Системный Кузнец. Трилогия (СИ) - Мечников Ярослав

– Что ты сказал?

– Полчаса, – повторил кузнец ровным голосом, глядя воину в глаза. – Мне нужно полчаса, чтобы собрать то, что принадлежит мне и передать дела. Через полчаса я буду готов.

В воздухе повисло напряжение. Бородач сверлил Гуннара тяжёлым взглядом, решая, как отреагировать на эту дерзость и, наконец, криво усмехнулся.

– Ладно, старик. Полчаса, но ни минутой больше.

Гуннар с натужным скрипом закрыл тяжёлую дверь прямо перед носом Грифона, а затем медленно повернулся ко мне. И я увидел то, чего, казалось, не могло быть: в усталых глазах появилась мягкая улыбка – не просто усмешка, а искренняя доброта. Видеть такое в этом ожесточившемся человеке было чем‑то из разряда невозможного.

Мастер выпрямился, высоко подняв лохматую голову, и плечи расправились.

– Ну что, щенок… готов принимать кузню? – улыбка расползлась по толстому и бородатому лицу. Мужик увидел растерянность и тут же добавил: – Не обижайся за щенка! Это на прощание.

И кузнец засмеялся громко и раскатисто.

– Что бы ты там ни говорил, а ты всё‑таки ещё щенок, Кай.

Я тоже улыбнулся, не чувствуя ни капли обиды.

– Вот только когда вернусь… – Гуннар стал серьёзным, а взгляд его глубоким. – Щенком ты уже не будешь. Эта зима… эта деревня… они тебя закалят. Поверь мне, опыт своё дело сделает. Станешь мужчиной и мастером.

Кивнул, будто ставя точку в пророчестве.

– Пошли в твою мастерскую.

Последние слова мастер произнёс с особым нажимом. Не «в нашу» и не «в мою», а «в твою». Гуннар передавал не просто стены и инструменты – он передавал мне дело всей своей жизни.

Глава 23

Практически вся деревня вышла на центральную улицу, чтобы проводить своих. Под моросящим дождём выстроился живой коридор.

Впереди, во главе колонны, ехал капитан Родерик со своим знаменосцем, а за ними, под конвоем «Каменных Грифонов», брела колонна обречённых – половина ополчения, а также лучшие мужчины деревни в простой крестьянской одежде. Шли с опущенными головами, как преступники, ведомые на плаху.

Следом, скрипя и чавкая по грязи, ехали реквизированные телеги, гружёные ремесленным скарбом. На них было свалено всё самое ценное: наковальни, завёрнутые в мешковину, связки молотов и клещей, тяжёлые ящики с инструментом. Рядом с поклажей, хмурые и молчаливые, шли сами мастера. Видел братьев‑оружейников, один из которых придерживал перевязанную руку, и Гуннара – старик шёл прямо, не глядя по сторонам.

Тишину нарушал только плач – маленькие дети бежали за колонной, выкрикивая «Папа! Папа!», пока их не оттаскивали матери. Женщины стояли вдоль дороги, беззвучно плача и утирая слёзы краем платка. Но были и те, кто переносил всё со стоической гордостью – стояли прямо, и лишь шёпот выдавал боль – может быть, люди молились духам предков и леса, прося позаботиться об уходящих мужчинах и сохранить Оплот в их отсутствие.

Все понимали, что сегодня деревня лишилась щита и кулака, и теперь ей придётся несладко, а мужчинам, которых забирали, неизвестно, сколько осталось жить.

– Охотники должны разобраться с этой напастью! – вдруг раздался из толпы злой голос. – Вот на ком вся ноша! И где они⁈

– Да разберутся, не язви, – устало ответил кто‑то. – Вот соберутся все вместе, отправятся в горы. Увидишь – не пройдёт и двух недель, как этой беде конец придёт – Йорн не посрамит своего рода.

Холодный ветер гонял по земле пожухлую листву. С некоторых соломенных крыш тянулся едва заметный дымок от утренних очагов, но завтрак, казалось, никому не пошёл впрок. Настроение в деревне было упадническим.

Я стоял у порога теперь уже моей кузни и с тяжёлым сердцем смотрел на эту картину. Гуннар шёл рядом со своей телегой и ни разу не обернулся. Массивное тело ступало грузно, а взгляд устремлён вперёд, в серую даль. Что ждёт старика в замке барона? Справится ли? Не сломается и не запьёт ли снова, оставшись один? К этому ворчливому мужику успел по‑человечески прикипеть, и было горько вот так прощаться.

Но чувствовал и другое – облегчение и свободу, ведь теперь могу больше не скрываться и делать так, как считаю нужным сам. Главное – не забывать: ни кузня, ни дом, в котором старик разрешил жить, не были моими по‑настоящему. Нужно следить за оставленным наследством и думать, что делать дальше.

В этом мире никогда не знаешь, что будет завтра – в любой момент может произойти что угодно: либо за мной придут так же, как пришли за ним, либо падальщики нападут на ослабленные стены деревни.

Смотрел на скорбные лица людей и хотелось хоть чем‑то им помочь, ведь сегодня кто‑то из них видел своих сыновей, мужей, братьев в последний раз. А дети, что так жалобно смотрели на уходящих в неизвестность отцов? Те, кто постарше, уже всё понимали, и их лица были по‑взрослому серьёзны, а самые младшие просто смотрели на удаляющуюся спину папы и, наверное, думали, что сейчас тот вернётся, подхватит на руки и подбросит к самому небу.

Моя задача теперь – делать лучшее оружие и обеспечивать людей всем необходимым для достойной и безопасной жизни. Так многому предстоит научиться, справлюсь ли?

Неожиданно накрыла волна тревоги, ведь по сути, я – никто. Сковал несколько неплохих гвоздей, починил ведро, заточил меч и нарисовал на коре схему… Смогу ли заменить трёх мастеров? Смогу ли нести этот груз?

Телеги уже добрались до ворот, с протяжным скрипом створки начали открываться. Всадники остановили коней, пропуская вперёд живую дань.

– Тпр‑р‑ру… – доносились их команды. – Пошевеливайтесь! В колонну по двое! Отстанете – станете ужином для тварей!

Подгоняли людей, выкрикивая инструкции о том, как вести себя в пути до Чёрного Замка.

И вот, когда последний из уходящих пересёк черту, ворота с глухим стуком закрылись, отрезая жителей от тех, с кем только что попрощались.

В этот момент плотина прорвалась – по деревне разнёсся открытый женский плач. Кто‑то, обезумев от горя, побежал к воротам и начал колотить по ним кулаками, а другие молча развернулись и побрели в свои дома, чтобы пережить горе в одиночестве.

Я обернулся – на вершине холма, в конце опустевшей улицы, всё ещё виднелась одинокая фигура Борина. Староста стоял и смотрел на то, что произошло, и как он в очередной раз прогнулся под барона. Интересно, какие мысли были у него в голове? Был ли у него вообще выход?

Рядом с ним появилась его жена – Инга. Женщина молча коснулась руки мужа, а затем, не говоря ни слова, первая развернулась и ушла в дом. Борин постоял ещё несколько секунд, а потом отправился следом.

Прошло ещё минут десять, постепенно деревенская улица затихла, а люди разошлись. Оплот – осиротевший и ослабленный, готовился жить дальше.

А я, оглянувшись на оставленные дом и кузню, сжал в кулаке тяжёлый железный ключ, который Гуннар сунул перед уходом. Понимал, что нужно время, чтобы сориентироваться в изменившейся жизни.

На душе тоскливо, хотя должно было быть наоборот, ведь жизнь в каком‑то смысле наладилась – у меня теперь настоящий дом, а не дырявая нора. Достойная койка, а не куча гнилой соломы. Больше не придётся думать о том, как спать под капающей крышей, как и из чего вообще готовить еду – в доме Гуннара всего в достатке. Кузня тоже была полностью в моём распоряжении, а человек, который поначалу казался главной проблемой, исчез из жизни.

Но почему же тогда так грустно, чёрт его дери?

Наверное, потому, что я всегда ценил людей больше вещей. В прошлой жизни мог горой стоять за отделение и мужиков, даже если приходилось жертвовать собственным благом. Начальство иногда, посмеиваясь, называло мучеником. Предлагали ведь пойти выше и перебирать бумажки в тёплом кабинете, вместо того чтобы лазить по дымящимся завалам, а я не мог. Может, это и глупо, но своих ребят и тех кого удавалось спасти всегда ценил больше, чем карьеру.

Ветер задул ещё сильнее, растрепав волосы и забираясь под рубаху. Взглянул на дверь дома Гуннара и отправился внутрь – необходимо сесть и всё обдумать.