Дариэн посмотрел на таракана, восседающего на моём плече с видом главного инспектора по тишине.
— Очень разумный взгляд. Кстати… — он наклонился чуть ближе, и в его голосе появилась лёгкая, почти шаловливая нотка, — если вдруг захочешь устроить премьеру второй части… я всегда готов быть в первом ряду. Без голограмм. Только ты и я. И, может быть, чашка чего-нибудь, что не шевелится.
Я почувствовала, как уши слегка покраснели.
— Вы, капитан, опасный человек. Особенно когда обещаете еду, которая ведёт себя прилично.
— Зато я не обещаю шарфов, — заявил он с лёгкой усмешкой. — Хотя… если бы умел вязать, начал бы с твоего размера.
Я улыбнулась — но тут же села прямо.
— Капитан… Дариэн. Я хотела спросить… про Элиона. Того, кто в сердце корабля. Как так получилось, что он там? Это… нормально? Или это какая-то древняя ловушка, из которой он не может выбраться?
Дариэн замер. Сиреневый свет в глазах стал чуть глубже, казалось он взвешивал не слова, а последствия.
— Он не в ловушке, — тихо поведал он. — Он добровольно стал ядром «Белой Тени». Его народ… они не могут быть рядом друг с другом. А такое существование это его спасение. И, заодно, наша навигация. Вопрос откуда ТЫ знаешь про Элиона?
—Это не важно, — отмахнулась я.
— А он может знать что-то про облако? Потому что… я чувствую его. Оно не дремлет. Оно движется. Прямо сюда. Мы не можем просто сидеть и обсуждать, кто лучше вяжет шарфы! Надо уходить. Или действовать. Но для этого нужны подсказки. А он — единственный, кто говорит как, видевший гибель звёзд и всё ещё помнящий вкус первого сна.
Дариэн посмотрел на меня с новым интересом.
— Ты… чувствуешь облако?
— Чувствую пульс. Чувствую оно дышит за стеной реальности. И если мы не найдём тех, кого ищет посол… оно поглотит всё. Даже ваш «свет изнутри».
Капитан помолчал.
— Элион, возможно, знает. Но поговорить с ним… сложно. Туда нет прохода для живых. Стены пропускают только нематериальное. Мы пробовали сканеры, дроны, даже мысленный контакт через Лиру — ничего не доходит. Только он сам решает, кого впустить.
— А я уже была там, — заявила я. — В виде… духа. Призрака. Чего-то между. Просто… случайно. Когда потеряла сознание в камере от вселенского голода. Но теперь надо научиться это делать по своей воле. Не когда мое тело решит, а когда я решу. Случайный выход из тела не считается умением.
Дариэн приподнял бровь.
— Ты хочешь научиться отпускать тело, что бы пообщаться с Элионом? Это опасно, Фэй. Многие так и не вернулись.
— Ну, я же вернулась! — возразила я. — Правда, чуть не устроила душевую катастрофу… но это другая история. Главное — я могу. Значит, надо учиться.
— Только… — я поморщилась, — каждый раз, когда я слишком напрягаюсь, пытаясь «выйти из тела»… я пукаю. Серьёзно. Видимо мой кишечник тоже пытается стать нематериальным.
Дариэн сначала замер.
Потом — рассмеялся. Не громко, но искренне. Сиреневые глаза засветились, как закат над родной планетой.
Смех стих, и капитан заговорил тише…
— Космическая бездна, Фэй, ты само очарование!
Тогда, — сказал он, всё ещё улыбаясь, — советую тренироваться в пустой комнате. А я поговорю с Лирой. Может, её кровь поможет тебе… выйти тише. Кровь сильванов содержит энзимы, усиливающие нейропластичность.
Он кивнул — уже не как флиртующий красавец, а как капитан, который понял: перед ним не просто «почти человек». Перед ним — курьер с тараканом и проблемами с гравитацией в кишечнике. И, возможно, последняя надежда.
Но за этой шутливой маской читалась серьёзность момента. Дариэн не просто подбадривал — он оценивал. Взвешивал риски. И всё же склонялся к тому, чтобы дать мне шанс. Потому что других шансов у нас, похоже, не осталось.
Дариэн помолчал, взвешивая слова.
— Знаешь, Фэй, история Элиона — это и история его народа. — Аэтерны появились на заре времён, когда космос ещё не знал границ. Они не строили городов — они становились городами. Не создавали корабли — они были кораблями. Их тела содержали микроскопические ядра звёздного вещества, и потому двое из них не могли находиться рядом: пространство между ними рвалось, как ткань, не выдержавшая веса двух солнц.
Я хмыкнула:
— То есть они были как я после экспериментального протеинового батончика — опасны для окружающих?
Дариэн едва заметно улыбнулся:
— В каком-то смысле. Со временем одиночество стало их проклятием. Элион нашёл выход: он соединился с «Белой Тенью» — кораблём, который смог вместить его сознание. Теперь он — сердце корабля. Но это не просто метафора: он действительно управляет системами, помнит маршруты, чувствует корабль как собственное тело.
— Но он же говорил со мной! — возразила я. — Нормально, словами. Без туманных образов и мистических откровений.
— Именно, — согласился Дариэн. — В этом его уникальность. Большинство аэтернов, пытаясь сохранить память народа, терялись в ней. Элион сумел удержать баланс: он помнит всё, но остаётся собой. Он может говорить, а может показывать — зависит от того, с кем общается и что хочет донести.
— Тогда почему все делают такое загадочное лицо, когда речь заходит о разговоре с ним?
— Потому что он не библиотека, а живой разум. Он не выдаёт ответы по запросу. Иногда ему нужно время, чтобы сформулировать мысль. Иногда он говорит загадками, потому что сам ещё не до конца понял, что помнит. А иногда… — Дариэн замялся, — он может случайно утянуть собеседника в глубины своей памяти. Там легко потеряться.
— Как это?
— Представь, что ты вдруг начинаешь помнить чужую жизнь. Не как рассказ, а как собственный опыт. Чужие чувства становятся твоими, чужие воспоминания — частью твоей личности. Для обычного человека это слишком.
Я поежилась:
— Звучит неприятно.
— Поэтому я предупреждаю. Многие пытались поговорить с ним и не вернулись. Не физически — ментально. Они остались там, в его сознании, став частью его памяти.
— И вы всё равно хотите, чтобы я попробовала?
— Хочу. Ты уже общалась с ним и вернулась. Ты понимаешь его язык — не тот, что состоит из слов, а тот, что строится на интуиции. Ты задаёшь вопросы, а он отвечает. Это редкий дар.
— Или редкий недостаток, — буркнула я. — Ладно, допустим. Что дальше?
— Завтра Лира даст тебе свою кровь. Она уже помогала тебе расширить сознание — теперь это позволит настроиться на волну Элиона. Ты сможешь говорить с ним яснее, задавать конкретные вопросы. Но помни: даже если разговор пойдёт не по плану, мы будем рядом. Лира, Риэль и я — мы не дадим тебе потеряться.
— «Не дадим потеряться» звучит как обещание, которое сложно выполнить, когда речь идёт о чужих воспоминаниях.
— Знаю. Но мы попробуем. Главное — ты должна хотеть вернуться. Держись за то, что делает тебя тобой: за свои странности, за таракана на плече, за неумение нормально варить кофе. Это и будет твоя верёвка.
Я фыркнула:
— Верёвка из тараканов и кофейных неудач. Отличный спасательный трос.
Дариэн наконец улыбнулся по-настоящему:
— Именно. Держись за него крепче. С тобой никогда не скучно, Фэй. Отдыхай. Завтра — первый шаг.
Он вышел.
Я откинулась на кушетку.
Гагарин подполз, посмотрел на меня и медленно, с сарказмом, сложил передние лапки.
«Героиня галактики, — говорил его жест, — и твой первый шаг к спасению миров — научиться не пука́ть при трансцендентном выходе».
— Заткнись! — разозлилась я. — Ты хоть раз пробовал покинуть тело? Вот и не лезь со своим мнением.
Но в животе уже снова начало бурлить.
Облако приближалось.
А я — всё ещё не умела исчезать тихо.
