Корв медленно опустил руку.
Посмотрел на меня.
— Ты была у Элиона?
— Была. И да, я научилась развоплощаться САМА и без пуканья. Сегодня удачный день.
— БЕЗ ПУКАНЬЯ?! — переспросил он, и его глаза расширились. — Ты серьёзно?!
— Ну вроде как да…Хотя… если ты не перестанешь стоять полуголым, я могу снова исчезнуть. И на этот раз — надолго.
Он резко схватил рубашку и натянул её. Боится, что я увижу ещё что-нибудь опасное — например, татуировку на рёбрах: символ клана Огненных Рогов?
— Уходи, — буркнул он, не глядя на меня. — Передай Дариэну. Пусть готовит прыжок.
Его хвост нервно постукивал по бедру — единственный признак того, что он всё ещё взбудоражен. Потом он резко выдохнул, провёл рукой по лицу и наконец поднял глаза. В них уже не было ярости — только усталость и что-то похожее на благодарность.
— И… спасибо, что пришла, — добавил он тише.
Я улыбнулась.
— В следующий раз постучусь. Обещаю. Хотя… если ты снова будешь чистить рога — я, может, и не удержусь.
Он скривился — но на этот раз без злобы.
А когда я вышла (уже через дверь — для приличия), я услышала, как он тихо прошептал:
— Без пуканья… — и рассмеялся.
По-настоящему. Впервые.
Я пошла по коридору, чувствуя, как пульс облака приближается.
Но теперь я знала: У нас есть план, а это уже пол дела.
Даже если мой главный союзник — шварх, который визжит, как девчонка, и прячет свою лавандовую салфетку под подушку.
А где-то в каюте Гагарин уже начал составлять список:
«Что делать, если твоя хозяйка влюбляется в рогатого громилу:
1. Отключить все камеры.
2. Спрятать лавандовую салфетку.
3. Начать учить её исчезать БЕЗ пуканья. Навсегда.
4. Убедиться, что татуировка — не неё имя. (Пока не поздно.)»
Глава десятая. Три парсека в никуда.
Подготовка к прыжку шла в напряжённой тишине.
Не той, что бывает перед бурей, а той, что уже внутри бури, но все делают вид, что дышат ровно.
На мостике «Белой Тени» собрались все, кто имел право быть при прыжке через Разлом Слезы — зону, где пространство истончено до прозрачности, а время течёт не линейно, а вспышками, как пульс умирающей звезды.
---
Вот они МЫ.
Дариэн — капитан. Шварх из клана Сиреневых Вихрей — редкой ветви, где сила выражается не в гневе, а в сдержанности.
Лира — старпом. Сильванка с планеты Элис-Тор, где все рождаются слепыми, но видят душу мира. Её народ был уничтожен, когда корпорация «Звёздный Урожай» высушила ядро планеты ради редкого кристалла.
Риэль — исследователь разума. С планеты Ксаар, где дети учатся читать мысли до того, как научатся говорить.
Корв — начальник охраны. Из клана Огненных Рогов. Его сила — в ярости, но его боль — в одиночестве. Он вырос в боевой школе, где слабость каралась изгнанием.
Фэй — переводчик. С Луны-3. Двадцать лет провела на периферии, переводя инструкции к унитазам и дипломатические ноты от грибных симбионтов. Никто никогда не спрашивал: «Ты ела?» Только: «Переведи это. Быстро».
***
— Прыжок через три… два… один…
Корабль вошёл в искривление — мягко, как нож в тёплое масло.
Но на середине пути — реальность моргнула.
Сначала всё шло ровно: свет пульсировал в такт двигателям, а голос Дариэна звучал чётко. Но на середине пути…
…пространство дрогнуло. Свет замерцал, как неисправная голограмма. Голос капитана растянулся в эхо: «Пры-ы-ы-жок…».
Стены поплыли.
Цвета потеряли названия.
Время стало лужей, где все моменты — прошлое, будущее, «что если» — смешались в одно.
Я вспомнила, как Лира говорила перед стартом: «Разлом Слезы вытягивает то, что ты прячешь». Тогда я не придала значения. Теперь поняла — слишком поздно.
Потому что начались наши глюки.
Лира
Она увидела Элис-Тор — не как на голокартах, а как было:
кристаллические деревья, поющие на ветру,поющие низким, вибрирующим звуком,
реки из жидкого света, текущие вверх, их сияние обжигало глаза, но она не отворачивалась,
дети, сидящие в кругу, делящиеся снами через прикосновение лбов.
Потом — день гибели.
Небо почернело.
Земля задрожала, как раненое животное.
Её мать держала её за руку и шептала:
— «Беги, дочь. Помни нас сердцем».
Лира протянула руку к матери —
но вспомнила: Сильваны не плачут.
Она сжала кулаки, впившись ногтями в ладони.
Кожа треснула, выступила капля крови — но это не боль, а память.
Слеза упала на пол — и звенела, как разбитый колокол на полуразрушенной башне..
Она не подняла её. Просто вернулась к пульту.
Риэль
Он увидел дом на Ксааре:
стены из живого мха, пахнущего дождём и древностью, потолок — прозрачный, чтобы видеть звёзды,а в углу — брат, сидящий в кресле, с пустыми глазами.
Тогда, в день трагедии, Риэль хотел показать брату самый красивый сон: полёт над океаном из света. Но его разум был слишком силён. Он забрал сон — и оставил пустоту.
Сейчас брат поднял руку — и улыбнулся.
— «Ты не виноват, — улыбнулся он. — Я всё ещё здесь. Просто… иначе ».
Риэль хотел закричать: «Прости!» — но слова застряли в горле. Потом — смех. Звонкий, как хрусталь, из которого когда-то делали музыкальные инструменты на Ксааре.
Достал из кармана игрушечного дрона и положил на панель. Чешуйки на его руках дрожали, отражая свет.
Дариэн
Он увидел мать — такой как она была в последний день:
в капитанской форме, с сиреневыми глазами, полными усталости, но с прямой спиной и твёрдым голосом.
— «Ты выбрал правильно, — вздохнула она. — Даже если это больно».
— Я знаю, мама, — ответил он.
Он не плакал. Не дрожал. Просто выключил ручное управление, включив автопилот, чтобы не дать кораблю сбиться с курса.
Потому что капитан не плачет. Он держит курс.
Корв
Он увидел себя в боевой школе — мальчишку с треснувшим рогом, стоящего перед зеркалом.
— «Ты слаб, — шептало зеркало его же голосом. — Ты не защитил их. Ни клан. Ни Вейру. Ни даже эту… почти-человечку».
— «Ты думаешь, что сила — в гневе? Нет. Сила — в том, чтобы позволить кому-то стоять рядом. А ты боишься этого больше, чем Пустоты».
Корв сжал челюсти так, что хруст разнёсся по мостику.
— Я не боюсь, — прохрипел он.
— Ты врешь, — ответило отражение. — Ты боишься, что если позволишь ей стоять рядом… ты перестанешь быть один. А одиночество — твоя броня.
Он ударил кулаком по стене. Металл прогнулся, но не сломался — как и он сам.
— Хватит, — прохрипел он. — Мы идём дальше.
Фэй
Я увидела Луну-3: мой модуль, холодный, с запахом водорослей и машинного масла, кофе-автомат в депрессии, три банки водорослей, и Гагарин, сидящий в корпусе коммуникатора, словно ничего не произошло.
— «Останься, — нашептывало эхо. — Тут безопасно. Тут никто не ждёт от тебя спасения миров».
Я шагнула вперёд…
Но тут Гагарин (настоящий, на плече) ущипнул меня за шею.
