Системный Кузнец IV (СИ) - Мечников Ярослав

Нет, буду играть в свою игру.

— Топор, — сказал я просто.

Брандт застыл, словно наткнулся на невидимую стену — улыбка дрогнула.

— Что? — переспросил мужик, моргнув.

— Топор, — повторил ещё спокойнее, но с настойчивостью, указывая на наковальню. — Вы пришли взглянуть на топор?

Гигант молчал — кажется, на секунду сбился с толку. Шестерёнки в голове провернулись со скрипом.

Мужик медленно выпрямился во весь рост, снова начав постукивать кувалдой по ладони. Одна рыжая бровь поползла вверх, выражая скепсис или недоумение.

Затем, не говоря ни слова, просто отодвинул меня рукой в сторону, как шкаф. Я пошатнулся, но устоял, вцепившись ногами в пол. Брандт шагнул к наковальне, заслонив ту собой.

Видел только широкую и напряжённую спину — монстр склонился над оружием. Ульф, стоявший возле горна, дрожал всем телом, вперившись в гиганта — молотобоец видел лицо, а я нет. Молился, чтобы напарник удержался, чтобы не приложить Брандта кувалдой — тогда ему точно конец.

Пауза затянулась — это длилось вечность. Заметил, как изменилось дыхание оружейника — спина перестала ходить ходуном, мужик замер, затаив дыхание, словно хищник, почуявший кровь.

Затем услышал глубокий выдох. О чём он сейчас думает? Уничтожит? Присвоит? Сломает? Куда всё это приведёт — одним духам известно.

Тишина стала такой плотной, что казалось, даже гул горнов затих, отступая перед ней.

И вдруг…

— А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!!

Взрыв. Раскат грома. Извержение.

Брандт закатился таким оглушительным хохотом, что всё, что слышал от него раньше, показалось детским хихиканьем. Смех бил по ушам, вибрировал в черепе — хотелось зажать уши руками. Я невольно поморщился.

Смех начал стихать, переходя в хриплое рычание.

Гигант взял топор — всё ещё тёплый металл в огромной лапе казался игрушкой. Затем он поднял его, повертел перед собой, любуясь бликами огня на лезвии и резко развернулся.

Глаза были безумными от дикого азарта. Багровые огоньки в зрачках, казалось, вырывались наружу, прожигая пространство.

Брандт прошёл мимо меня, бросив лишь один странный взгляд в глаза, и в нём было всё: и признание силы, и вызов, и обещание чего-то страшного.

Оружейник вышел в самый центр главного прохода, под свет самых ярких огней, оглядел замерших кузнецов пылающим взором, продолжая безумно улыбаться, а затем вскинул мой топор вверх, показывая всем.

— Ну что, недомерки вы этакие⁈ — орал мужик во всю мощь лёгких, перекрывая гул цеха. — ВОТ чего стоит всё ваше хвалёное деревенское мастерство! Пыль! Мусор!

Тряс топором над головой, как знаменем.

— Всю жизнь вы горбатились над своими наковальнями и считали себя мастерами! А на деле — ковали говно! День ото дня — одно и то же ломкое говно! Барон призвал вас на службу не для того, чтобы вы переводили уголь! Провинции грозит смерть! И только вы — слышите меня, вы, криворукие ублюдки! Только вы можете её спасти, а вы продолжаете делать дерьмо!

Брандт орал не как кузнец, а как безумный генерал перед строем дезертиров, готовый лично расстрелять каждого десятого, чтобы остальные начали драться.

— А ТЕПЕРЬ!

Гигант резко развернулся ко мне, вытянул левую руку и указал тяжёлым бойком кувалды в мою сторону.

— Пришёл юный талант! Щенок! Без роду и племени! И уделал вас всех в первую же смену! А-ХА-ХА-ХА-ХА!

Ржал, запрокинув голову, словно смотрел в глаза богам и смеялся тем в лицо.

— Хвалёные кузнецы Предела, духи вас раздери!

Внезапно смех оборвался — за криком больше не было веселья, осталась только дьявольская горечь разочарованного творца. Лицо Брандта стало серьёзным, почти трагичным — мужик медленно опустил руки: в одной — мой топор, в другой — кувалда.

Затем посмотрел на меня — взгляд изменился — смотрел на меня, как на молодого и опасного конкурента. Или… кого? Ученика? Наследника? Жертву для особого ритуала? Я не понимал, но точно не друга.

— Сюда, — коротко бросил тот, указав кувалдой на место перед собой, в центре «сцены».

Так… это чудовище меня вызывает? На суд? На награждение?

Я выдохнул, собираясь с духом — меньше всего хотелось иметь дела с этой тварью, становиться любимчиком или мишенью, но понимал: другого выхода нет. Это необходимость и правила игры — нужно их принять, чтобы выжить.

Сделал шаг, другой — вышел в центральный проход, чувствуя десятки взглядов. На ватных ногах направился к Ржавому Бесу, стоящему в центре адской кузни — тот ждал, опустив руки, сведя кустистые брови.

Я подошёл и остановился рядом, окидывая взглядом лица перепуганных, изумлённых и ненавидящих меня кузнецов.

И тогда увидел Гуннара.

Старик стоял в третьем ряду — пот градом стекал с бороды, лицо как у покойника. Мужик смотрел на меня, и в глазах плескалась жуткая смесь унижения, чёрной зависти и отчаянной ревности. Я предал его и превзошёл — стал частью того, что мастер ненавидел.

— ТОЛЬКО РАБОТА! — взревел Брандт, голос ударил по барабанным перепонкам, как молот. — ТОЛЬКО ХОРОШАЯ РАБОТА ОСТАВИТ О ВАС ПАМЯТЬ В ВЕКАХ!

Обвёл толпу фанатичным взглядом.

— Если вы, твари, не понимаете важность того, почему вы здесь… Если вы не готовы вкладывать в металл душу и кровь… вы канете в безвестность! Сгниёте в канаве, забытые всеми, со спинами, изъеденными плетьми! А если будете служить, как этот юный кузнец… Если будете создавать Достойное Оружие — вы вознесётесь! Станете частью Легенды!

Что за бред? Это какая-то секта? Культ Огня и Наковальни? Я ошарашенно смотрел на лица мужиков — казалось, те должны ненавидеть его, но нет — безумные речи действовали иначе: лица измождённых работяг начали озаряться лихорадочным возбуждением, глаза заблестели фанатичным огнём.

— Да… Да… — шелестело по рядам.

— Верно толкует мастер… Истину глаголит…

Вся эта картина напоминала бред сумасшедшего, ставший реальностью.

Мужик резко развернулся ко мне, нависая скалой. Я посмотрел в перекошенную азартом рожу, которая не вызывала ничего, кроме физического отвращения.

— Ну что, Огненный Кузнец? — гигант смотрел, не мигая, пронизывая насквозь. — Кажется, ты достоин того, чтобы создавать лучшее оружие — не для черни, а для Героев. Ты согласен со мной?

Чудовище вопросительно подняло бровь, ожидая немедленного согласия, благодарности, собачьей преданности. А может нет? Может тут был подвох?

Внутри всё протестовало — если да, если мужик оценил меня и признал мастерство — допустим, но то, как он это сделал… Унизил других, чтобы возвысить меня, превратил ремесло в религию страха — всё это вызывало брезгливость, ничего не мог поделать. Я не хотел быть частью его культа.

— Я считаю, — сказал тихо, но мой голос прорезал тишину. Бросил короткий взгляд на Гуннара. — Что каждый здесь может делать лучше, чем делает сейчас. Вопрос только в том…

Сделал паузу. Брандт не мигал, жадно ловя каждое слово, словно хищник, прислушивающийся к шороху.

— … вопрос в отношении к делу. Не только мужиков, — кивнул на замерших кузнецов. — Но и тех, кто над ними стоит — мастерство растёт не от страха, а от уважения.

— Хм-м-м… — прогудел гигант, разглядывая моё лицо, как энтомолог изучает жука под лупой. — Если уважение так важно… то почему у тебя, сопляка, всё получилось, а у этих бездарностей — нет?

Брандт смотрел вопрошающе, бросая вызов — в его словах была жестокая логика, а в глазах — блеск острого ума, смешанный с безумием фанатика.

Честно говоря, вопрос обезоружил меня. Удар под дых. Ведь меня обстоятельства не сломили, а мотивировали, а их — нет…

У меня была Огненная Ци, Система, опыт спасателя и умение адаптироваться — у мужиков этого нет. Выходит, я действительно особенный.

Голос гордыни и шёпот растущего эго начал заполнять разум, и он не казался чем-то плохим — наоборот, успокаивал и сжигал мучительные внутренние конфликты, что терзали меня. Становилось проще, когда думал, что они — бездарности и серая масса, а я — избранный, достоен большего.