В динамике зашипело.
— Кащеев, готовность?
— Всё пучком, Андрюх! — жизнерадостно гаркнул Юрка. — Кони пьяны, хлопцы запряжёны, пушки заряжены картечью и брандскугелями. Можно воевать!
— Шутить потом будешь… — в голосе Полякова звучало неудовольствие легкомысленным поведением старого друга. — Лестев, что у вас?
— Порядок, Андрей Львович! — отозвался Серёжа. — Готов к стрельбе. Дистанция, правда, великовата, только бомбозонды зря расстреляем.
— У нас их достаточно. — сухо ответил капитан. — А дистанция — да, вижу, десять с половиной километров и сокращается…
От осознания того, что картинка с пульта наведения идёт и на мостик, так что Поляков не хуже его видит предстоящее «поле боя» и может корректировать стрельбу, Серёже сразу стало легче.
В наушниках снова зашипело.
— Лестев, слышите? По моей команде открывайте огонь. Время подлёта бомбозондов — семь-восемь секунд, не попадёте, так хоть пристреляетесь. Готовы? На счёт «три» — ноль… один… два…
VIII
Ду-ду-дут!
Происходящее на экране напомнило Серёже американские игровые автоматы «Астероиды» — они только недавно появились в СССР, и мальчишки с девчонками, да и взрослые тоже, получили возможность перед киносеансом вволю пострелять ракетами по возникающим на экране угловатым каменным глыбам. При попадании глыбы взрывались, порождая яркую вспышку, а автомат издавал электронный писк, имитирующий взрыв. Серёжа видел такие в фойе кинотеатров — и всякий раз с трудом удержался от соблазна потратить пятнадцатикопеечную монету за несколько минут стрельбы по астероидам, нарисованным пучком электронов на экране лучевой трубки.
Изображение и сейчас было ненастоящим, телевизионным — разве что, жидкокристаллический экран был гораздо совершеннее тех, что стояли в игровых автоматах. А вот каменные глыбы были вполне реальными, как и несущиеся навстречу им бомбозонды. Эти маленькие снаряды имели собственные ракетные двигатели, твердотопливные, оставлявшие на чёрном фоне космоса полупрозрачные, быстро тающие шлейфы. Объектив прицельной камеры был смонтировал в непосредственной близости от амбразуры ПУБЗа и слегка смещался при каждом выстреле — в результате дымные трассы появлялись из-за обреза экрана в разных местах и тянулись навстречу медленно вращающемуся в пустоте обломку. Большая их часть пролетала мимо цели, вспыхивая вдали яркими цветными звёздочками — Юрка-Кащей, заколачивая в приёмник обойму, выставлял взрыватели на минимальную дистанцию подрыва, желая облегчить напарнику процесс наводки. И, то ли это сработало, то ли дело было в обыкновенном везении — но уже четвёртая очередь бомбозондов угодила в самый центр глыбы. Экран на мгновение вспыхнул, почернел, покрылся рябью помех — а когда изображение появилось снова, Серёжа обнаружил, что обломок сместился из перекрестья прицела и медленно дрейфует к краю экрана.
— Отлично, Лестев! — раздалось из динамика. — В яблочко! Этот больше не опасен, пройдёт метрах в ста от нас. Следующий — на шесть-двадцать, дистанция три с половиной километра. И поскорее, а то что-то он уж больно шустрый…
Серёжа задвигал рукоятками, ловя новую цель. Радиодальномер, совмещённый с прицелом, послушно выдал дистанцию — судя по тому, как быстро менялись цифры на крошечном экранчике, скорость этой глыбы была заметно выше.
— Готово! — гаркнул Кащей, и Серёжа, закусив губу, надавил большим пальцем на рубчатую кнопку, встроенную в рукоять вертикальной наводки.
Ду-ду-дут!
— Мажешь, Лестев! — раздалось из динамика. — Выше бери и немного правее!
Лязг позади, новая обойма встала на своё место.
Серёжа поймал себя на мысли, что вот так, наверное, комендоры русских боевых кораблей наводили свои пушки на японские миноносцы — а те раз за разом уклонялись от летящих в них снарядов, и те бесполезно вспенивали воду за кормой, возле бортов, перед острыми форштевнями, не задевая стремительных стальных корпусов…
— Готово!
— Пли!
Ду-ду-дут!
И снова…
Ду-ду-дут!
Ду-ду-дут!
Ду-ду-дут!
* * *
— Лестев, Кащеев, отбой! Задробить стрельбу!
Серёжа усмехнулся этому сугубо военно-морскому обороту — общение с Алексеем Монаховым мало для кого проходило бесследно, в том числе, и для капитана «Зари» — и откинулся на спинку стула. Руки ощутимо тряслись, одежда под гермокостюмом насквозь пропиталась потом. Всё, хватит с меня на сегодня, решительно подумал он, поскорее в каюту, душ и спать… Когда он спал в последний раз? Часов двадцать назад — здесь же, на «Заре», сумел придавить подушку на полчасика перед отбытием на «Деймос-2»…
Позади раздался жестяной дребезг, будто кто-то пинал по асфальту пустую консервную банку. Юрка-Кащей отстёгивал от казённика ПУБЗа парусиновый мешок со стреляными гильзами — не будь этого незамысловатого приспособления, толстенькие латунные цилиндры так и летали бы по «бомбовому погребу» после того, как их выбрасывала наружу отсечка-отражатель. Серёжа припомнил, как Дима Ветров, рассказывал, что раньше на ПУБЗах этого мешка не было, и приходилось после каждой очереди бомбозондов ловить горячие, остро воняющие пороховой гарью гильзы по всему отсеку. После первой же «боевой стрельбы» (они изучали с помощью бомбозондов атмосферу спутника Сатурна, Титана) Дима пожаловался на это неудобство, и Монахов предложил сшить из брезентовых чехлов небольшие длинные мешки. Такие, объяснил он, ещё в Первую Мировую крепили к казённикам авиационных пулемётов, чтобы стреляные гильзы не сыпались куда попало, в том числе, и за шиворот сидящему впереди пилоту…
Серёжа повернулся — в иллюминаторе, на фоне чёрного космоса и куска марсианского диска, высовывающегося из-за обреза большого иллюминатора, расплывалась бледно-бурая полоса пылевого облака. Показалось даже, что он различает в ней крошечные, едва заметные глазу вкрапления — каменные глыбы, вроде тех, которые они только что расстреляли бомбозондами. Но это, конечно, было не так — зрение обманывало, услужливо дополняя картину отсутствующими подробностями.
Люк с шуршанием отполз в сторону, на приборный щиток легли отсветы ламп под потолком кольцевого коридора. Юрка-Кащей прицепил мешок со стреляными гильзами к стеллажу и выплыл наружу.
— Ну что, Соколиный Глаз, пошли на мостик? Можно вертеть на груди дырочки для орденов, имеем полное право. Семь каменюк, как в тире — а ещё не хотел стрелять, упирался!
— И вовсе я не упирался… — попытался протестовать Серёжа, но Юрка уже не слушал.
— Не припоминаешь, был такой американский фильм про высадку в Нормандии в июле сорок четвёртого?.. Черно-белый, ещё шестидесятых годов…
— В июне. — Серёжа нашарил за креслом шлем своего «Скворца» и надел, не опуская забрала. — Союзники высадились в Нормандии шестого июня. А фильм — помню, конечно. «The Longest Day», там ещё Джон Уэйн и Генри Фонда играют…
— Вот-вот, он самый. — кивнул Юрка. — Знаешь, сдаётся мне, что у нас сегодня как раз этот самый длинный день и был…
И он кивнул на экранчик электронных часов. На бледно-зелёном светились светящиеся цифры — «23:59». Мигнули и сменились четырьмя нулями.
— Да… — Серёжа снова посмотрел в иллюминатор, на бледную полосу на фоне бархатно-звёздной черноты. В лучах появившегося из-за диска планеты Солнца — здесь оно было почти вдвое меньше земного, — пыль казалась рыжей. — Да, наконец-то этот день закончился… надеюсь.
