Очень странные миры - Филенко Евгений Иванович

– Я ксенолингвист! Я буду терпим к любой мислектуре! Я снесу самый варварский сленг со сказуемо-бесподлежащными предложениями! Но здесь нет никого, кто мог бы образовать хотя бы самую утлую синтагму!

– Ладно, – наконец расцепил зубы Кратов. Голос у него был такой, что все сразу замолчали. – Ждите меня здесь.

Он быстро направился к хижине, поднялся по приставной лестнице и нырнул внутрь, ожидая увидеть что-нибудь вроде кучи объедков и не до конца обглоданных костей, а также покрытый окалиной и жиром чугунный котел и ободранную кошку на привязи. Между тем под тростниковой кровлей обнаружился сияющий зеркальным металлом и синтетическим хрусталем диспетчерский пульт с управляющим когитром высшего класса. Когитр, как ему и полагалось, работал, и от его индикаторов по хижине носились разноцветные сполохи. В углу Кратов нашел пищеблок-автомат в хорошем состоянии. Ткнув наугад пальцем в наборный пульт, он получил стакан холодного козьего эгг-нога. «Непохоже это на населенный пункт, – подумал он, высовываясь из хижины, чтобы позвать своих спутников. – Но на необитаемый похоже и того меньше».

Ксенологи стояли по грудь в сочной траве и разговаривали с очень худым человеком в белых одеждах, имевших вид кусков грубой ткани, небрежно обмотанных вокруг торса. На прокаленной солнцем лысине пришельца серебрился аккуратный пушок. Феликс Грин, ошалев от восторга, гладил обеими руками по серому боку совершенно невообразимое животное, гибрид слона и коровы. Животное печально глядело на него выразительными карими глазами, не упуская отправлять в просторный рот охапки травы при помощи двух тонких хоботков. На мускулистую шею чудища был надет кожаный ошейник с металлическими бляхами, поводок от которого тянулся к руке незнакомца.

– Знакомьтесь, доктор Кратов, – сказал Ветковский. – Это представитель местных органов самоуправления.

– Меня зовут Леопольд Палеолог, – слегка поклонился тот, и Кратов вовремя придержал потянувшуюся было для приветствия руку. – Хотя в пределах божественной Амриты я предпочитаю имя Махааматра Вивекавант. – Пришелец бросил короткий иронический взгляд на Кратова и уточнил: – Палеолог – это фамилия, а не профессия… А вы тот самый легендарный Галактический Консул Кратов?

– Так уж и легендарный, – сказал Кратов сдержанно.

– Большинство легенд, – заметил Ветковский очень серьезно, – это искаженные в силу экзометральных эффектов анекдоты.

– К тому же бородатые, – игриво добавил Урбанович. – В силу темпоральных возмущений.

– Я готов оказать вам всемерное содействие, – невозмутимо продолжал Палеолог. – Если, разумеется, вы в нем нуждаетесь. Конечно, заглядывать в глаза своему «Я» гораздо интереснее, но кому-то надо заниматься и административной деятельностью, свои долги обществу следует возвращать… Что же привело вас в наш мир?

– Нас? – Урбанович переглянулся с Ветковским. – Собственно, мы здесь проездом.

– В таком случае вы не ошиблись в выборе места для промежуточного финиша. Здесь вы отдохнете душой и телом, и мысли ваши очистятся, дабы засверкать подобно ограненным алмазам. – Урбанович поморщился, Ветковский же просветлел ликом и сказал: «Мои мысли уже кристаллизуются! И образуют осадок!» – Хочу предупредить почтенных гостей, что все животные планеты Амрита безопасны для человека, все плоды съедобны, климат всегда пригоден для проживания на открытом воздухе. Поэтому у нас нет гостиничных сетей и ресторанов. Впрочем, любители синтетической пищи найдут все необходимое в помещении космопорта. Или вот здесь, – Палеолог показал на хижину, – в Праджагаре.

– Так это не населенный пункт, – удостоверил Кратов.

– Разумеется, нет. На божественной Амрите нет ни городов, ни деревень. Праджагара – это, если угодно, очаг традиционной цивилизации. На случай, если кому-то понадобятся ее плоды.

– Все это чрезвычайно мило, – промолвил Урбанович без особого воодушевления. – Располагайтесь, Лев.

– С вашего позволения, я займу одноместный номер под тем свободным от постояльцев деревом, – объявил Ветковский. – До обеда прошу не беспокоить. И если уважаемый хозяин уточнит некоторые детали…

– Ручей с питьевой водой в десяти шагах отсюда, – незамедлительно сообщил Палеолог. – Для умывания сорвите лист любого растения, все они выделяют влагу с весьма изысканным ароматом. Для остальных прихотей существует Праджагара.

Феликс Грин, бормоча что-то ласковое, продолжал оглаживать слонокорову, и та, изредка поворачивая тяжелую страшноватую морду, лениво проводила по его руке шершавым, зеленым от травы языком.

Закончив инструктаж праздных ксенологов и выдержав паузу, достаточную для того, чтобы они удалились на расстояние, исключающее случайное подслушивание, Палеолог взял Кратова под руку и внимательно заглянул в лицо.

– Я к вашим услугам, уважаемый Галактический Консул, – сказал он, улыбаясь.

Кратов смущенно засмеялся:

– Ценю вашу проницательность. Только не величайте меня Галактическим Консулом. Это слишком длинно и тяжеловесно. Обычно ко мне обращаются по имени или просто называют Консулом. Этот древний термин по смыслу все же мало соответствует характеру моей деятельности в Галактическом Братстве.

– В дипломатической терминологии прошлого есть своя непреходящая прелесть, – сказал Палеолог. – Я историк и смею заверить, что ваша профессия немногим отличается от того, что некогда вкладывалось в понятия «консул», «посланник», «посол»… Согласитесь, что «Галактический Консул» звучит гораздо приятнее уху, нежели «эксперт-ксенолог энного класса». Итак, что привело вас, персону чрезвычайно занятую делами космического масштаба, в наш тихий уголок мироздания?

– Я хотел бы видеть одного человека, прибывшего на Амриту примерно два месяца назад, – выжидательно произнес Кратов.

– Ежемесячно на Амриту прибывает около десятка человек. Однако я, кажется, берусь утверждать, что вас интересует тот, что называет себя Виктором Сафаровым.

– Вы читаете мысли? – кротко осведомился Кратов.

– Да, – с достоинством подтвердил Палеолог. – Но делаю это чрезвычайно редко. В данном случае я догадался. Воистину, хочешь, чтобы никто не знал твоей тайны, – зарой ее в землю вместе с собой… Действительно, обстоятельства появления Сафарова на Амрите несколько необычны. Во всем же остальном с ним полная ясность, и если вам достаточно моего слова, то вы можете спокойно вернуться к своей в высшей степени полезной деятельности в Галактике.

– Кто же этот человек?

– Виктор Сафаров, – терпеливо ответил Палеолог.

– Но Сафаров погиб и похоронен на Земле.

– Верно. И все же это Виктор Сафаров.

5

– Вы знали о гибели подлинного Сафарова?

– Кто же об этом не знал? (Кратов едва сдержался, чтобы не пожать плечами.) Такая трагическая нелепость… Невзирая ни на какой уровень техники, цивилизация по-прежнему беззащитна перед вселенной, перед природой. Сафаров – не первая, да и не последняя жертва в вашей борьбе с мирозданием. Вы надеетесь выиграть? Что ж… Но не лучше ли искать единения с мирозданием, нежели рисковать головой в этой бесконечной и, однако же, безнадежной для вас битве?

– По-вашему, познание – это борьба с мирозданием? – слегка поразился Кратов.

– Познание познанию рознь. Вы познаете – точнее, полагаете, что познаете, – непознаваемое, безмерно сложное и на каждом витке усложняющееся до безмерности. К чему эта муравьиная возня у подножия Сагарматхи? [34] Есть иная вселенная, которую вы никак не удосужитесь познать, – внутренний мир человека. Вот куда имеет смысл устремлять свои взоры, и там вы не встретите противодействия и угрозы, напротив – познав себя, вы познаете и окружающий макромир. И никакая техника, эта нелепая «вторая природа», здесь не нужна, она не поможет вам в путешествии в себя – только на каждом шагу будет путаться под ногами или же больно колотить по спине, как плохо пригнанный рюкзак.

«Только философских диспутов мне недоставало, – раздраженно подумал Кратов и резким движением сорвал подвернувшуюся под руку травинку. – Может быть, этот почтенный старец всерьез полагает, будто я прибыл за сотни парсеков, чтобы обсудить с ним основы тантризма? Или же он попросту выгадывает время, наивно рассчитывая заговорить меня и сбить с пути? Вряд ли, наивным он не выглядит… Гораздо вероятнее, что он искренне желает – нет, не переубедить меня, – хотя бы поколебать, заронить искру сомнения в мою душу. Должно быть, он не может смотреть на меня иначе, как на заблудшего, упорствующего в своих заблуждениях, но все же не безнадежного. Должно быть, он ни на кого не может смотреть иначе. Для него это дело чести, хотя йога и честолюбие – понятия мало совместимые…»