесомости, ежесекундно рискуя оказаться между стальной переборкой и чудовищно тяжёлым обломком полигимния размером не больше обыкновенного ведра, но инерцией не уступающего легковому автомобилю. Его острые грани которого способны разорвать «Скворец» как бумагу. Да, именно так: те, кто принимал глыбы полигимния внутри грузового отсека, работали в гермокостюмах. Это, разумеется, было вопиющим, злостным и циничным (нужное подчеркнуть) нарушением всех и всяческих инструкций, о чём я немедленно им и сообщил, не стесняясь я выражениях. Ребята слегка обалдели от такого напора — все давно привыкли что я избегаю ненормативной лексики, да и у других не одобряю — и посоветовали вместо того, чтобы дергать и без того уставших людей, самому облачиться в вакуум-скафандр и попробовать следовать вышеупомянутым инструкциям. Пришлось сменить «Скворец» на «Пустельгу» (какой я начальник, если не могу вдохновить подчинённых личным примером?) — и спустя каких-то пять минут убедился в бессмысленности этой затеи.

В итоге все вернулись к прежнему порядку работ, нарушенному моим появлением: Буксировщик подтаскивал к грузовому отсеку решетчатую клеть с добытым полигимнием, два человека, облачённые в вакуум-скафандры, извлекали сверкающие острыми гранями обломки и со всеми предосторожностями подавали их внутрь, через круглый люк. Внутри их принимали и закрепляли при помощи обрезков стальных тросов — обычных сетей из нейлоновых лент, служащих обычно для фиксации грузов было недостаточно. При любом резком маневре куски полигимния с их чудовищной инерцией разорвут ненадёжные путы и продолжат движение, сминая, как жестяные консервные банки, переборки.