Крепостная Эльза (СИ) - Машкина Светлана

— Клонилось солнце к небосводу, я всё смотрел печально в воду. Моя душа в груди пылает, как яркий факел догорает. Ужель судьба не явит милость? В печальную впаду унылость, — прочитал Вольтан и усмехнулся. — Какая муть. И что, получается выучить?

— Получается, лорд Вольтан, я стараюсь. Не всё же интересные истории слушать, надо и стихи уметь запоминать.

— Какие истории? — насторожился Вольтан.

— Ах, простите, давно это было — батюшка мой умел рассказывать, — я сделала грустное лицо и ещё раз присела в книксене.

Граф Пекан окинул меня равнодушным взглядом:

— Ладно, иди уже. Хотя нет, метнись-как в дом, скажи, чтобы нам сюда чаю принесли с пирогами.

— Подождите, папенька, с чаем, — остановил меня Вольтан. — Девку я вам непростую привёз, давайте-ка послушаем её сказки, вдруг что-то интересное и узнаем.

Граф Пекан не стал возражать.

Глава 22

Барин откинулся на спинку скамейки, потянулся и повернулся в сторону дома:

— Монька! — рявкнул он так, что у меня заложило уши.

Монька — мальчик на побегушках, дыша, как после кросса, появился перед господином через несколько минут.

— Чаю нам сюда с пирогами, да поесть чего. Мяса, закусок каких. Бегом давай.

Мальчишка убежал, а я так и осталась стоять перед господами. Плохо быть крепостной.

— Рассказывай, Эська, не стесняйся, — подбодрил меня Вольтан. — Вон, на эту лавку садись.

Я с радостью опустилась на скамейку напротив. Будили нас рано, день сегодня выдался на редкость тяжёлый, и ноги держали меня с трудом.

— Что изволите послушать? Про славные победы, или про любовь?

— Про победы бы лучше, только фаворитке про победы неинтересно будет, ещё уснёт на представлении, — вздохнул граф.

— Согласен с вами, отец. Давай, Эська, про любовь. Надеюсь, мы не уснём.

Очень хотелось посидеть ещё, но я не могла себе этого позволить.

Встала, оправила сарафан, набрала полную грудь воздуха и начала:

— В прекрасном городе Вероне жили две знатных и состоятельных семьи — Монтекки и Капулетти.

Вероятно, какой-то актёрский талант во мне есть, потому что просто рассказывать сюжет показалось скучным, и я в лицах изображала события, старательно озвучивая каждого героя.

В момент, когда Джульетта вышла на балкон, я забралась на скамейку. Намотав на руку косу, изобразила горе героини, когда она узнала о гибели любимого брата, отчаяние Ромео и его горячее признание. Немного «подправив» оригинал, своими словами показала гнев и страшную потерю, пережитую семьёй Ромео.

Короче, я старалась на совесть. Дворовые девки принесли подносы с едой, да так и застыли.

— Прочь! — цыкнул на них Вольтан, и девки убежали в сторону дома.

В момент тайного венчания граф Пекан недовольно покачал головой:

— Монаха наказать надо примерно и от сана отлучить, — сказал граф. — Виданое ли дело — без родительского позволения жениться. Да ладно бы ещё обманули его, но ведь знал, паскудник, что семьи враждуют.

Финал я немного скомкала — помешала барыня, которая явилась посмотреть на незапланированное представление. Она молча села рядом с графом и уставилась на меня.

— Не искушай отчаявшегося человека! — не к месту продекламировала я пришедшую на ум цитату.

Прости, Шекспир. Даже учитывая, что авторское право действует всего семьдесят лет — плагиат остаётся плагиатом. Меня оправдывает лишь то, что не готова я вот так, резко, становиться сценаристом. Но как-то выбираться из нашего актёрского серпентария надо, иначе или Фелицата с лестницы столкнёт, или Журать почувствует угрозу своему режиссёрскому имиджу. Хотя это вряд ли — никто не ждёт больших талантов от глупой, хоть и красивой, деревенщины.

Свой спектакль одного актёра я закончила посыпающими голову пеплом родителями с обеих сторон.

— Слезливо больно, — заметил граф Пекан. — Монаха на каторжные работа, а молодёжь выпороть, чтобы не любви искала, а задницы лечила и родителей слушала. Раз семьи столько лет враждовали, значит, были на то существенные причины. А они, смотри-ка, любовь крутить вздумали, засранцы!

— Какая история душевная, — вздохнула графиня и кончиком белоснежного расшитого узорами платка вытерла глаза. — Сколько, говоришь, девка, им лет было?

— Тринадцать, — сказала я.

Жаль, очень жаль, что граф не оценил пьесу. Причём одну из самых известных пьес великого Шекспира! Средневековая деревня — она деревня и есть, хоть с графским титулом, хоть без него. Тоже мне, ценитель прекрасного. Хочет удивить короля и его фаворитку интересной постановкой, а сам в искусстве разбирается, как я в пчеловодстве! Короче — село неасфальтированное, Синие Столбы. Последняя улица у околицы, вот ты откуда, граф!

— Дети, но уже взрослыми хотят быть, — грустно заметила графиня. — Дозволишь ли, дорогой, девку твою забрать, когда ко мне сестры с матушкой приедут? Пусть и им расскажет, очень занимательно у неё получается.

— Видите, папенька? — перебил мать Вольтан. — Вам представление для кого требуется?

Граф посмотрел на меня, на жену, на двух дворовых девок, которые застыли за её спиной и тоже украдкой вытирали слёзы. Не иначе, это они растрезвонили графине о том, что происходит в саду.

— Согласен! — торжественно заявил граф Пекан и хлопнул себя ладонью по ляжке. — Историю ты, дорогая, пока забудь и никому про неё ни-ни. Вы, — он грозно зыркнул на девок, от чего те втянули головы в плечи. — Тоже молчок. Теперь оставьте нас и зовите сюда Жураля.

— Как же с моей просьбой? Значит — нельзя?

— Нельзя, дорогая. Сама понимаешь — нам нужно полную секретность сохранять, иначе сюрприза не получится.

Актёрская труппа, двое учителей, их прислуга, дворовые девки, которые частенько заглядывают на репетиции — граф всерьёз верит, что информация никуда не просочится?

Графиня кивнула, вздохнула и, махнув своим девкам, ушла. На меня она даже не посмотрела — я была ей больше неинтересна.

После обсуждения будущей постановки с Журалем бессмертное творение Шекспира опять несколько видоизменилось. Верону сочли вымышленным городом и решили оставить как город богов. Джульетта и Ромео — несовершеннолетние дети враждующих между собой богов. Имена героям оставили, а вот фамилии графу категорически не нравились.

— Что за род такой — Капулетти? Пусть Капустины будут. И Монтекки — смешное слово, надо солидность придать и изящество. Будут, значит, Маслов или Мясоедов. Джульетта Капустина и Ромео Мясоедов — другое дело!

— Может, не надо божественного? — осторожно заметил Жураль.

Ему, как и мне, история нравилась в своём первом, классическом, варианте. Но не спорить же с графом, господином и покровителем!

— Надо возвышенно чтобы было, нечего приземлённые сказочки писать, — заявил граф. — Монаха в конце непременно казнить или на каторгу отправить.

Я едва сдержалась, чтобы не высказать свой мнение. Надо было другую пьесу пересказать, а то уж очень перед классиком неудобно. «Летучую мышь», например, или «Аиду». Возможно, они бы подверглись меньшей переделке. Положение спас Вольтан.

— Ни в коем случае, батюшка! Вы для женщины ставите спектакль! Накажете того, кто соединил любящие сердца — останетесь врагом на всю жизнь!

Я тихо выдохнула. Прости, Шекспир! Обещаю больше не тырить у тебя пьесы — нет сил смотреть, как их расчленяют деревенские титулованные помещики.

Глава 23

Сценарий писал Жураль. Я снова и снова повторяла события и диалоги, а наш самопальный режиссёр-постановщик записывал и придумывал героям короткие арии. Так как поэт из Жураля был ещё тот, получалось довольно пафосно.

Одно утешало — даже если сейчас Шекспир смотрит на нас с небес, теперь он не узнает своё творение. Джульетта Капустина и Ромео Мясоедов не потревожат его покой — аранжировка Жураля добавила пьесе местного колорита и новых героев.

На главную роль мэтр драматургии, разумеется, пророчил Фелицату.