Тайна из тайн - Браун Дэн

"Но научный прогресс ускоря..."

"Роберт, поверь мне, полная физическая интеграция недостижима. Это было бы равноценно подключению каждой отдельной лампочки на Земле к одному выключателю — миллион раз подряд. Это в принципе невозможно."

"Как когда-то было невозможно расщепить атом..." — парировал Лэнгдон. — "Но наука имеет привычку находить решения, особенно при неограниченном бюджете. Вспомни Манхэттенский проект."

"Огромная разница... Ядерные технологии уже существовали в 1940 году. Уран существовал. Учёные просто собрали всё вместе. Чип, который я предложила, требует технологий и материалов, которых ещё нет на Земле. Прежде чем мы сможем обсуждать интеграцию с дендритной структурой мозга, нужно изобрести наноэлектрический биофиламент."

"Наноэлектрический... что?"

"Вот именно — это даже нереальная вещь. Я выдумала это в своей книге как способ говорить о технологии, которой не существует. Это был бы футуристический, ультратонкий, гибкий филамент из биосовместимого материала, способный передавать и электронные, и ионные сигналы. По сути —искусственный нейрон."

"А создать искусственные нейроны нельзя?"

"Нет, мы даже близко не подошли. В прошлом году двое парней из Швеции потрясли мир, заставив венерину мухоловку открываться и закрываться с помощью химической стимуляции нейрона. Всего один бинарный импульс — и это вызвало научный шок по всему миру. Вот где находится современная наука, Роберт, и до искусственного нейрона её отделяют поколения разработок."

Лэнгдон уже направлялся к окну биологической лаборатории, которую заметил несколькими минутами ранее. "Теоретически, — спросил он, — как бы ты создавала искусственные нейроны...собирала их или выращивала?"

Она задумалась. "Наноэлектрический биофиламент? Ну, это был бы биологический филамент, так что его пришлось бы выращивать."

Лэнгдон остановился у окна и вгляделся в аппарат с сотнями длинных стеклянных пробирок и трубок. "В жидкой суспензии, я полагаю?"

"Да. Хрупкие микроструктуры всегда выращивают в суспензии."

"Тогда, думаю, тебе стоит подойти сюда, — сказал он, подзывая её к окну.

"Похоже, Threshold выращивает что-то… и я подозреваю, что это не руккола."

ГЛАВА 103

Эверетт Финч ворвался в повреждённый вход бастиона Круцификс и ринулся по коридору в стеклянный атриум. Да где же, чёрт возьми, все?!В ярости от того, что не нашёл ни Хаусмор, ни обещанного посольством отряда безопасности, он достал свою RFID-карту и направился к лифту.

Пересекая зал, он почувствовал, как в кончиках пальцев активировались биометрические датчики карты, но резко остановился, вспомнив, что у Хаусмор — да и вообще ни у кого — не могло быть доступа к лифту, ведущему в Трешхолд.

Значит, она наверху... или, возможно, покинула бастион по какой-то причине?

В последний раз он набрал номер Хаусмор.

Едва Финч сделал звонок, как рядом запищал телефон.Странно. Звук доносился от дивана у дальней стены. Неужели Хаусмор обронила телефон? По крайней мере, это объяснило бы, почему она не отвечала раньше.

Финч подошёл к дивану, но телефона не увидел. Звонок умолк, и он набрал снова.

Телефон снова запищал. Может, под диваном?

Финч присел, чтобы заглянуть под стильную мебель.

Вглядевшись в темноту, он мгновенно понял: на Трешхолд напали.

Навстречу ему смотрели мёртвые глаза — безжизненный взгляд его полевого агента Сьюзен Хаусмор.

В ледяном хранилище Голем созерцал мощную машину перед собой. Блестящий металлический корпус устройства представлял собой выпуклое кольцо из полированного алюминия, занимавшее почти весь бетонный зал. Пять метров в диаметре и метр в высоту — машина напоминала гигантский металлический пончик. Эта необычная форма — технически "тороидная", как Голем выяснил утром — оказалась самой эффективной для обмотки сверхпроводящих катушек, позволяющей создать магнитное поле, способное хранить колоссальные объёмы энергии.

СМЭС, промелькнуло у него. Сверхпроводящее магнитное накопление энергии.

Это был тайный источник энергии Трешхолда.

Этим утром Голем узнал: энергия, введённая в тороидальное магнитное поле, будет бесконечно циркулировать без потерь, и её можно отбирать по мере необходимости. Единственное условие — катушки должны оставаться холодными.

Чрезвычайно холодными.

Критическая температура для катушек составляла около минус 260 по Цельсию, и если она повышалась даже незначительно, сверхпроводимость исчезала, и катушки начинали сопротивляться току. Это сопротивление вызывало стремительный нагрев, что, в свою очередь, увеличивало сопротивление, и за секунды лавинообразный процесс выходил из-под контроля... приводя к опасному явлению под названием "квенч".

Чтобы предотвратить квенч, катушки непрерывно омывались самой холодной жидкостью на Земле. Жидким гелием.

Его взгляд переместился за СМЭС, в соседнюю камеру, где за решёткой из мю- металла стояли двенадцать аустенитных нержавеющих резервуаров с жидким гелием. Каждый из пятисот галонных криотермосов Cryofab был высотой с Голема и оснащался криогенным штыревым разъёмом и вакуумно-изолированными трубопроводами, по которым охлаждённая жидкость подавалась в SMES для поддержания сверхпроводников при низкой температуре.

По большинству параметров жидкий гелий безвреден — не взрывоопасен, не горит и не ядовит. Его единственная опасная особенность — самая низкая среди известных веществ температура кипения… морозные минус 270 градусов Цельсия. Это означает, что если гелий "нагреть" выше минус 270 градусов — уже вблизи абсолютного нуля — он моментально закипает и превращается в газообразный гелий.

Сам газ тоже безопасен, но опасность кроется в физике процесса превращения. Превращение жидкого гелия в газ происходит с шокирующей скоростью и силой… и, как оказалось, именно поэтому Threshold выбрал вентиляцию R2-D2 в парке Фолиманка.

При переходе в газообразное состояние объём гелия увеличивается в ошеломляющем соотношении 1 к 750. Это значит, что жидкий гелий в этом хранилище, если его выпустить, мгновенно превратится в объём газа, достаточный для заполнения семи олимпийских плавательных бассейнов.

В закрытом пространстве новому объёму некуда деться, и рост давления произойдёт так быстро, что создаст "давленческую бомбу" — почти мгновенную, разрушительную силу, расширяющуюся во все стороны. В отчаянной попытке освободить место газ разрушит всё, что его сдерживает, создав ударную волну, подобную тактическому ядерному взрыву, уничтожая всё в определённом радиусе.

Для снижения риска все объекты, использующие жидкий гелий, включая больницы с аппаратами МРТ, обязаны устанавливать "аварийный вентиляционный канал" — трубу, ведущую через крышу здания, — чтобы в случае случайной утечки быстро расширяющийся газ имел безопасный альтернативный путь выхода… вместо того чтобы взорвать здание. Аварийный канал Threshold был огромен, но и количество хранимого здесь жидкого гелия соответствовало масштабам.

Голем вновь взглянул на двенадцать криотермосов Cryofab за SMES. Более двадцати тысяч литров гелия, подсчитал он. Потенциал расширения был почти неисчислим.

Как он узнал из интернета, катастрофические взрывы с жидким гелием случались часто — включая ракету Space X Falcon 9, Большой адронный коллайдер CERN и даже ветеринарную клинику в Нью-Джерси, где взорвался МРТ из-за небольшой утечки.

Голем знал, что если эта система SMES внезапно "сорвётся", загруженный в неё жидкий гелий мгновенно испарится, и бурный поток расширяющегося газа устремится по трубе, вырвавшись над Прагой в виде ледяного гейзера.