Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

— Может, на камбузе посмотреть? — Мира дёрнула Юрку за рукав. — Я после концерта туда заходила, девчонки тортик испекли — и видела в стенных нишах три гермокостюма. Может, их никто оттуда не забрал?

Кащей хлопнул себя ладонью по лбу — ну конечно, как он мог забыть? Резервные «Скворцы» имеются не только на камбузе. Они есть и в медотсеке, и в диспетчерской, и на мостике — везде, где люди находятся постоянно и могут оказаться там запертыми в случае аварийной разгерметизации — и об этом, конечно, известно любому на станции. А он ещё упрекал Миру в пренебрежении инструкциями… болван, кретин, самовлюблённый осёл!

Но сейчас не время предаваться самобичеванию. По коридору прогрохотали башмаки, в проёме двери мелькнуло оранжевое — опоздавшие, облачённые, как положено, в «Скворцы», торопятся к ангару. Юрка схватил Миру за локоть.

— Умница ты моя! Побежали скорее, а то и правда, опоздаем на автобус, придётся добираться до 'Скъяпарелли на своих двоих!..

Мира слабо улыбнулась.

— Теперь я спокойна. Раз ты ещё в состоянии шутить — значит, всё обойдётся.

Он отобрал у Миры футляр со скрипкой — девушка неохотно рассталась со своим сокровищем, — и они побежали по коридору в сторону камбуза. Предстояло преодолеть около четверти кольцеобразного коридора, и Юрка изо всех сил стараясь не думать о том, что будет, если один из обломков Деймоса прямо сейчас угодит в «бублик» станции. Конечно, её внешний панцирь имеет в толщину не меньше трёх сантиметров — и это три сантиметра катаной стали, не чета алюминиевой фольге, из которой делали когда-то обшивку «Салютов» и «Скайлэбов» — но и противостоять придётся не одиночным пылинкам, а угловатым каменным глыбам, несущимся со скоростью десятков километров в секунду. Юрка не испытывал иллюзий — противостоять таким ударам не смогла бы даже броня сверхдредноутов, и им с Мирой сильно повезёт, если не придётся умирать от удушья и декомпрессии после того, как их, беспомощные, кувыркающиеся, словно марионетки с обрезанными нитями, тела вынесет из пробоины в открытый космос…

Первый камень ударил по корпусу станции, когда они почти добрались до жилого «бублика». Оглушительный скрежет, толчок, от которого оба полетели с ног, свет погас, мигнул, снова погас, и лампочки загорелись, но уже не привычно-белым, а тускло, жёлто, едва заметно пульсируя.

— Переключились на аварийный контур… — прохрипела Влада. — Всё, приехали. В полу люк, открывай, будем выбираться…

Сбивая пальцы в кровь, они подняли обрезиненную панель, кое-как протиснулись в щель между кабиной и дном шахты и выбрались в кольцевой коридор. Здесь уже никого не было; панели дневного света по-прежнему ровно светились, надрывался ревун, и тревожный магнитофонный голос повторял призывы облачиться в гермокостюмы и действовать по плану эвакуации номер…

Что требовал этот план, куда следовало бежать — Серёжа помнил весьма приблизительно. Поэтому он просто закинул за спину сумку с кубами памяти и вслед за Владой побежал по коридору, по красным стрелкам, нанесённым на пластиковое покрытие пола.

Новый толчок, гораздо сильнее первого, швырнул его на стену. Удары сыпались один за другим; корпус станции гудел гигантским барабаном, палуба под ногами ходила ходуном. Серёжа поднялся, хватаясь за прикреплённый к стене поручень, и от очередного толчка снова полетел с ног. Спутница его каким-то немыслимым образом ухитрилась устоять на ногах; стена впереди смялась гармошкой, металл лопнул, и из разошедшейся трещины в лицо ей ударила белёсая струя. Коридор мгновенно заполнил обжигающе-холодный туман, и Серёжа, сколько ни шарил перед собой вытянутыми руками, никак не мог нащупать в ледяной пелене катающуюся по полу, вопящую от нестерпимой боли Владу…

VI

В 20.39 по единому времени Внеземелья крупный обломок снёс двенадцатиметровую секцию жилого кольца — по счастью, на противоположной от ангаров стороне станционного бублика. То, что ещё уцелело от системы телеметрии, захлёбывалось паническими сообщениями — контур охлаждения реактора отключился, температура в активной зоне стремительно росла, экстренный сброс графитовых стержней не привёл к желаемым результатам. Двое инженеров-энергетиков, запершихся в контрольной комнате, (крошечном, два на три метра, заставленном приборами закутке, оснащённом гермодверью) и пытавшихся оттуда наладить дистанционный контроль над агонизирующей энергосистемой, давали не более получаса до взрыва реактора — при условии, что не будет новых попаданий по секции охладителей. Пока проносило — но в другие части станции стремительно летящие обломки планетоида били с завидной регулярностью.

Один из них в 21.07. угодил в створки ангара и проделал в них полуметровую дыру. Находящимся внутри людям — около пятидесяти человек, все, кто смог добраться туда своими силами, — пробоина не угрожала. В ангаре и так был вакуум, а вот приводной механизм створок, успевших к тому моменту раскрыться едва ли на треть, вышел из строя. Образовавшегося четырёхметрового просвета было явно недостаточно для выхода наружу челнока, и распоряжавшийся в ангаре главный инженер «Деймоса-2» Власьев после нескольких отчаянных попыток оживить электрические цепи, принял решение экстренно отстрелить обе створки (конструкция ангара предусматривала и такую возможность) и собственноручно замкнул рубильник. Это произошло в 20.47 — Юрка точно засёк время по экранчику на рукаве своего «Скворца». Ангар тряхнуло, выходной люк — прямоугольник высотой пять с половиной и шириной восемь метров — оконтурился вспышками, массивная конструкция отделилась от корпуса и, медленно вращаясь, поплыла прочь. Оставшимся в ангаре людям открылось потрясающее зрелище — кирпично-красный шар Марса на фоне чёрной пустоты, и между ним и станцией — буроватое прозрачное облако, в котором угадывались тёмные пятна размером от теннисного мяча до едва различимой крупинки — всё, что осталось от незадачливого планетоида.

Несмотря на трижды повторённое предупреждение, для многих отстрел люка оказался неожиданностью, и не сказать, чтобы приятной. Сильнейший толчок сбил людей с ног, и двое не успевших закрепиться, улетели в открывшийся проём. Один успел схватиться за размотавшийся кабель, и его общими усилиями втянули назад, в ангар; другой же, не такой везучий, так и улетел в пустоту, и Юрка провожал взглядом кувыркающуюся на фоне звёзд оранжевую фигурку с белой головой, пока окончательно не потерял её из виду.

Помочь несчастному было невозможно. Из шести стоявших в ангаре буксировщиков исправны были только четыре — два «омара» и два «краба», да и тем требовалось не меньше четверти часа для подготовки к вылету. Юрка дождался старта челнока (в него, как в консервную банку, набилось два с половиной десятка человек) и помахал вслед рукой, надеясь, что Мира заметит его прощальный жест. Перед тем, как чуть ли не силой запихнуть девушку вместе со скрипичным футляром в корабль, он обнял её, ткнувшись вместо поцелуя забралом в шлем её «Скворца» и шепнул, что они скоро обязательно встретятся. Теперь нужно было воплотить это обещание в жизнь, и Юрка отнюдь не был уверен, что это получится сделать.

Из двадцати трёх человек, оставшихся в ангаре, только трое были облачены в вакуум-скафандры (ещё три находились в мастерской, на профилактическом обслуживании, и добраться до них не было никакой возможности), остальные обходились гермокостюмами. В чемоданчиках жизнеобеспечения содержался запас кислорода примерно на полчаса; имелись и запасные баллоны в количестве пяти штук, так что следовало поторапливаться. При этом нельзя было забывать о неумолимо тикающем «обратном отсчёте» до взрыва реактора, как и об энергетиках, запертых в контрольном закутке. У Этих двоих не было даже «Скворцов», и как они доберутся до спасительных «омаров» с их герметичными кокпитами, Юрка решительно не представлял.