Трофей темного короля (СИ) - Эшли Ирен

Тошнота подкатила к горлу противной, липкой волной.

— ...всё же настаиваю проверить невинность Эмили, — добавил Северин.

Проверить мою невинность? Словно я вещь, которую можно осмотреть на предмет дефектов. Словно я скотина, которую выбирают на ярмарке?!

Как же противно!

— Серьезно? — вырвалось у меня.

— В этом нет необходимости, — уверил господин Кёр, — я лично общался с Рагнаром Верене, и он подтвердил чистоту лирэи.

— Это всего лишь формальность.

Формальность? Мою честь, мою душу он собирается проверить, словно лошадь на ярмарке?

Родители поддерживали Северина. Кивали в такт его жалкой речи о важности дурацкой пленки в организме. Разве можно судить о достоинствах женщины по наличию или отсутствию девственности? Как будто моя ценность определялась лишь одним, единственным фактором! Боже, как же меня тошнило от предрассудков!

От несправедливости, от гнева, от обиды внутри меня что-то затрепетало, словно раненая птица, пытаясь вырваться на свободу. Воспоминания о днях в плену вспыхнули в сознании яркими, обжигающими искрами: в объятиях Аристида, в моменты, когда он касался меня, вопреки моей воле, вопреки всему моему существу, я… чувствовала то, чего никогда не испытывала раньше. Господи, прости меня, но мне… понравилось. Сила, властность, какая-то темная, завораживающая привлекательность, против которой я оказалась бессильна. Это было безумие, это было мерзко, это было немыслимо, это было прекрасно…

С трудом поднявшись с дивана, чувствуя, как ватные ноги не держат, а голова кружится, я поднялась и, глядя на непонимающие выражения лиц родных, процедила:

— Проверка не нужна. — Опустилась тишина, оглушительная и давящая. Кажется, даже воздух застыл в ожидании. — Я спала с Аристидом Рэвиалем, алэром Эдильборга, правителем мертвых земель.

— Эмили, что ты говоришь? — прошептала мама дрожащим голосом.

— Это правда? — глухо спросил отец.

Северин побледнел, попытался что-то сказать, но не мог выдавить ни звука. В его взгляде плескалось отчаяние и… разочарование.

— Но я говорил с Рагнаром и…

— Близость случилось после, — перебила господина Кёра.

Я не жалела. И извиняться не собиралась. Признание стало моим личным бунтом, моей исповедью, моим проклятием, моей свободой. Я больше не была той Эмили, которую они знали. Я стала другой. Запятнанной. Грешной. Но свободной. Свободной от предрассудков и чужих ожиданий.

Я ждала. Ждала криков, упреков, проклятий. Но ничего не последовало. Лишь тишина. Абсолютная, звенящая тишина, которую, казалось, можно было потрогать руками.

Мне больше нечего было сказать, я покинула зал, но оказавшись за дверью, услышала звон бьющейся вазы, а после — сдавленный крик Северина:

— Вы слышали? Она сама сказала. Сама. Без допросов, без пыток, без проверок. Сказала, что была с ним. С этим ублюдком. С Аристидом.

— Северин… я прошу вас, успокойтесь.

— Успокоиться? Эмили была в его постели! Вы понимаете, что значит для меня лечь с ней после этого выродка?

— Да, для на всех это стало шоком! Но не забывайте, она была в плену у Аристида несколько месяцев.

— В плену? И, видимо, наслаждалась пленом в полной мере, раз позволила ему… — он не смог закончить фразу. — О, Абсолют, о чем вообще можно сейчас говорить?! Я не возьму в жёны использованную игрушку Аристида! Кто она теперь? Принцесса? Нет. Просто трофей врага.

— Прекратите! Она и так сломлена!

— Нет. Не сломлена. Сломанные не говорят: «Ко мне нормально относились». Сломанные не смотрят с теплом, когда произносят имя чудовища. Только слепой и глухой не поймет, что лирэя была с ним добровольно! Пока мы кровь лили на границе, твоя дочурка раздвигала перед тем выродком ноги!

Я прижалась лбом к холодной стене. Мне хотелось вырвать себе уши, но я слушала. Каждое слово вгрызалось в кости.

— Северин, прошу, не говорите так! Это ужасная ситуация, знаю. Но предлагаю вам компенсацию. Деньги. Земли. Все, что пожелаете, чтобы забыть об этом… недоразумении.

Сердце сжалось от боли. Мой собственный отец… торговался, предлагал компенсацию за меня, как за «бракованный товар».

— Вы думаете, меня можно купить, Ормонд? Думаете, я продам честь Вилдхейма за золото и земли?

— Не говорите так… Я понимаю, это трудное решение. Но подумайте. Это выгодно для обеих сторон. Ваш род получит богатство и влияние на юге. Эмили спасется от позора. А я… я смогу спокойно умереть, зная, что мой род продолжен. Я же не прошу любить её. Я прошу спасти.

— Я подумаю, — наконец сказал Северин. — Мне нужно время все взвесить.

— Конечно. Мы понимаем.

Я стояла, дрожа. В груди — пустота. Не боль, не страх — отвращение. Меня только что продали. Обсудили, как залежалый товар. И всё это — под предлогом «спасти».

Я не жалела о ночи с Аристидом. Он был врагом, да. Но он никогда не делал вид, что я — вещь.

Северин показал своё настоящее лицо. Он не правитель. Не мужчина. Он просто щенок, который боится, что его игрушка оказалась не новой.

А я... Я не вещь. Я не их договор. Не их размен.

И, чёрт возьми, я не позволю себя продавать!

Следующая встреча с Северином произошла вечером. Он бесшумно пришел на пляж, где я сидела в одиночестве на песке и рассматривала отражение россыпи звезд на морской глади, наслаждаясь мерным шумом прибоя. Он просто пришел и бесцеремонно, не спросив разрешения, сел рядом. Его белоснежный мундир не подходил к месту.

Я поежилась. Не от холода. От отвращения.

— Замерзли? — спросил он.

— Нет.

Северин снял с себя мундир и с картинной заботой накинул мне на плечи.

— Я же сказала, не холодно! — попыталась снять, но не получилось.

— Возле моря вечером прохладно, — парировал женишок.

— Пожалуйста, прекратите дешевое представление.

— О чем вы?

Раздраженно вздохнув, изрекла с упреком:

— Я слышала разговор. И пожалуйста, перейдем на «ты»?!

— Без проблем, Эмили.

Первую часть фразы Северин будто специально пропустил, ответив лишь на вторую.

— Знаешь, — тихо продолжила я, глядя на море, — все изменилось. Мир стал другим. Мы стали другими.

— Что ты имеешь в виду?

— Прекрати прикидываться дурачком, — усмехнулась, — ты понимаешь о чем я. И как сказала ранее: я слышала ваш разговор. И прекрасно знаю цену твоего нынешнего добродушия. Знаю, что за свадьбу отец готов заплатить тебе много, очень много денег.

— Подслушивать некрасиво, — ответил с издевкой.

— Некрасиво продаваться, — возразила я.

— Это всего лишь маленькая компенсация за твой… колоссальный изъян.

— Колоссальный?!

— Эмили, ты спала с предводителем чудовищ мертвых земель, — громко, с брезгливостью отчеканил он и ахнул, поражаясь моим возмущениям. — Он трахнул тебя и выкинул, как мусор. А мне теперь подбирать за ним!

— Да как ты…

— Что? Смею? Разве неправда, лирэя? Ты до сих пор здесь лишь по одной причине — Аристид это позволяет. Будь ты по-настоящему ему дорога, поверь, Ладэтхейм давно бы горел в огне мертвых земель, но Аристид бы тебя нашел! Но он не приходит. Потому что ему плевать. Потому что наигрался.

Слова Северина — грязный, липкий ком, брошенный в самое лицо. Хотелось закричать, разбить что-нибудь, выцарапать глаза «женишку», но я только молчала, сглатывая ком в горле. Больно. Невыносимо больно.

— Не знаю, какие правила в твоем сокрытом мире, лирэя, но здесь тебе лучше смириться с реальностью. Ты должна быть благодарна, что я вообще готов принять тебя после твоей близости с Аристидом и дать шанс на нормальную жизнь!

— Я никогда не буду благодарна за то, что меня просто продали как товар…

— О, милая, поверь, ты не товар, скорее — бремя. Повезло тебе родиться лирэей: милая мордашка и светлые волосы — делают свое дело, но поверь, любая другая, оказавшаяся на твоем месте, была бы обречена на одиночество и изгнание. Не забывай об этом и — повторюсь! — будь благодарна.

Я вдруг рассмеялась… истеричным, надломленным смехом, полным горечи и разочарования. А моя мечта-то сбылась! Я сбежала, свадьбе с Северином быть — всё как и хотела, не так ли?!