Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

Я скосил глаза на указатель давления, закреплённый на запястье скафандра. Так и есть, стрелка в жёлтой зоне…

— На буксировщике есть запасные баллоны, доберёмся на ангаре — сменим. А сейчас в темпе обыскиваем каюту, забираем всё, что тут есть бумажного, дискеты, любые носители информации. Документы Гарнье поищите, наверняка они где-то здесь. Как закончим — навестим мостик, заберём судовой журнал. Может, он поможет понять, что здесь всё-таки произошло?

Табличка на двери каюты сообщала — «Хагиро Йошикава», и всё, без указания должности. В самом деле, кто ещё может обитать по соседству с ходовым мостиком? Как на боевых кораблях — чтобы командир мог явиться туда как можно быстрее и принять командование.

Вакуум-скафандр капитана, как и гермокостюм французского астрофизика, не имел повреждений. Черты его лица не искажал ужас, японец был спокоен, словно медитировал, отрешившись от окружающего мира — всохшие коричневые веки прикрывали глаза, оставляя узкие щёлки, в которых не было ничего, кроме бездонной черноты. Забрало шлема было расколото, по краю щетинились острые зубья кварцевого стекла; несколько осколков свободно дрейфовали по каюте.

— Сам, что ли разбил? — удивился Дима. — Колотился головой об угол стола? Странный способ, проще было шлем снять, как Гарнье…

Под потолком каюты что-то блеснуло. Я протянул руку и поймал парящий в невесомости короткий, слегка изогнутый меч. Вдоль лезвия, даже на вид, бритвенно-острого, бежала цепочка иероглифов. Я прищурился — свет наплечных фар скафандра, отражаясь от зеркально полированной стали, колол глаза.

— Похоже, капитан воспользовался вот этим. Самурай, однако…

Кроме меча — такие вот коротышки, парные к длинным катанам, именуются «вакидзаси», — по каюте летала масса всякой мелочи — книги, журналы, авторучки, даже домашние тапочки из толстого войлока. На маленькой полочке стоял под стеклянным колпаком бонсай — крошечное деревце ссохлось в вакууме, листья его, совсем уж микроскопические, коричневыми чешуйками висели на ветках. За иллюминатором — круглым, в бронзовом, под морскую старину ободе — полыхали лиловые зарницы подпространства.

— Лёх, смотри, что я нашёл! — Середа поймал плавающий под потолком чёрный плоский брусок размером с книгу. — Видеокассета! Не VHS-ка, какая-то другая, я таких не видел…

Я принял находку из Витькиных рук. Наклейку на чёрном пластике украшал ряд иероглифов — такие же были на обложке судового журнала, который мы нашли на ходовом мостике.

— Похоже, кассета для внутрикорабельных систем наблюдения и видеосъёмки. Забирай ещё с собой, и видик не забудь, наши под другой тип кассет. На «Заре» в спокойной обстановке просмотрим. И возвращаемся, здесь нам больше нечего делать.

(4−8–8)

IX

— Если не вдаваться в детали, то на «Фубуки» произошло примерно следующее. — сказал Середа. — Всё началось со сбоя в управляющей электронике — они же не ожидали, что попадут в «червоточину», вот и не успели врубить экранировку. У японцев полно деликатной полупроводниковой и компьютерной аппаратуры, и она не выдержала энергетического импульса при выбросе тахионного поля «сверхобруча». И когда экипаж пришёл в себя, большая часть бортовых систем не действовала, и среди прочего — оба контура охлаждения реактора. Температура в активной зоне стала стремительно расти, реактор пришлось срочно катапультировать. В бортовом журнале зафиксировано, что он взорвался через семь минут после того, как отделился от планетолёта. Жёсткое излучение и электромагнитный импульс добили половину уцелевшей электроники, людям тоже досталось. Вот здесь написано, — он провёл пальцем по странице, заполненной по-английски, — что семь человек умерли от лучевой болезни в течение трёх суток, из остальных симптомы наблюдались у половины, включая и капитана Йошикаву.

Витька кивнул на иллюминатор, за которым на фоне сполохов подпространства висел японский планетолёт. До него от «Зари» на глаз было километра три, не больше, но это ровным счётом ничего не значило. Судя по расходу топлива, во время давешнего перелёта туда и обратно «суперкраб» преодолел не меньше двадцати километров; показания же дальномеров, что оптических, что радиолокационных, что лазерных, давали, по образному выражению Юрки-Кащея «среднегодовую температуру за позапрошлый год». Подпространство, что вы хотите…

— Нетрудно заметить, что внешние повреждения «Фубуки» не так уж и велики. — продолжил Середа. — Повреждена часть хвостовых вспомогательных отсеков в корме, но не сильно, мы это даже не сразу заметили. Ну и сам реактор, конечно… Но самое скверное не в повреждениях, и даже не в лучевой болезни. Вместе с реактором корабль лишился практически всей энергии, а это сами понимаете, что означает…

Присутствующие закивали. Каждый из нас знал, порой из горького опыта, что остаться на космическом корабле без электроэнергии, означает гибель, столь же верную, как при разгерметизации.

— Немногое давали фотоэлементные батареи, но крохи, крохи — здесь вам не орбита Земли или даже Марса…

Я согласно хмыкнул. Витька прав, судя по показаниям приборов, эффективность фотоэлементов в подпространстве упала процентов на девяносто пять.

— Оставались резервные водородные элементы для буксировщиков и аккумуляторные батареи. Энергии, которую можно были выжать из них, едва-едва хватило бы для систем регенерации и обогрева части жилых помещений в течение пары недель. После этого неизбежно наступил бы конец — помощи ждать было неоткуда, и Йошикава понимал это лучше кого бы то ни было. Надеяться оставалось лишь на то, что Гарнье что-нибудь придумает, перепрограммирует как-то тахионные торпеды — их на «Фубуки» оставалось ещё пять штук.

— Как он мог это сделать? — удивился Довжанский. — Тогда никто и понятия не имел, что подобные вещи возможны! Леднёв разработал свою теорию только через год после исчезновения «Фубуки». К тому же — откуда у них полигимний?

— Гарнье не зря считали гением. — негромко сказала Влада. — Что бы ни говорил Валерка, нам до француза было очень далеко. Похоже, он нашёл способ… или полагал, что нашёл.

— В любом случае, Гарнье для осуществления его замысла требовалась энергия, и немало — а почти вся она уходила на поддержание существования уцелевших. Если верить бортовому журналу — капитан аккуратно, до самого конца вёл записи, — сначала они собирались отключить системы регенерации и обогрева отсеков.

— А что, нормальный ход. — согласился Дима. — Собирались протянуть, пока не будет найден какой-нибудь выход. Тяжело, конечно, зато надежда…

Середа пожал плечами.

— Если кто-то и надеялся, то зря. Батареи скафандров и кейсов жизнеобеспечения гермокостюмов тоже ведь нужно подзаряжать, а Гарнье требовалась вся энергия, до последнего ватта. И тогда японский капитан принял страшное решение. Он отобрал несколько человек, троих или четверых, в чьей лояльности был уверен. Гарнье, разумеется, был в их числе, а вот англичанин Хадсон, о нём ещё Стивен рассказывал, в списках не значился. Остаётся только гадать, как Йошикава заставил экипаж собраться в ангаре. Ясно, что все они были без гермокостюмов — во всех вскрытых каютах те оказались на своих местах, и основные, и резервные. Системы регенерации к тому моменту ещё действовали, хотя и лишь на треть мощности, воздух в корабле был пригоден для дыхания, и подозрений распоряжение капитана не вызвало. А потом стало поздно — помощники Йошикавы заклинили двери, ведущие в коридор, а сам он подал с мостика команду на открытие внешних створок ангара. Люди осознали, что попали в ловушку, стали колотить в двери, попытались взломать шкафчики с гермокостюмами — но было уже поздно. Вот, смотрите…