Наследие древнего (СИ) - Четвертнов Александр

— Да, после поездки как раз заправил, — кивнул он, хватая с вешалки свою куртку.

Стоило нам выйти на крыльцо, как холодный зимний воздух обжёг лицо. Небо затянули тяжёлые серые тучи, пахло снегом. Коля почти бегом спустился по ступеням, опередив меня, и уже открывал заднюю дверь «Ладоги», когда я подошёл.

Через секунду он уже сидел за рулём, вставляя ключ в замок зажигания. Двигатель завёлся с первого раза, радуя ровным гулом.

«Ладога» плавно набирала скорость, выруливая с территории особняка на улицу. Я приоткрыл глаза, наблюдая, как за окном проплывают дома и деревья, покрытые инеем. Петербург, всегда элегантный и строгий, сегодня казался по-особенному напряжённым.

Коля вёл машину уверенно, но я видел по его сжатым челюстям и побелевшим костяшкам пальцев на руле, как он нервничает. Его взгляд метался по зеркалам заднего вида, словно ожидая погони или нападения.

— Давно твоя сестра болеет? — спросил я, нарушая тишину.

Николай вздрогнул, будто очнувшись от тяжёлых мыслей.

— У Надюши проблемы с позвоночником, — ответил он, не отрывая взгляда от дороги. — Врождённый дефект. Иногда бывают обострения, тогда ей очень плохо. Но сегодня… — его голос дрогнул, — сегодня что-то не так. Ирина Леонтьевна сказала, что сестра пару раз потеряла сознание.

Последние слова он произнёс так тихо, что я едва расслышал их сквозь шум двигателя. В его глазах стояла такая тоска, что мне стало не по себе.

Мы проехали мимо большой площади, где раньше стоял памятник какому-то генералу. Теперь на его месте виднелись лишь руины — последствия одного из прорывов. Булыжники мостовой были разворочены, словно игрушечные кубики, разбросанные капризным ребёнком. Жандармы оцепили территорию, не допуская зевак.

— Они опять пришли? — Коля покосился на разрушения.

— Нет, — покачал я головой. — Это последствия прошлого нападения.

На следующем перекрёстке нас остановил патруль. Молодой офицер с усталыми глазами проверил документы и заглянул в салон машины. Его взгляд остановился на мне, в глазах мелькнуло узнавание.

— Проезжайте, граф, — он отступил.

Я промолчал. Чувствовал, что в этих словах больше правды, чем хотелось бы. Нестабильность между мирами нарастала с каждым днём. Это ощущалось в самом воздухе, в потоках эфира, окружающих нас. А ведь я пока видел лишь верхушку айсберга.

Вспомнил утреннее столкновение с Буковым-Дубининым. Удар по нему был лишь началом. Мне нужно набраться сил как можно быстрее, чтобы противостоять тому, что грядёт. А для этого не обойтись без поездки в Грецию и встречи с другими «усиленцами».

Коля припарковался прямо у входа, игнорируя знак «Только для персонала». Заглушил двигатель и повернулся ко мне, его лицо выражало смесь надежды и страха.

— Пойдём, — я кивнул, открывая дверь. — Посмотрим, что можно сделать.

Двери клиники разъехались перед нами с тихим шипением. Внутри царила атмосфера сдержанной суеты. Медсёстры тихо переговаривались у стойки регистратуры, врачи в белых халатах проходили по коридорам с планшетами в руках, пациенты ожидали своей очереди на удобных диванах в зоне отдыха.

— Господин Орлов! — администратор за стойкой, высокая блондинка с аккуратным пучком волос, удивлённо привстала. — Мы не ожидали вас сегодня.

— Экстренный случай, — коротко бросил я. — Где женщина Ирина Леонтьевна и молодая девушка?

— Они в отделении интенсивной терапии, на третьем этаже, — ответила медсестра, быстро листая что-то в компьютере. — Там сейчас работает бригада доктора Лебедева.

Я кивнул, направляясь к лифтам. Коля шёл за мной, его подошвы глухо стучали по мраморному полу холла. На его лице застыло выражение сдерживаемого страха.

Лифт домчал нас до третьего этажа за считанные секунды. Двери открылись, впуская в царство клинической стерильности — белые стены, яркое освещение, запах антисептиков.

Ирина Леонтьевна сидела на скамье у стены, её обычно собранный вид сменился растрёпанностью и тревогой. Руки, сложенные на коленях, заметно подрагивали. Увидев нас, она вскочила.

— Кирилл Дмитриевич! — воскликнула она, и в её глазах блеснули слёзы. — Слава богу, вы приехали!

Коля бросился к ней, хватая за руки.

— Что с Надей? — его голос сорвался. — Как она?

Ирина Леонтьевна судорожно вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

— Она в операционной, — произнесла женщина, её губы дрожали. — Доктор Лебедев и вся бригада сейчас с ней. Они сказали, что… — она прервалась, глядя на Колю виноватыми глазами. — Они сказали, что состояние критическое. Воспаление распространилось на спинной мозг, есть риск необратимых повреждений.

Николай побледнел так резко, словно из него выкачали всю кровь. Казалось, он вот-вот упадёт.

— Коля, — я положил руку ему на плечо, чувствуя, как оно дрожит. — Я посмотрю, что можно сделать.

Он поднял на меня глаза, полные мольбы и отчаяния.

— Спасите её, господин. Она же совсем ребёнок. У неё вся жизнь впереди.

— Я поговорю с врачами, — сказал я, направляясь к двустворчатым дверям операционного блока.

— Туда нельзя! — окликнула меня молодая медсестра, сидевшая за небольшой стойкой. — Идёт операция!

Я обернулся, и она осеклась, узнав меня.

— Господин Орлов! Простите, я не…

— Всё в порядке, — кивнул я ей. — Подготовьте мне стерильную одежду. Я буду ассистировать.

Девушка удивлённо моргнула, но возражать не стала. Она быстро поднялась и открыла шкаф, извлекая оттуда комплект одноразовой операционной одежды.

Ирина Леонтьевна подошла ко мне, пока я переодевался.

— Кирилл Дмитриевич, — её голос звучал тихо, почти умоляюще. — Я знаю, вы можете больше, чем обычные врачи.

Я только кивнул, надевая стерильную маску.

— Я сделаю всё, что в моих силах.

Операционная встретила меня яркими люминесцентными лампами и звуками работающего оборудования. Хирургическая бригада из пяти человек окружала стол, где лежала маленькая фигурка, почти полностью скрытая под зелёным операционным бельём.

— Кто разрешил? — резко обернулся высокий хирург с усталыми глазами над маской. Он замер, узнав меня. — Господин Орлов? Что вы здесь делаете?

— Я пришёл помочь, доктор Лебедев, — ответил я, подходя ближе. — Как пациентка?

Лебедев бросил быстрый взгляд на мониторы жизненных показателей.

— Стабилизировали, но состояние критическое, — ответил он. — Компрессионный перелом позвонка с повреждением спинномозгового канала. Осложнённый гнойным воспалением. Мы удалили гной, но повреждения нервных волокон…

Он не договорил, но его взгляд сказал всё. Прогноз неутешительный.

— Можно взглянуть? — я указал на операционное поле.

Лебедев помедлил, но затем кивнул и немного отступил, давая мне пространство. Я подошёл к столу, глядя на лицо девочки — бледное, осунувшееся, с синими кругами под глазами. Её русые волосы были спрятаны под одноразовую шапочку, а дыхательная трубка во рту выглядела неестественно большой для этого детского лица.

Я осторожно коснулся её руки, чувствуя через перчатку хрупкость костей. Медсестра, стоявшая рядом, молча протянула мне планшет с историей болезни и результатами анализов.

Цифры и графики рассказывали историю запущенной болезни. Высокие показатели воспаления, низкие — иммунитета. Позвоночник деформирован, несколько позвонков смещены. Старые рентгеновские снимки показывали прогрессирующее ухудшение состояния.

— Вы сделали всё правильно, — сказал я, возвращая планшет. — Но этого недостаточно.

Лебедев нахмурился.

— Мы применили самые современные методики, господин Орлов. К сожалению, повреждения настолько обширны…

— Я понимаю, — перебил его я. — И не ставлю под сомнение ваш профессионализм. Но я хочу попробовать кое-что ещё.

Врачи переглянулись. В их глазах читалось недоверие. Я не был дипломированным медиком, всего лишь владельцем клиники. Богатым графом с полезными связями.

— Что именно вы собираетесь делать? — спросил Лебедев.

— Регенеративная терапия с использованием магических потоков, — ответил я. — Наподобие той, что применяют в военных госпиталях для высшего командного состава.