Ашер 8 (СИ) - Шиленко Сергей

Я кивнул. Жрец. Отлично. Не хватало нам еще религиозных фанатиков. Я посмотрел на Грэга. Он смотрел на меня, и в его взгляде была отчаянная мольба — взять его с собой. И ярость от того, что он не может пойти. Я подошел к нему и положил руку ему на голову, взъерошив волосы.

«Ты свою работу уже сделал, солдат. Лучше всех нас. Теперь отдыхай. И жди нас к завтраку».

Он ничего не ответил, только крепче сжал кулаки. Я отвернулся и пошел к выходу. За спиной я чувствовал его взгляд. Взгляд ребенка, который слишком быстро повзрослел, и которого мы снова оставляли одного.

Ночь над землями Кроули была больной и неживой. Луна, тусклая и бледная, как глаз мертвеца, едва пробивалась сквозь плотную пелену ядовито-лиловых облаков. Наш «Странник», тяжело гудя, крался в этой рваной дымке, словно контрабандист, везущий запретный товар. Мы высадились в паре километров от замка, в мертвом, обугленном лесу, и дальше двинулись пешком. Воздух здесь был другим. Он пах не просто сыростью и гнилью. Он пах отчаянием. Даже тишина была неправильной, давящей, словно из мира высосали все звуки, кроме тихого, почти неслышного гула, который ощущался скорее кожей, чем ушами.

Замок Кроули возник перед нами внезапно. Он не вырос из-за холма. Он просто проявился из мрака, словно всегда был здесь. Это был уже не замок. Это была раковая опухоль на теле земли. Каменные стены, некогда серые и величественные, теперь были черными, маслянистыми, покрытыми пульсирующими наростами и венами из застывшей тьмы. Высокие башни изгибались под неестественными углами, будто сам камень корчился в агонии. Над главной башней клубился черный вихрь — средоточие силы, наш маяк.

«Красивый вид. В буклетах для туристов выглядело иначе», — прошептал Сет, проверяя крепления на своем арбалете. Болты были особенные — с наконечниками из нашего нового, солнечного металла.

«Тихо, — скомандовал я. — Двигаемся. Рита, ты и твоя пятерка — левый фланг, заходите со стороны старой часовни. Сет, ты с остальными — за мной, через главные ворота. Встречаемся у входа во внутренний двор. Не геройствовать. Наша задача — прорваться. Пошли».

Мы двинулись вперед, растворяясь в тенях. Первых часовых мы сняли бесшумно. Это были уже не люди. Искаженные, вытянутые фигуры с горящими фиолетовым огнем глазами, одетые в лохмотья гвардейской формы. Они патрулировали стены, но их движения были вялыми, сомнамбулическими. Они не ожидали нападения.

Тревогу подняли, когда мы уже были у ворот. Пронзительный, нечеловеческий вой разорвал тишину, и из всех щелей, из-под земли, с черных стен на нас хлынул поток тварей. Низшие демоны, та самая «саранча», которую описывал Грэг. Волна визжащей, клацающей тьмы.

«К бою!» — мой крик потонул в их вое.

И в этот момент ночь озарилась золотом. Наши клинки, до этого скрытые под плащами, вырвались на свободу. Десяток маленьких, яростных солнц в кромешной тьме. Первые ряды тварей врезались в нашу стену из стали и света и… испарились. С громким, злобным шипением, как вода на раскаленном масле, они просто исчезали, оставляя после себя лишь запах озона.

Началась резня. Это был не бой. Это была работа. Мы действовали как единый, слаженный механизм. Я и Сет в центре, пробивали брешь. Наши гвардейцы, вооруженные солнечными мечами и копьями, прикрывали фланги, не давая волне сомкнуться за нашей спиной. Слева, у часовни, вспыхивали новые всполохи света — это вступила в бой группа Риты.

«Макс, слева!» — крик Сета заставил меня обернуться. Из тени выскочила тварь покрупнее — один из «Надсмотрщиков». Человекоподобный силуэт, сотканный из плотной тьмы, замахнулся на меня своим призрачным хлыстом. Я ушел в сторону, и хлыст с треском ударил по каменным плитам, оставляя на них дымящийся след. Не дожидаясь второго удара, я сделал выпад. Мой кинжал вошел в тварь по самую рукоять. Раздался оглушительный визг, и Надсмотрщик взорвался изнутри, осыпав меня пеплом и волной холода.

«Прорываемся!» — проревел я, отбрасывая ногой мелкую тварь, пытавшуюся вцепиться мне в ногу. Мы не стояли на месте. Мы двигались вперед, оставляя за собой просеку из света и смерти. Каждый взмах меча, каждый выстрел арбалета Сета, каждый удар копья был выверен и точен. Мы были машиной, и нашей единственной целью был тронный зал.

Мы вышибли массивные, окованные железом двери тронного зала одним ударом тарана, который притащили с собой. После оглушительного грохота и визга сражения снаружи, тишина внутри показалась неестественной, оглушающей. Мы ворвались внутрь, готовые к бою, и замерли. Тронный зал был неузнаваем. Величественные гобелены, рассказывающие об истории рода Кроули, превратились в черные, гниющие тряпки, на которых извивались живые, меняющиеся узоры. Высокие стрельчатые окна были затянуты черной паутиной, сквозь которую не пробивался ни один луч больной луны. А в центре, на возвышении, стоял трон. Он был вырезан не из камня или дерева. Он был сделан из чего-то похожего на черный, застывший кристалл, внутри которого медленно перетекали сгустки тьмы.

На троне сидел он. Лорд Кроули. Но от прежнего лощеного, холеного аристократа с бегающими глазками не осталось и следа. Он был одет в длинные, тяжелые одеяния из темно-фиолетового бархата, расшитые серебряными рунами, которые причиняли глазам физическую боль. Его лицо было бледным, почти прозрачным, но глаза… Глаза горели ровным, бездонным фиолетовым пламенем. Это был взгляд не человека, а сущности, смотрящей на нас из другой, чуждой вселенной. Он не был одержим. Он был… соединен. Он стал аватаром, сосудом для чего-то древнего и ужасного. В руках он держал черный посох, увенчанный таким же фиолетовым кристаллом, который пульсировал в такт биению невидимого сердца.

«Я ждал вас, — его голос разнесся по залу. Он был спокойным, мелодичным и абсолютно бесчеловечным. В нем не было ни злости, ни страха. Только безграничная, холодная уверенность. — Хотя, признаться, не ожидал, что вы проявите такую… примитивную доблесть. Впечатляюще. Но бессмысленно».

Он медленно поднялся с трона.

«Вы пришли убить меня, не так ли? Убить предателя, продавшегося Тьме. Какая предсказуемая, какая трогательная глупость». Он усмехнулся, и эта усмешка была похожа на треск ломающегося льда. «Я не продавался Тьме, дикарь с другого мира. Я узрел ее истинный лик. Я принял ее дар. Вы видите вокруг себя хаос, боль, страдания, бессмысленную борьбу за выживание. Вы называете это жизнью. Я называю это ошибкой в коде мироздания. Болезнью».

Он сделал шаг вперед, и пол под его ногами покрылся инеем.

«Первородная Тьма — это не зло. Это порядок. Абсолютный, совершенный, вечный. Она не разрушает. Она исправляет. Она предлагает избавление от главного проклятия этого мира — от свободы выбора, которая порождает лишь страдания. Я не разрушитель. Я — целитель. Я — жрец нового, совершенного мира. Мира без боли, без страха, без сомнений. Мира, где каждый займет свое место в великой, безупречной гармонии. И я был избран, чтобы очистить эту землю от скверны хаоса и построить на ее руинах империю вечного, незыблемого порядка».

Он обвел нас своим фиолетовым взглядом, и я почувствовал, как по спине пробежал холод. Это был не бред сумасшедшего. Это было кредо фанатика. Он искренне верил в каждое свое слово.

«Присоединяйтесь ко мне, — его голос стал вкрадчивым, почти соблазнительным. — Вы, сильные. Вы могли бы стать столпами нового мира. Зачем цепляться за этот агонизирующий труп? Зачем сражаться за право страдать?»

«Потому что даже в этом аду у нас есть то, чего никогда не будет в твоем стерильном раю», — прорычала Рита, делая шаг вперед и поднимая свой сияющий клинок.

Кроули посмотрел на нее с жалостью. «Любовь? Надежда? Привязанность? Это все симптомы болезни. Оковы, которые мешают вам увидеть истину. Что ж. Раз вы не хотите исцеления… придется прибегнуть к хирургии».

Кроули не двинулся с места. Он даже не поднял свой посох. Он просто посмотрел на меня, и мир вокруг исчез. Грохот битвы, лица моих друзей, холодный камень тронного зала — все растворилось в фиолетовом тумане. Я стоял один, безоружный, в пустоте. А передо мной, сотканный из этого тумана, возник образ. Земля. Моя Земля. Но другая. Чистые, сияющие города. Люди в одинаковой светлой одежде с безмятежными, пустыми лицами. Нет войн, нет голода, нет преступности. Нет искусства, нет смеха, нет споров. Идеальный, работающий как часы, муравейник.