Бремя власти II (СИ) - Ладыгин Иван

— Искусство требует жертв, Николай, даже в восприятии, — сухо парировала Ольга, ее взгляд скользнул по руке дочери на моем рукаве. — Главное, чтобы трактовка не переходила в… вульгарность. Или, того хуже, в крамолу. — ее пальцы сжали жемчуг на ожерелье.

Рыльский сидел, как на штыках. Он старательно смотрел в окно, на мелькающие огни и мокрый асфальт, но его взгляд то и дело, словно магнит, притягивался к профилю Ольги Павловны, к ее рукам, перебирающим жемчуг. Его могучая грудь под мундиром вздымалась чуть чаще обычного. Когда машина слегка качнулась, входя в поворот, его колено случайно коснулось ноги Ольги. Рыльский вздрогнул, как от удара током, и резко отпрянул, вжимаясь в свое кресло. Его смуглое лицо залила густая краска, он сглотнул, будто в горле застрял ком.

Ольга лишь едва заметно подняла бровь, даже не взглянув на него. Ее внимание было всецело поглощено влюбленной парой.

— Анна, милая, не забудь после спектакля заглянуть к графине Воронцовой, — сказала она ровным голосом, словно ничего не произошло. — Она настаивает на твоем мнении по поводу цветов для свадебного букета. В их роду множество специалистов, но она, как главный поставщик роз и фиалок ко дворцу, сильно беспокоится. Говорит, что только твой вкус безупречен.

— Конечно, маменька! — тут же откликнулась Анна, ее улыбка не дрогнула. — Я уже предвкушаю наше маленькое цветочное совещание. — ее пальцы снова сжали мой рукав. На этот раз сильнее.

Рыльский, все еще багровый, прокашлялся.

— Ваше высочество, княгиня… — его голос звучал хрипло, он явно боролся за контроль, — стоит ли так беспокоить Анну Александровну перед свадьбой мелкими хлопотами? Может, поручить все это дело фрейлинам?

Ольга наконец повернула к нему свой ледяной взор.

— Капитан Рыльский, — произнесла она медленно, растягивая слова, — устройство императорской свадьбы — это не мелкие хлопоты! Это дело государственной важности. И вкус будущей императрицы здесь решающий. Фрейлины могут подать совет, но не более. — тон регентши был вежливым, но в нем звучало железное: «не твое дело». Она снова обратилась к Анне, полностью игнорируя капитана: — А белые лилии, которые ты присмотрела для центральной композиции в тронном зале… они все же будут?

Рыльский сжал кулаки на коленях, костяшки побелели. Он снова уставился в окно, его челюсть напряглась. Капитан был открытой книгой, каждая страница которой кричала о мучительной, запретной страсти и унизительном положении. Опасная комбинация. Я почувствовал, как Анна слегка напряглась рядом. Ее рука на моем рукаве на мгновение ослабила хватку. Воздух в роскошной капсуле стал густым и невыносимым, пронизанным невысказанными словами, скрытыми желаниями и смертельной игрой. Немая пьеса разворачивалась прямо здесь, под аккомпанемент урчания мотора и шума дождя за бронированными стеклами.

Но благо, длилось это недолго. Я достойно отыграл в этом акте свою роль и с удовольствием почувствовал, как машина затормозила. Мы вышли из салона на улицу. Какие-то гвардейцы тут же накрыли нас зонтиками. Смотрелось это комично…

Я огляделся. Мы оказались возле большого помпезного здания на его внутреннем дворике. Охрана повела нас внутрь через невзрачные двери.

Тайный ход выплюнул нас прямо в императорскую ложу. Шелк, бархат, позолота. Вид на зал казался морем дорогих туалетов и напудренных париков. Мы заняли свои места. Я — рядом с Анной. Ее рука снова легла на мою. Холодная. Мы обменялись сладкими улыбками для публики, которая ловила каждый наш жест.

В первых рядах охраны было больше, чем зрителей. Мускулистые «дворяне» в чуть мешковатых фраках, с пристальными цепкими взглядами, расселись по залу. Штатские мундиры Тайного Отдела и Гвардии. Я сразу же почувствовал себя мишенью в тире.

На сцену вышел конферансье, щуплый человечек в лакированных туфлях. Он закашлялся в кулак и поднял руку. Тишина рухнула, как лезвие гильотины и тут же испарилась от ударов его речи:

— Дамы и господа! Высокородные особы! — его голос дрожал от волнения. — Сегодня наш скромный храм искусства удостоен величайшей чести! В императорской ложе присутствует сам Государь Соболев Николай Третий!

Грохот аплодисментов стукнул меня по ушам. Все встали. Повернулись. Тысячи глаз устремились на меня. Будь я киллером, то обязательно воспользовался бы случаем. Идеальная мишень.

Я встал, улыбаясь идиотской улыбкой, и мысленно включил Внутреннее Зрение и Абсолютный Слух. Мир замедлился. Звуки разделились: грохот аплодисментов, учащенное дыхание Анны рядом, скрип сидений, шепоток Ольги Рыльскому на ухо:

— Смотрите за левым проходом княжна…-.

И… вдруг на сцене. За кулисами, в узкой щели между декорациями, я заметил Движение. Три фигуры в костюмах хора. Один нервно теребил что-то под плащом. Двое других — стремительно сближались с ним. Мелькнул блеск стали. Быстро, профессионально. Короткая борьба показалась дружеским объятием. Тело «артиста» с револьвером в руке обмякло. Его быстро потащили вглубь, за декорации. За ним потянулся кровавый след. Люди Рябоволова сработали хорошо. Чисто. Спасли императора!

Конферансье побледнел, как полотно, увидев боковым зрением эту суету за ширмой. Он резко повернулся к залу, широко улыбнулся, но в его глазах плескалась паника.

— И… и позвольте представить! — его голос сорвался на фальцет. Жизнь за царя! История любви, жертвенности и… неотвратимости судьбы на фоне великих потрясений! Да начнется же первое действие!

Занавес дрогнул. Анна резко сжала подлокотник кресла, ее ногти впились в бархат. Я накрыл ее холодную руку своей. Галантно. Успокаивающе. Для зрителей. Внутри же бушевал холодный гнев. Неотвратимость судьбы? Посмотрим, чья судьба окажется неотвратимее. Рябоволов только что спас мне жизнь? Или просто убрал конкурента до того, как тот испортил мне спектакль? Вопросов было больше, чем ответов. А музыка уже лилась, обещая кровавую драму и на сцене, и, возможно, за ее кулисами.

Глава 11

«Чтобы найти принца, нужно поцеловать несколько жаб».

Фокси Браун

Но как бы там ни было, а потенциальных убийц в округе я больше не наблюдал. Настоящий ад развернулся на сцене Императорского театра. Вот, где страсти по-настоящему кипели! «Жизнь за царя» бушевала кроваво-золотым костюмированным безумием. Пламенные клятвы охотника-тенора разрезали зал, как клинки. Бутафорские демоны с намалеванными рогами рычали с такой искренней яростью, что слюна летела через рампы.

Я смотрел на все это буйство сквозь призму Истинного Зрения. Энергетические нити эмоций — алые от страсти, сизые от предательства, черные от отчаяния — сплетались над головами зрителей в гигантский, пульсирующий клубок.

Актер-охотник, раскинув руки к ложу «монарха», выводил финальную арию верности, а я… ловил легкую дрожь в пальцах Анны. Ее рука, накрытая моей, казалась глыбой льда, вмороженной в бархат. На миг мне даже почудилось, что я хочу согреть ее… Но на самом деле внутри этой ледяной королевы бушевал вулкан. Она не видела блеска мишуры, не слышала визгливых сопрано. Она видела Глеба. Тот миг: когда я свернул ему шею, когда хрустнули его кости, мой горячий отчаянный поцелуй, впившийся в ее губы как клеймо позора. Воздух между нами звенел, как натянутая струна. Казалось, еще секунда… и лед треснет, освобождая кипящую лаву боли.

Чтобы как-то ее отвлечь, я пошел на риск. Отчаянный ход. Я наклонился к ней, не отрывая взгляда от сцены, где «демон» заносил кинжал над «царем». Шепот был едва слышен даже под грохот оркестра:

— Ваш отец… Князь Белоусов, если мне не изменяет память? — это имя прозвучало как щелчок замка. — Говорят, он сумел растопить лед сердца Ольги Павловны. Каким он был? Безумным романтиком? Непреклонным воином? — мой голос был нарочито легким и праздным, будто я спрашивал о фасоне ее платья.

Девушка вздрогнула всем телом, словно от удара током. Ее глаза мелькнули двумя синими лезвиями, отточенных ненавистью, и метнулись ко мне.