Ашер 8 (СИ) - Шиленко Сергей

Грэг поднял голову и замер от ужаса.

Небо. Оно было кроваво-красным, цвета засохшей крови, и по нему, как вскрытые вены великана, расползались багровые трещины. Они пульсировали, точь-в-точь как те, что он видел над разрушенным Дальнегорском, но здесь они были ближе. Намного ближе. Из них не просто сочилась тьма — они источали концентрированное отчаяние, такое плотное и осязаемое, что оно давило на плечи, как тяжелый плащ.

Воздух был густым, тяжелым, наполненным не просто звуками, а шепотом. Тысячи голосов сливались в единый, монотонный, сводящий с ума гул. Это были голоса страха, боли, одиночества — всех тех, кто заблудился в этом мире и был поглощен им. Иногда из общего хора выделялись отдельные слова: «помогите», «больно», «холодно», «одиноко». Но чаще это был просто стон, вечный, безутешный стон умирающего мира.

Он огляделся и с ужасом узнал искаженные очертания. Это была Усадьба. Но не та уютная, залитая солнцем Усадьба, где он провел последние месяцы. Это была ее изнанка, ее больное, гниющее отражение.

Фонтан, где днем играли дети Ворониных, теперь извергал черную, маслянистую жижу. Она булькала и плевалась, выбрасывая вверх комья чего-то, что когда-то могло быть водой, а теперь стало концентратом всех страхов и кошмаров. Прекрасные мраморные статуи нимф и сатиров стояли на своих местах, но теперь они были сделаны не из камня, а из застывшей боли. Их лица были искажены в беззвучном крике, руки вытянуты в мольбе о помощи, а из глазниц текли черные слезы, которые никогда не высыхали.

Дом выглядел так, словно его построили из костей и отчаяния. Окна светились тусклым, мертвенным светом, а из-за них доносились звуки — скрежет, царапанье, словно что-то пыталось выбраться наружу. Или попасть внутрь.

«Не смотри, — голос Иди звучал напряженно и далеко, словно доносился издалека сквозь бурю. — Не слушай. Ты для них — маяк. Огонек тепла в ледяной пустыне. Они слетятся на тебя, как мотыльки на свет. Погаси свой свет. Стань таким же холодным, как все вокруг».

И тут он их увидел.

Вдалеке, над черной землей, двигался рой. На первый взгляд он напоминал саранчу — облако мелких, снующих существ. Но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это не насекомые. Это были обрывки тьмы, сшитые вместе чистой злобой и голодом. Низшие демоны. Каждый был размером с крупную собаку, но без четкой формы — постоянно меняющийся сгусток мрака с парой горящих красных глаз и пастью, полной игольчатых зубов.

Они не летели, а перекатывались волной, пожирая остатки света и жизни, которые еще теплились в этой мертвой земле. Там, где проходил рой, земля становилась еще чернее, еще мертвее. Они двигались без видимой цели, ведомые лишь одним инстинктом — голодом. Голодом по всему живому, теплому, светлому.

И эта волна катилась прямо на него.

Паника ледяными когтями вцепилась в горло. Первобытный, животный ужас заставил его захотеть бежать, но ноги увязли в черной жиже по щиколотку. Он хотел кричать, но голоса не было — только хрипящий, задушенный стон. Рой был все ближе, и шепот в воздухе превращался в визг тысяч голодных тварей, почувствовавших добычу.

Якорь.

Мысль вспыхнула в его сознании, как спасительный огонь. Он изо всех сил вцепился в фантомное ощущение кольца на пальце. Вспомнил его холод, его вес. Вспомнил лицо Макса в дверном проеме, его молчаливый кивок. Вспомнил запах оружейной смазки, тепло дома, звук дождя по окнам.

Он перестал излучать страх. Он заставил себя стать пустым. Холодным. Таким же мертвым, как этот мир. Это далось ему нечеловеческим усилием — подавить самую основу жизни, стремление к теплу, к свету, к любви. Стать камнем среди камней.

Волна тьмы докатилась до него и… прошла насквозь.

Он стоял посреди этого безумного, визжащего потока, но твари его не замечали. Их горящие глаза скользили мимо, не задерживаясь. Он был для них всего лишь еще одним камнем в этой мертвой пустыне, еще одной тенью среди теней.

Когда последний демон пронесся мимо, Грэг увидел, кто их ведет.

«Надсмотрщик» — так он мысленно окрестил эту фигуру. Выше обычных демонов, человекоподобный силуэт, сотканный из более плотной, более осознанной тьмы. На нем было подобие доспехов — черных, переливающихся, сделанных из концентрированного страха. В руке он держал хлыст из чистого мрака, который трещал в воздухе, оставляя за собой следы абсолютной черноты.

В его движениях читалась цель. Он гнал рой в определенном направлении, концентрируя его, словно пастух собирает стадо. И это направление было неслучайным — оно вело к одной из горящих точек на невидимой карте этого мира. К месту силы. К узлу, где магия реального мира еще была жива.

Грэг понял с ледяным ужасом: это была не хаотичная атака. Это была координированная операция.

Движимый отчаянной необходимостью узнать больше, он начал следовать за Надсмотрщиком. Призрачный шаг за призрачным шагом, оставаясь в тени его присутствия. Маскировка держалась, и он осмелел.

А потом почувствовал Его.

В центре этого кошмарного пространства, откуда исходили все команды, было присутствие. Не фигура — присутствие. Зона абсолютного холода и давящей, чудовищной воли. Это был не просто демон. Это было нечто неизмеримо большее.

Полководец.

Он не имел четкой формы — вертикальный вихрь из чистой тьмы, который одновременно притягивал и отталкивал взгляд. Внутри этого вихря, как молнии во время грозы, вспыхивали искры ледяного, нечеловеческого интеллекта. Перед ним висела в воздухе карта — живая, трехмерная модель всего Ашена, сотканная из нитей темной энергии. На ней ярко горели несколько точек: Усадьба Вороновых, руины Дальнегорска, земли На’би, где была Иди.

Он планировал. Координировал. Вел войну против самого сердца мира.

Гордыня — грех, который наказывается мгновенно. Грэг решил, что может больше. Он попытался коснуться разума этого существа. Не прочесть мысли — просто легко, как перышком, провести по поверхности его сознания.

В тот же миг все замерло.

Шепот прекратился. Движение остановилось. Вихрь застыл. И из глубин абсолютного безмолвия на Грэга уставились два несуществующих глаза, полные такого ледяного презрения, что его душа сжалась в комок.

Его заметили.

Прежде чем Грэг успел осознать масштаб своей ошибки, из вихря метнулась рука. Она была соткана из самого понятия «конец». Из отрицания, холода и смерти всего сущего. Эта ментальная хватка сжала его сознание, и мир взорвался болью.

Его стирали.

Не убивали — стирали. Как ластиком стирают карандашную надпись. Его личность, воспоминания, его «я» — все начало крошиться под чудовищным давлением чужой воли. Имена близких стали бессмысленным набором звуков. Якорь, кольцо, Макс — все превратилось в туманные образы без смысла.

«НЕ СМЕЙ!»

Слепящая вспышка белого света ударила в темную руку. Это была Иди. Вся ее сила, накопленная за годы служения свету. Вся ее ярость на тех, кто смел тронуть того, кого она поклялась защищать.

Темная рука на мгновение разжалась — не от боли, а от удивления. И этого хватило.

Иди дернула за их связь, за невидимую нить между ними. Грэга с чудовищной силой вырвало из Царства Снов, швырнуло обратно в тело.

Он очнулся в своей комнате, весь в холодном поту, с кровавым привкусом во рту. Живой. Но теперь враг знал о его существовании. Запомнил запах его души.

Война стала личной.

Крик был нечеловеческим.

Он вырвался из груди Грэга вместе с кровью, хлынувшей из носа, и разорвал ночную тишину Усадьбы, как выстрел из пушки. Звук был такой силы, такой первобытной агонии, что у меня волосы встали дыбом.

Я вылетел из комнаты, не успев даже накинуть рубашку, и через секунду был в его комнате. То, что я увидел, заставило мое сердце ухнуть в самые пятки.

Грэг бился на полу в конвульсиях. Его тело выгибалось под неестественными углами, словно внутри него сражались две противоположные силы. Глаза были закачены, показывая только белки, а пальцы скрючены, словно он все еще пытался от чего-то отбиться. Изо рта и носа текла кровь — не струйкой, а потоком.