— Ты ешь слишком громко.
— А ты стоишь слишком близко к моему подносу — заявила я.
Он фыркнул.
Но уголок рта дёрнулся — быстро, как если бы сам не заметил. Но я вииииидела….
Я доела, откинулась на спинку стула и посмотрела на него с видом «ну что, доволен?».
— Ладно, — объявила я. — Раз я не исчезла, значит, можно идти спать?— Или ты хочешь допрашивать меня посреди ночи?
— Раз уж ты не исчезаешь, будем считать, что ты временно не угроза. Пойдёшь в выделенную каюту. Или предпочитаешь остаться в камере?
— Каюта, — ответила я, не раздумывая.
Он кивнул и развернулся.
Я пошла за ним.
Пока мы шли к каюте, я наконец смогла разглядеть корабль во всей красе.
Коридоры «Белой Тени» были тихими — не мёртвой тишиной заброшенного судна, а глубоким, размеренным покоем живого организма. Свет — тёплый, приглушённый, с янтарным отливом. Может корабль тоже устал от облака, от сна, от ожидания? Он не резал глаза, не будил резкими бликами, а мягко обволакивал пространство, создавая ощущение защищённости, словно ты внутри огромного светящегося кокона.
Под ногами — мягкий настил из композитного материала, напоминающего упругий мох. Он гасил шаги почти полностью: даже тяжёлый шаг шварха растворялся в этом приглушённом шепоте корабля. Казалось, «Белая Тень» специально приглушала звуки, чтобы не нарушать хрупкую гармонию своих внутренних ритмов.
А в воздухе — лёгкий запах озона, старого металла и чего-то древнего. Это не был запах ржавчины или разложения. Нет. Это была память: аромат тысячемильных перелётов, стыковки с древними станциями, прикосновений к артефактам забытых цивилизаций. Пахло космосом, но не пустотой — а его глубинной, живой сутью.
Стены коридора не были просто переборками. Они дышали. Едва заметно, на уровне подсознания: поверхность с перламутровым отливом слегка пульсировала, под ней текла невидимая кровь корабля. Вдоль стыков пробегали тонкие световые нити — то ли системы мониторинга, то ли нервная сеть «Белой Тени».
По бокам — ниши с прозрачными панелями, за которыми мерцали кристаллические накопители. Они напоминали спящих светлячков, хранящих в себе знания, маршруты, голоса. Иногда один из кристаллов вспыхивал ярче, реагируя на проходящего мимо члена экипажа.
Над головой — сводчатый потолок с микроскопическими световодами. Они создавали иллюзию звёздного неба: где-то — россыпь голубых сверхгигантов, где-то — туманность с розоватым свечением. Это не было просто декорацией. Корабль сам выбирал узоры, подстраиваясь под настроение экипажа, время суток или фазу полёта.
Вдали, за поворотом, виднелся перекрёсток с тремя ответвлениями. Одно вело к жилому блоку — там свет был мягче, с зеленоватым оттенком, напоминающим лесную поляну. Другое — к техническим отсекам: оттуда доносилось низкое гудение реактора и проблески синего аварийного освещения. Третье — к научному модулю: его дверь переливалась радужными волнами, напоминавшим поверхность мыльного пузыря.
«Белая Тень» не кричала о своей мощи. Она не сверкала хромированными поверхностями, не грохотала механизмами. Её сила была в тихом присутствии. В том, как она держала курс сквозь аномалии, как согревала экипаж в холодных глубинах космоса, как хранила их истории в своих кристаллических архивах.
Это был корабль-хранитель. Корабль-исследователь. Корабль-дом. И сейчас он ждал. Ждал, когда его пассажиры сделают следующий шаг.
Он шёл впереди — огромный, невозможный, с хвостом, который мерно покачивался в такт шагам, и рогами, слегка отсвечивающими янтарём, в них всё ещё тлел остаток гнева.
Он вдруг остановился.
Я чуть не врезалась в него.
— Вот, — указал он, не оборачиваясь, и кивнул на дверь слева. — Каюта.
Коммуникатор на столе. Чистая форма в шкафу. Завтра брифинг. В шесть. Я за тобой зайду.
— Шесть?! — вырвалось у меня. — Это же ночь! Вы тут что все с ума, что ли, посходили?
Он медленно повернулся.
Глаза — янтарные, но уже не гневные. Скорее… усталые.
— Для тебя — да, — сказал он. — Для меня —рабочее время.
И ушёл.
Я смотрела ему вслед, пока его силуэт не растворился за поворотом.
«Как же хочется потрогать хвост… Нет, рога. Нет — и хвост, и рога», — подумала я про себя.
«Святая чёрная дыра, Фэйла, ты что, сошла с ума?! — заверещала моя голова. — Это же Корв! Тот самый, кто называл тебя „отродьем бездны“! А ты тут что?… мечтаешь о тактильном контакте?!»
***
Каюта оказалась маленькой, но достаточно уютной:
— узкая кровать с мягким одеялом,
— стол с коммуникатором (старый, но рабочий),
— шкаф с аккуратно сложенной формой,
— и дверь в санузел.
Я открыла её.
Душ. Настоящий. Без таймера?
«Ооооо…»
Я стояла под тёплой струёй так долго, что, кажется, вся пыль Луны-3, страх облака и призрачная усталость просто стекли по стенам.
Потом вытерлась, натянула чистую форму и рухнула на кровать.
Сознание погасло мгновенно.
***
Сквозь сон я уловила знакомый щелчок.
Так Гагарин щёлкал антенной, когда хотел внимания.
Или когда находил запасной фильтр.
Я открыла глаза.
В углу, на краю стола, сидел маленький, блестящий, невозможный таракан.
Он посмотрел на меня.
Щёлкнул ещё раз.
— Ну наконец-то, — прошептала я. — Я уже думала, тебя съели.
Я замерла. Неужели это он? Или мне просто снится сон, где всё ещё возможно?
Он не ответил.
Но подполз ближе и остановился прямо под коммуникатором, как если бы говорил:
«Спать можно. Но завтра — работа. И я уже нашёл, где тут слабое место в их системе».
Я улыбнулась.
Гагарин вернулся.
А значит — я не одна.
Глава шестая. Швархи на выбор.
Я проснулась от стука.
Не вежливого «тук-тук».
А именно — бах-бах.
Сползла в скомканное одеяло, моргнула на коммуникатор.
5:57
— Нееееетттт…
Открыла дверь.
Стоит он.
Донельзя весь такой серьёзный, янтарноглазый, с хвостом, который явно уже проснулся и злится за двоих.
— Я велел быть готовой, — произнес он.
— А у меня ещё три минуты, — ответила я и шмыгнула в ванную.
Умылась.
Пригладила волосы (пальцами — расчёски нет, надо выпросить).
Поправила форму (она, к счастью, не помялась — видимо, тоже устала).
И выскочила в каюту.
— И ещё минута осталась! — гордо сообщила я.
Он приподнял одну бровь.
— Ты спала в одежде?
— Да. Удобно, когда нужно рано вставать. Или когда тебя могут вытащить из постели для спасения галактики.
Корв стоял, подпирая косяк в такой невозможной позе, что так и захотелось подколоть:
«Если бы ты был статуей — тебя бы поставили в музее под названием „Гнев, праведный“».
— Идём, — велел он.
***
Мы зашли в просторное помещение.
С порога нас уже встречала Лира — ангел в белом, с глазами-бельмами и улыбкой, от которой даже Корв чуть расслабил хвост.
— Здравствуй, Корв. Доброго утра, Фэй. Хорошо ли спалось? Ой… а это кто? — Она уставилась на моё плечо.
Там, выползая из воротника с видом „я тут не гость, я — надзор“, сидел Гагарин.
