Трактир "Бойкая щучка" (СИ) - Гринерс Эва

- Случилось ужасное, - продолжила Карла и замолчала. Она вздрагивала всем телом, а я, тоже вдруг испугавшись, не торопила её.

Подруга глубоко вздохнула и наконец принялась рассказывать.

- Меня разбудила мать и огорошила, что вся деревня гудит: Гонсалеса то ли убили, то ли похитили - полиция в доме у них. Говорят, всё у него в комнате перевёрнуто и в крови. Такой ужас!

Меня словно выбросило из постели и я очутилась на ногах.

- Господи, кошмар! А что же Сандро? Он в порядке?

Карла только плечами пожала:

- Вроде да…

А я заметалась по комнате.

- Мне нужно сейчас же пойти узнать!

- Погоди, Габи… Да погоди ты! Я ещё не всё тебе сказала.

Остановившись, я смотрела на подругу в ожидании. Что еще за новости она принесла мне? Только бы с Алехандро всё было хорошо! Сама не знала, почему это было так важно для меня.

- Ты только не пугайся, но мать сказала, что в деревне все как один твердят, что это твоих рук дело, - она опустила глаза, как будто и сама верила в это.

Сказанное окатило меня, как ледяной душ. Что за дичь вообще?.. От неожиданности я не могла вымолвить ни слова. Карла тоже молчала, от этого мне становилось еще более дико. Это просто продолжение моего ночного кошмара, только и всего. Нужно немедленно проснуться!

- Что ты такое говоришь? Как я могу быть причастной? Если даже допустить, что я способна на такое злодейство, то мы же вместе были!

Карла бессильно опустила руки, глаз на меня она по-прежнему не поднимала.

- Габи, я сама не понимаю. Мать мне столько нажужжала, пока я одевалась, чтобы бежать к тебе. Как будто бы Гонсалес рассказывал кому-то, что ты приходила к нему из-за долга, угрожала. И что тебя часто видели у его дома в последнее время.

Я опустилась на постель и закрыла лицо руками. Всё оборачивалось против меня, всё. И Сандро… он ведь тоже может поверить во всю эту чушь.

Затем вскочила и принялась натягивать на себя первое платье, что попалось мне под руку.

- Мне нужно пойти и объяснить всё. Что за чудовищное обвинение? Я просто не понимаю, кому такое могло в голову прийти.

Взгляд Карлы выражал что-то среднее между сочувствием и сомнением. Боже, если даже она мне не верит, то что же остальные…

- Алехандро скажет, что мы были с ним. Даже если нам с тобой не поверят, ему-то уж наверняка, - по-моему я говорила очень убедительно, и голос мой не дрожал. Ну или только чуть-чуть...

- Всё разрешится, Габи, - неуверенно произнесла моя подруга, - Хочешь, я пойду с тобой?

Я не успела ответить. В доме вдруг послышались мужские голоса и топот множества ног. Мне показалось, что сюда идут человек пятьдесят, и почему-то закрыла уши ладонями.

В комнату заглянул тот самый капитан, который приходил ко мне в больницу. Усатый. Луис… как его, как его… Мигель! Он шевельнул усами беззвучно, а Карла мягко отняла мои руки от ушей. Тогда я его услышала.

- Сеньорита Ловейра, прошу вас пройти со мной. Вы меня слышите?

От нелепости и абсурдности происходящего я невольно улыбнулась, а капитан, напротив, нахмурился.

Обернувшись к Карле, я спросила:

- Что же теперь с “Бойкой щучкой” будет?

Как будто это сейчас имело какое-то значение.

- Мы присмотрим, Габи! - лицо Карлы скривилось, как будто она собиралась меня оплакивать. - И я, и Паблиньо, и Рауль. Всё выяснится, и ты скоро вернешься домой.

Кажется, она себе не верила. Говорила из жалости. Кивнув ей, я прошла за капитаном Мигелем. В кухне толпились еще четверо здоровенных, словно буфеты, парняги в форме. Они также хмурились, как и их шеф.

- Сеньорита, вы сейчас пройдёте со мной, а ваш дом обыщут, - пояснил Мигель.

Я попыталась спросить, в чем меня обвиняют, о понятых, об ордере на обыск, но слушать меня Мигель не стал. Лишь взял крепко повыше локтя и повел к выходу.

На мостике стояла полицейская повозка с решетками, вокруг толпились любопытные. В сторону баркаса я головы не повернула - было слишком страшно прощаться с ним.

В разговорах толпы сочувствующих интонаций слышно не было. Странно, я ведь со многими стала приятельствовать с тех пор, как подрядилась ходить на рынок с товаром. Думала, что ко мне хорошо относятся… Вон загорелая Луиза, которая всегда брала у меня что-нибудь вкусненькое, вон еще женщины-торговки. Почти все знакомые лица.

Капитан Мигель помог мне сесть в повозку и запер крепкую дверь. Мы тронулись и ехали по главной улице посёлка, а я вдруг вспомнила, что хотела сказать.

- Сеньор Мигель! То есть… капитан! - затарабанила я в стенку повозки. - Вы слышите меня? Мне нужно кое-что сказать вам, это срочно!

Полицейский дилижанс остановился, и хмурый капитан Мигель открыл дверцу, глядя на меня сухо и строго.

- Капитан, поговорите с Алехандро Гонсалесом, мы ведь были с ним вчера всю ночь…Ну то есть не в том смысле. Мы ездили в соседний город на танцы и вернулись только утром.

Мигель чуть постоял, качнувшись взад-вперед, пошевелил губами. Я напряженно всматривалась в его лицо, словно ожидала, что до него сейчас дойдет: у меня есть железное алиби и отпустит домой.

- Сеньорита, - произнес Мигель чуть мягче, - мы уже говорили с сыном сеньора Гонсалеса. Дело в том, что он видел отца и говорил с ним по своему возвращению. Несчастье произошло после того, как он лёг спать. Я говорю вам это неофициально, только для того, чтобы вы не дёргали меня в дороге. Ваш допрос состоится позже. А пока подумайте, что вы можете сообщить о том, где вы были и что делали с того момента, как расстались с Алехандро Гонсалесом и до вашего задержания.

С этими словами он снова запер дверь, а я села на лавку совершенно опустошенная, не пытаясь больше спорить и возражать. Только смотрела на грязный дощатый пол повозки. Через внушительные щели была видна желто-серая бегущая дорога.

После двух или трех часов езды мы остановились. Странным образом я успокоилась к тому времени. Я ни в чем не виновата, как говорится: следствие разберется. Нужно просто набраться терпения. Очень скоро я вернусь домой. А то, что меня задержали, это просто по протоколу положено. Так я убеждала себя, чтобы сохранять спокойствие.

Здание полицейского участка было наполовину каменным, наполовину мазанкой. Наверное, его достраивали. Одноэтажное, побеленное снаружи, с решетками на окнах.

Меня молча провели в камеру, ничего не объясняя, и оставили одну. Из обстановки здесь была только лавка, привинченная к полу. В углу грязное ведро с крышкой.

Окно находилось выше моего роста, за ним виднелись покачивающиеся ветви оливы. Как дома. Как же хорошо сейчас дома… Бухта, теплый деревянный пирс, мелкие прозрачные волны весело плещутся. Припекает солнце. Дышится легко и свободно.

“А что если я отсюда больше никогда не выйду?” - мелькнула паническая мысль, обдав меня кипятком изнутри. Глубоко и часто задышав, чтобы не расплакаться, я стала смотреть в окно на ветку и считать листочки. Послышался протяжный свист, и на одну из ветвей, на самый кончик вспорхнула птичка, такая же черно-желтая, как и та, с которой я разговаривала у себя в саду.

Я ей обрадовалась, как будто получила хорошее известие. Это явно был добрый знак, а как могло быть иначе?

- Эй Лаврушка, - шепотом позвала я её и, улыбаясь, сморгнула предательские слезинки, закипевшие в уголках глаз, - привет, подружка!

Конечно, это была другая птичка: их здесь обитали десятки в каждом саду, если не сотни. Но тем не менее это меня немного взбодрило.

Прошел час, по моим внутренним ощущениям, затем еще. Обо мне, кажется, забыли. А я подозревала, что звать кого-то и спрашивать было бы бесполезно.

Заняться здесь было совершенно нечем. Лаврушка давно улетела, взгляду не за что было зацепиться. Оставалось только себя поочередно то накручивать, то успокаивать.

Где-то в здании были слышны голоса, иногда раскатистый смех.

Наконец, через несколько часов я услышала приближающиеся шаги и невольно встала. Лязгнул замок, и дверь отворилась.