— Я могу идти?
— До завтра. Я подготовлю ей книги. Потом заберешь их.
— Хорошо, лорд-ректор. До скорой встречи.
Когда Вильям покинул мой кабинет, я снова повернулся к окну.
Картина передо мной была слишком… странная.
Я выжег Беатрис метку. Заявил о разводе. И тем не менее — куда она направилась в первую очередь? В мою Академию. В ту самую, где я являюсь лордом-ректором.
Насколько бы импульсивной ни была Беатрис, но в Академию просто так она бы не поехала. Тем более — учиться. Она знала о магии. Образование у неё было. Пусть домашнее, но достаточное.
И всё же — всё, что рассказывал Вильям, звучало так, будто он общался с совершенно другой женщиной.
Словно она не знала, куда едет. И, что куда важнее… она не знала, кто я. Или это ее хитроумный план?
Я задумался.
Нет. Тут что-то иное. Вокруг моей жены слишком много странностей.
Слишком многое сейчас казалось подозрительным. Это не укладывалось в голове. Особенно — тот факт, как и когда я ощущал метку истинности. Первый раз при встрече. Потом в Храме. А потом — проявления связи были очень редкими.
Я наблюдал. Выжидал. Давал паре полный карт-бланш.
И то, что я видел — мне не нравилось.
Но стоило мне только усомниться в связи и начать расспрашивать об ощущениях Беатрис, как вскоре наступало… чудо.
Этой же ночью ко мне приходила Беатрис. Ложилась ко мне в постель.
И я чувствовал связь. Чувствовал истинность. Чувствовал родство душ.
Но всё это… смывалось утром, будто волной. Стоило только солнцу встать, как всё исчезало. Будто передо мной — совсем другая женщина.
Но семь дней назад все пошло по-другому сценарию. Это перестало вписываться в привычную картину. Запах Беатрис не становился слабее. Он становился гуще. Тяжелее.
Он будоражил. Он заставлял терять голову.
Каким образом во всё это уравнение вписалась Элизабет?
Её потеря ребёнка. Её претензии. И то, что у неё тоже начала проявляться метка. Поверить в то, что жена погибшего брата стала моей истинной? Увольте!
Как ректор Академии я могу утверждать: двух истинных не бывает.
Метка либо есть, либо её нет. Если пара настоящая — она одна.
И дракон всегда чувствует это.
Сколько бы манускриптов и архивов я ни перебрал — везде говорится одно и то же: истинная одна. Она может уйти на Перерождение. Родиться заново. Но вымолить метку о богов? Нет.
А значит… вывод напрашивается сам. И он отвратителен.
Кто-то исказил нашу магию. Магию нашего мира!
Кто-то намеренно ввёл меня в заблуждение.
Или… кто-то использовал метку истинности в своих целях. Подделал. Возможно, сломал саму суть.
И Элизабет я выведу на чистую воду.
Но кто помог той?
Соглядатаи сейчас докладывают о каждом её шаге.
Печально, что она решила связываться с наёмниками… и влезла в чёрные дела. Она перешла черту. И будет наказана.
За всё.
За то, что решилась подделать метку.
За то, что осмелилась создать искусственную, лживую связь, которая сводила меня с ума.
Элизабет я собирался привлечь к ответу. Слишком ее метка была не такой. Но теперь… теперь странностей стало еще больше.
А по поводу Беатрис, мне сейчас казалось … либо она потеряла память, либо её личность была подменена.
Ведь, если рассудить, хаоситы действуют именно так — заражают душу, оставляя осколок своего сознания, и подменяют со временем личность, вытесняя настоящую.
Поведение Беатрис вписывалось в эту картину.
Одержимая? Нет. Мое родовое кольцо на её пальце… говорило о том, что она не заражена… Хаосом.
Элизабет знает, что метка есть у Беатрис. И она хочет от неё избавиться. Нападение в переулке. Нападение на её кортеж после выезда из замка. Кто-то пытается её убрать. За Элизабет кто-то стоит.
Вывод: метка Элизабет — ложная. У Беатрис — настоящая. Мою жену решили именно сейчас убить. Значит, она — угроза. Осталось лишь понять: почему и почему именно сейчас.
Я спустился в подвал Академии.
Открыл дубовую зачарованную дверь.
Каменный каземат встретил меня едва тлеющей лучиной, бросающей бледные отсветы на стены. В нос ударил запах сырости.
Мужчина на койке поднял голову. За два месяца он осунулся и похудел.
Он резко открыл глаза, когда я вошёл, и сел.
— Как ты, брат? — спросил я.
Глава 23
— Как ты? — спросил я у брата, войдя в камеру.
— Средне паршивости, — ответил Каэлис. Размял шею, растёр лицо, затем встал и подошёл к столу. Налил себе и воды и выпил.
— Плохо выглядишь, — нахмурился я и поставил на стол бутылочку. — Я принёс тебе зелье.
— Дарклэй… отпусти меня уже, — обречённо, с какой-то усталой безнадёжностью, проговорил брат.
— Нет. Это исключено.
— Я не могу всю жизнь жить здесь… в этой камере…
— Ты не должен отчаиваться. Я найду выход. Я найду возможность спасти тебя.
— Дарклэй, ты должен был уже давно принять тот факт, что невозможно избавиться от паразита.
— Нет. Мы вытащим его из тебя. Ты не станешь Одержимым.
— Дарклэй… ты и так уже не сможешь вернуть меня. Все считают меня погибшим. Пусть так и будет.
— Нет, — прошептал я упрямо, зло, сквозь зубы. — Ты не будешь опускать руки.
— Ладно… — выдохнул он. — Оставим пока эту тему. Что там происходит в мире?
Я прошёлся по камере, зажёг ещё несколько свечей. Антимагическая камера не позволяла использовать магию. Ни мне, ни живущему внутри брата хаосу. Это было единственным утешением — он не мог взять над ним верх.
Когда Каэлис признался, что внутри него сидит осколок… я понял, что другого выхода не было, кроме как спрятать его. Это случилось почти сразу после серьёзного ранения, когда он почти умер на поле боя.
Заразили его там же. Пришлось пойти на крайние меры: инсценировать его смерть, запереть здесь, в антимагическом убежище, и ухаживать за ним самому. Я приносил еду, зелья, пытался вернуть его к жизни — к той жизни, что осталась до заражения.
Да, я знал, как тяжело ему, но я не был готов отпустить его. Младший брат слишком дорог для меня.
— Расскажи, как там Элизабет? — спросил он.
— Не будем о ней, — резко отрезал я. Я не хотел, чтобы брат знал, что происходит на самом деле.
Но Каэлис был слишком проницателен. Он печально усмехнулся:
— Говори, как есть. Прошло два месяца. Траур по мне, наверно, уже закончился.
— И все же давай не будем об этом.
— Знаешь, у меня ведь сейчас много времени на раздумья. И я пришёл к одному простому выводу: жену надо выбирать не по положению в обществе и не из долга перед родом… если, конечно, она не истинная. Жену надо выбирать сердцем — ту, что станет твоим тылом. Ту, которую можно оставить дома, и когда вернёшься — будешь точно знать: тебя ждут, тебя любят, тебя обогреют. А не так, чтобы вернулся, а в доме — пусто. Супруги нет. Она, как водится, на балу… в столице.
Он усмехнулся криво, с горечью.
— Так что… нет. Я хочу знать. Что выкинула Лизи на этот раз? Иллюзий насчёт неё я давно не питаю. Просто, знаешь, наивно надеялся, что ребёнок её остановит. Ведь у неё всё есть, — продолжал он устало. — Деньги, положение в обществе, защита рода… Зачем торопиться? Зачем устраивать свою личную жизнь, если можно просто плыть по течению, наслаждаясь вниманием, балами, сплетнями и игрой в идеальную даму?
Он замолчал на мгновение. Я поджал губы, прошёлся по камере, сел на стол напротив него, опёрся локтями на колени.
— Мне жаль…
— Давай же, Дарклэй. У нас с тобой нет друг от друг секретов, — брат был решительно настроен. Он сжал кулаки.
— Твоя жена… как бы это сказать…
Я замолчал, подбирая слова.
— Говори, как есть, — бросил он.
— Хорошо. Тогда начну с себя. Помнишь мою свадьбу? Год назад.
— Конечно. И жену твою помню… ещё в светлой памяти, — усмехнулся он.
— Так вот. Метка на Беатрис так и не появилась. Но… я чувствовал её. Чётко. Это была настоящая связь. Потом… мы не виделись до свадьбы, а когда встретились в Храме… связь словно исчезла.
