Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

Я засунул дискеты вместе с листками в конверт, заклеил, надписал: «Если не вернёмся — вскрыть через 10 лет. В противном случае передать мне лично в руки». Поставил имя адресата, запечатал личной капитанской печатью. Готово.

Поймите меня правильно: не то, чтобы я не доверял своим близким — отцу, маме, жене — или Командору. Просто… люди слабы, да и мало ли что может случиться? А вот в Евгении нашем Петровиче, он же И. О. О. я уверен — никакие соображения целесообразности, служебной необходимости, любопытства не заставят его надорвать плотную тёмно-жёлтую бумагу конверта, скрывающего самую главную мою тайну…

Бритька наблюдает за моими действиями, лёжа на полу возле койки. Морду она пристроила на вытянутые вперёд лапы и косится на меня снизу вверх. В тёмно-ореховых глазах спокойное сочувствие: «Что, хозяин, трудно тебе? Ну, ничего, немного осталось, потерпи…»

Пора. Конверт я вручу пилоту челнока, который всего через четверть часа отстыкуется от звездолёта. Дальше депеша с официальной почтой отправится на Землю, в королёвский Центр Подготовки, к адресату, и хотелось бы мне увидеть его лицо, когда тот ознакомится с его содержимым… Или ничего особенного не будет, И. О. О. даже не удивится? Мне не раз приходило в голову, этот человек (человек ли? Да ладно, вздор…) видит меня насквозь, и без всяких дневников знает, кто я и откуда пришёл в этот мир. А что, очень может быть, с него станется…

Я потрепал Бритьку по загривку — сиди тут, скоро вернусь! — вышел из каюты и отправился к шлюзам. Пилот уже ждал; кроме него здесь был Юрка-Кащей и Влада, оба с такими же, как у меня, конвертами, разве что потолще. Любопытно, мелькнула мысль, а что за тайны они скрывают? Но нет, разумеется, никаких секретов: Влада собирается переслать в ИКИ последние свои теоретические выкладки, касающиеся предстоящей экспедиции; Юрка же отправляет на Землю утверждённый мною полётный план — параметры предстоящего прыжка, настройки тахионной торпеды, словом, всё, что положено в таких случаях. План был составлен ещё на Земле, за несколько недель до старта, но — так положено, и ни он, ни я не собираемся менять заведённый порядок.

Пилот челнока принял конверты, расписался в подсунутом Юркой журнале (порядок должен быть в каждой мелочи!) по очереди пожал нам руки, повернулся, и потопал в шлюз. Тяжёлый кругляш люка с шипением пневмоцилиндров захлопнулся у него за спиной, отрезая экипаж корабля от последнего человека Земли, которого нам суждено увидеть перед стартом — настоящим стартом! — экспедиции.

Из шлюза я отправился в инженерный отсек. Середа был на месте и отрапортовал о состоянии систем звездолёта. Полный порядок: готовность систем жизнеобеспечения… режим реактора… тахионная торпеда, как предназначенная к пуску, так и резервная, прозвонены всеми положенными тестами, программы введены в бортовые вычислители и боеголовки… Что ж, кто бы сомневался, что у Витьки всё будет чуть лучше, чем безупречно — у него всегда так, а уж сегодня в особенности. Я постоял перед экранами, на которых светились схемы, задал несколько вопросов — сугубо ритуальное действо, не зря же заходил! — и покинул отсек. В каюту до прыжка я больше не вернусь — придётся собаке посидеть под замком. Мало ли, что может случиться, и незачем путаться под ногами у занятых людей…

Цифры на электронном табло бесстрастно отсчитывают минуты и секунды. 18:49:34 по общему времени Внеземелья — до команды «пуск» осталось меньше полуминуты. Ещё можно всё отменить, а вот когда Юркин палец утопит большую красную кнопку на пульте пускового аппарата — будет уже поздно. Какой эффект произведёт порождённый вспышкой тахионной торпеды выброс — затянет корабль в «червоточину», распылит на кварки, сделает что-нибудь ещё — избежать этого мы уже не сможем. Потому и подрагивает рука штурмана на пульте, потому и щекочут мне спину между лопаток ледяные струйки, потому и шевелятся беззвучно губы Влады. Зеленоватые отсветы приборных шкал играют на полированном титане лицевой нашлёпки, отчего вид девушка приобретает несколько зловещий, становясь похожей на неизвестных пока здесь кино-киборгов.

Юрка-Кащей сидит в кресле перед пультом астронавигационного вычислителя — пуск тахионных торпед обычно производится именно отсюда. На ходовом мостике имеется резервный пульт, но сегодня в нём нет необходимости. Мы оба, капитан и руководитель экспедиции, стоим за спинкой кресла и завороженно следим за его ладонью, прикрывшей роковую кнопку.

Кащей, как и мы, в гермокостюме, без шлема, в надвинутом на лицо прозрачном щитке поверх обтягивающего голову капюшона. Такие же прикрывают наши с Владой лица, и это тоже требование инструкции — зеленоватое стекло-хамелеон способно мгновенно темнеть от яркой вспышки — а именно это и случается при срабатывании тахионной торпеды. Вспышку мы увидим не на экране, а вживую, собственными глазами сквозь толстенные стеклянные панели, отделяющие рубку от вынесенных вперёд блоков фотоумножителей и кожуха радара наведения. Сейчас Юрка похож на артиллериста, склонившегося к казённику какого-то фантастического орудия — лёгкое движение ладони, и жерло извергнет сноп убийственных лучей, поток энергии, смертоносный ракетный снаряд, нацеленный…

… знать бы ещё — куда?..

— Десять секунд. — Влада облизнула пересохшие губы. Капитан, решение!

Сквозь три слоя эластичной, пропитанной пластиком, ткани «Скворца» я увидел, как напряглась Юркина спина.

«7»… «6»… «5»… — менялись цифры на табло.

Уже «3».

Уже «2»

Уже «1».

— Торпеда — пуск! — скомандовал я. И не нашёл ничего лучше, чем добавить сакраментальное:

— Поехали!

[1] Вера Полозкова, 2015

VIII

До сих пор мне случалось видеть «Фубуки» только на экране, в виде крошечной чёрточки в чёрной пустоте — или на бумаге, на многочисленных схемах, фотоснимках, иллюстрациях. Творение японских конструкторов не особо напоминало тахионные рейдеры, вроде первой «Зари», американского «Дискавери» или строящегося французского «Фламмариона». Вращающееся кольцо имелось и здесь, но оно было, подобно колесо на ось, насажено на продольную балку несущего корпуса, обвешанную по всей длине цилиндрами и шарами вспомогательных отсеков.

«Батута» в дырке этого бублика не было, как не имелось его и у нас. Исходный проект не предусматривал даже кольцевой секции — её с успехом заменяли пять вращающихся вокруг общей оси цилиндров, в которых и располагались жилые и вспомогательные отсеки. Штурманский был вынесен вперёд на паре цилиндрических балок — с него мы сейчас и наблюдали открывшееся зрелище.

— Откуда он здесь? — наш астронавигатор говорил хриплым шёпотом. — Так не бывает!

Чувство времени в «червоточине» отказывает, и никто из нас не мог сказать, сколько секунд (минут? часов?) прошло с того момента, как стена бурлящей энергии — именно так находящиеся в момент прыжка на мостике воспринимали энергетический выброс, порождённый вспышкой тахионной торпеды — поглотила наш звездолёт, в точности так же, как несколькими годами ранее она поглотила «Фубуки». Влада с Леднёвым оказались правы: импульса, сообщённого нашему кораблю выбросом, не хватило на то, чтобы пройти «червоточину» целиком и выскочить в обычное пространство с другой стороны. Мы зависли где-то посредине — если имеет смысл говорить о «середине» в этом неевклидовом мотке подпространственных макаронин, куда мы угодили по воле… чьей? Видимо, той же неведомой сущности, что забросила сюда японский планетолёт, а потом устроили так, что мы выскочили из прыжка в каких-то двух-трёх десятках километров от него…