— Она говорила о... стирании проблемы. Окончательном решении.
Кровь застыла в жилах Латора:
— Она хочет убить Лиралин?
— Не говори глупостей, — Тлит резко махнул рукой. — Клан Авельтан не убивает людей просто так. Это было бы... неэтично. — Он помедлил. — Но есть множество способов устранить помеху, не прибегая к прямому насилию. Несчастные случаи. Внезапные болезни. Потеря магического дара...
Латор почувствовал, как внутри разгорается ярость — древняя, драконья, неукротимая:
— Она не посмеет.
— Боюсь, она сделает то, что сочтет необходимым для сохранения чистоты рода.
Латор сжал кулаки так сильно, что когти, еще не до конца втянувшиеся после трансформации, впились в ладони:
— Тогда мне нужно действовать быстрее.
— О чем ты говоришь? — старейшина напрягся.
— Если моя мать думает, что может просто устранить Лиралин, она глубоко ошибается, — в голосе Латора зазвучали опасные нотки. — Я сам буду ее защищать. Любой ценой.
— Твой отец тоже был упрямцем, — произнес он тихо. — Говорят, поэтому твоя мать и выбрала его среди всех претендентов. Ей нравился его огонь.
— А потом она его погасила, — горько заметил Латор.
— Нет, — старейшина покачал головой. — Он сам позволил себе угаснуть. Выбрал покой вместо борьбы.
Он выпрямился, насколько позволял его древний, искривленный временем позвоночник:
— Что ты собираешься делать, молодой Авельтан?
— То, что должен, — ответил он. — Защищать то, что принадлежит мне. То, что я выбрал.
Тлит медленно кивнул:
— Тогда тебе понадобится помощь. Ищи старые пути. Есть, говорят, договор с Радналами. Который они должны выполнять. И мы должны. Найди его.
Часовщик оказался пожилым, но крепким мужчиной с цепким взглядом и руками, покрытыми мозолями от десятилетий работы с тончайшими механизмами. Он разложил на столе в моей мастерской бархатную ткань, а на ней — изящные карманные часы в золотом корпусе с искусной гравировкой.
— Эти часы принадлежали моей семье пять поколений, — пояснил он, бережно касаясь корпуса кончиками пальцев. — Созданы почти двести лет назад. Настоящее произведение искусства и воплощение часового гения.
Я склонилась над часами, рассматривая тонкую работу. Корпус был украшен миниатюрной сценой охоты — олени, собаки и всадники, вырезанные с такой детализацией, что можно было разглядеть выражения лиц.
— В чём проблема? — спросила я.
— Они остановились месяц назад, — вздохнул посетитель. — Я перепробовал всё, что мог, не разбирая механизм. Но проблема явно внутри. А разобрать их невозможно, не повредив корпус.
Тиар, стоявший рядом, посмотрел на меня с плохо скрываемым волнением:
— Ринтана Лиралин обладает особым даром, позволяющим видеть внутреннюю структуру предметов, — сказал он часовщику. — Возможно, она сумеет обнаружить проблему, не разбирая часы.
Часовщик недоверчиво хмыкнул, но в его глазах появилась искра надежды:
— Это было бы настоящим чудом.
Я взяла часы в руки, чувствуя их приятную тяжесть. Золото было тёплым, словно живым.
— Я попробую, — сказала я, садясь за рабочий стол. — Но не могу ничего гарантировать.
Я закрыла глаза, сосредоточилась и позволила своему сознанию погрузиться в то особое состояние, когда обычное зрение уступает место внутреннему. Сначала я ощутила только общий контур часов — золотой корпус, циферблат, стрелки. Но постепенно моё восприятие углублялось, проникая сквозь материальные слои, открывая внутреннюю структуру механизма. Я словно видела каждую шестерёнку, каждую пружину, каждый крошечный винтик — все сотни деталей, которые составляли этот шедевр часового искусства. Они предстали перед моим внутренним взором как трёхмерная схема, где каждый элемент светился своим уникальным энергетическим отпечатком. И тут я увидела проблему — тончайшую трещину в главной пружине, настолько микроскопическую, что её невозможно было бы заметить даже под самым сильным увеличительным стеклом. Трещина прерывала поток энергии, останавливая движение всего механизма.
— Я нашла, — прошептала я, не открывая глаз. — Главная пружина имеет трещину. Крошечную, почти невидимую, но она прерывает работу всего механизма.
Я услышала, как часовщик резко втянул воздух:
— Если это правда, то это объясняет остановку. Но как вы...
— Тихо, пожалуйста, — попросил Тиар. — Дайте ей сосредоточиться.
Теперь предстояла самая сложная часть — не просто увидеть проблему, но и исправить её. Я никогда раньше не пыталась воздействовать на такой сложный и хрупкий механизм. Малейшая ошибка могла привести к непоправимым последствиям. Я мысленно сфокусировалась на трещине, представляя, как атомы золота перестраиваются, заполняя разрыв, восстанавливая целостность пружины. Это было похоже на тончайшую хирургическую операцию — на уровне молекул, на грани возможного. Минута растянулась в вечность. Я чувствовала, как по виску стекает капля пота, как напряжены все мышцы тела, как пульсирует кровь в висках. Но я не прерывала концентрацию, медленно, миллиметр за миллиметром, затягивая разрыв в пружине.
Наконец, когда последние атомы встали на свои места, я почувствовала, как по механизму пробежала волна энергии. Шестерёнки дрогнули и начали своё движение, словно пробуждаясь от долгого сна. Я открыла глаза и увидела, как стрелки часов медленно пришли в движение. Тик-так, тик-так — ровный, здоровый ритм двухсотлетнего сердца.
— Великие небеса. Они идут! И я даже не прикасался к механизму!
Тиар смотрел на меня с таким восхищением, что я почувствовала, как краснею.
— Невероятно, — произнёс он тихо. — Просто невероятно.
Часовщик осторожно взял часы, поднёс к уху, вслушиваясь в их ход:
— Идеально! Ход даже лучше, чем был раньше. Клянусь своей репутацией, это настоящее чудо!
Он положил часы обратно на бархат и поклонился мне:
— Ринтана Лиралин, вы только что сделали невозможное. Назовите свою цену.
Я переглянулась с Тиаром, который едва заметно кивнул, предоставляя мне право решать.
— Пятьдесят золотых, — сказала я, называя сумму, которая была значительной, но не разорительной.
— Только пятьдесят? — наш посетитель покачал головой. — За такую работу я ожидал услышать сумму втрое больше.
