Тьма. Том 9 (СИ) - Сухов Лео

Тот же Енот, успевший близко подобраться к медведю, уже понял ошибку. Развернулся и пустился наутёк, прямо на бегу меняя рожок в автомате. Он критически не успевал: медведь почти выбрался из своей громадной норы. Но я тоже не терял времени даром: на пределе сил и скорости вешал позади бегущего разведчика плетения щитов. И, в итоге, навешал почти столько же, сколько на себя.

Это-то нас всех и спасло… Атака медведя началась внезапно. Совершенно не по-медвежьи. Ни предупреждающего рёва, ни подъёма на задние лапы. Просто вдруг по шерсти вновь проскочили разряды… А затем во все стороны долбанули настоящие молнии.

Накрыло всех, кто близко стоял. Меня, Енота, Бубна, Папоротникова, Базилеуса. И даже Ливелия.

Все мы, к счастью, успели выставить защиты. Купол Бубна прикрыл ещё и ромейского скрытня, который из-за кандалов пользоваться тенькой не мог. Да он и не пытался, блин… Ливелий с упорством помешанного всё ещё старался уползти обратно, в сторону дыры, из которой медведь вылез. И если бы не щит Бубна, уже валялся бы на земле, дымясь и подёргивая конечностями.

Сила разряда была такова, что аж гром прогремел. Я и Базилеус кувырком полетели по земле. Папоротников проехался по камням пятой точкой, но ему наждачный путь шуба смягчила. И только Бубен единственный устоял на ногах. Но, конечно, жуть как рассердился.

А когда Бубен злится, ревёт он не хуже медведя. Не переставая драть глотку, опричник послал в полёт какое-то плетение, которое раскрылось, будто ловчая сеть, и оплело огромную бурую тушу. А потом, не мешкая, добавил в это обширное плетение стихию.

Грохнуло знатно. Меня снова протащило по камням, уронив прямо к ногам жены. Базилеус лишился защиты, которую успел выставить. Ну а Енот был ловок, быстр и успешен, как одноимённый зверь — ушёл из-под удара, успев отбежать метров на пятьдесят за те мгновения, что промелькнули после молний.

Медведь в долгу не остался. Махнул исполинской лапой, снося подальше и Бубна, и Папоротникова, и Ливелия. Опричник и ПУПовец перелёт выдержали успешно, смягчив падение щитами. А вот Ливелий, приземлившись не так удачно, потерял сознание.

Зато пока мы все лежали, Авелина не растерялась. Тихонько взвизгнув от ужаса, она бросила в медведя острую сосульку из чёрного колдовского льда. Бесполезная попытка, конечно, но храбрая, да… Особенно для ученицы всего-то второго года «Васильков».

Снаряд мишка отбил легко, взмахнув лапой. И тут же замахнулся другой, чтобы припечатать жену, а заодно и меня, к земле — я всё так же валялся в ногах благоверной. Однако получил рой моих огненных шариков в морду, и вынужден был, мотая громадной башкой, повременить с местью слабой женщине.

Я честно пытался ему глаза выжечь. Но разве же попадёшь в маленький глаз на такой обширной ряхе? Глаза-то у него были, как у обычного мишки. Это морда выросла до непотребных размеров. В итоге мне оставалось разве что вскочить на ноги, не обращая внимания на боль — по камням меня знатно помотало — и, подхватив жену, броситься прочь, пока мишка ещё отбивался от моих плетений.

Но медведь всё-таки улучил момент. Ударил нам вслед молнией, разбившейся, к счастью, об артефактную защиту. И тут же сам получил огромным валуном по башке. Камень появился прямо над ним, метрах в пятнадцати над землёй. Обычный косолапый от такого подарка бы лепёшкой по земле растёкся. Однако этот медведь лишь обиженно заревел, мотая башкой.

А Папоротников, нам подсобивший, начал спешно плести новое заклинание. Жаль, он уже обидно просчитался. И с крепостью снаряда, и с высотой падения, и с прочностью медвежьего черепа. А медведь-изменыш, в результате, разозлился ещё больше. Ситуация возникла критическая. Бубен, самый сильный из нас, только поднимался с земли… На пули разведчиков медведь внимания почти не обращал…

А вот тёмный сгусток, влепившийся ему в грудь, оценил.

Шерсть на том месте, куда прилетело проклятие Базилеуса, начала стремительно седеть, превращаясь в прах и обнажая тёмную кожу, покрытую язвами. Судя по всему, они тоже были следствием прилёта тёмного сгустка.

Косолапый зарычал, перевёл взгляд на Базилеуса, затем на Папоротникова, будто решая, кого прикончить первым… И тут же получил в нос сосулькой. Черный крепкий лёд, пробив кожу в слабом месте, прошил хрящ насквозь, слева направо. Не смертельно, но, скорее всего, чувствительно. Я помнил, что животные очень не любят удары по носу.

Чья была сосулька, я и так знал. Авелина эти штуки любила и всегда имела запас. Понимая, что сейчас мишка переключится на нас, я начал срочно формировать огненные шарики.

Но тут наконец-то поднялся на ноги Бубен, злой, как десяток таких вот изменённых медведей… Он ответил зверю банально и очень по-русски. Влепил со всей силы воздушным кулаком в челюсть. Медведь аж вскинулся на задние лапы, на долю секунды уставившись в небо — и летящий по нему обломок собственного клыка в окружении кровавых капель.

Красоту картинки, наверно, лишь я и мог оценить со своим восприятием. Как и мгновенные изменения в самом медведе, чьи глазки быстро-злобно налились кровью. Зубные лекари дорого берут, да и вообще зверьё не обслуживают. Так что, в целом, я понимаю его чувства. Сам бы расстроился.

Очень злой мишка ещё приходил в себя от удара Бубна, а молнии по шерсти уже проскакивали чаще и чаще… Бросив в него огненные шарики, я начал торопливо ставить защиту перед артефактным щитом. Судя по молниям, нам всем должно было вот-вот больно прилететь.

К слову, разведчики это успели осознать — и даже попытались найти укрытие. Жаль, укрытие поблизости было только одно: я и Авелина, ну и выставленные перед нами защиты. Поэтому все бойцы, включая Енота, который успел за воротник куртки ещё и Ливелия зацепить, плотной группой сбились за нашими спинами.

Последнее, что я увидел перед ответным ударом косолапого — влетевший ему в пузо воздушный кулак Бубна. А ещё очередной чёрный сгусток Базилеуса. И новый валун Папоротникова, летящий с высоты метров двадцати на медвежью башку.

Вспышка!

Мир потонул в слепящем пламени разряда. Громовой раскат буквально затопил ущелье. Звук бил со всех сторон, заставляя внутренности трястись и, кажется, перемешиваться.

Я закричал. Видел лицо Авелины рядом — она тоже кричала. А потом звук прекратился, и только давящее эхо продолжало гулять вдали. Я лежал на земле, пытаясь прикрыть корчащуюся от боли жену. Она почему-то держалась за живот, хотя впору было за уши. И, судя по ощущениям, у меня, кажется, тоже шла оттуда кровь.

— Тихон! — заорал я, призывая молоденького лекаря, который поехал с нами.

Но не услышал своего голоса. Просто надеялся и, кажется, даже молился, чтобы лекарь меня услышал. В тот же миг я развернулся к медведю. И, наверное, так и замер бы от ужаса, если бы не находился в ускорении. Потому что мишка стоял на земле, на всех четырёх лапах, и ревел, по всей видимости, хоть я со своей глухотой и не слышал — но видел распахнутую пасть. Его шерсть была покрыта уже не десятками, а сотнями маленьких молний, которые складывались над бурой головой в подобие короны.

И эта корона отражала всё, чем люди пытались бить в медведя. Плетения рассыпались, пули бессильно опадали, а зверь явно готовился жестоко ответить…

Я оглянулся на жену, к которой уже подбежал лекарь и что-то кричал мне. Я не слышал, но у меня всё и так сложилось в голове: и отстранённое поведение Авелины в последние дни, и периодический отказ от еды, и даже внезапная страсть к кофе, которую она сегодня проявила. А главное — то, что сейчас она беспомощно держится за низ живота, а не за уши, из которых кровь на снег капает…

Не то, чтобы у меня опыт большой, но за пару жизней можно разобраться. Просто я балбес и тугодум в плане тонких материй, и всегда им был — в обеих жизнях… Да и жена, похоже, только сейчас поняла, чем именно мы здесь рискуем.

Я это прочитал в её испуганных, широко раскрытых глазах, встретившись взглядом… А потом такая невероятная злость взяла…

На себя, толстокожего, на медведя этого треклятого, Дикого, мать его, Вождя, чтоб ему пусто было! Ну вот надо же было прийти прямо к его логову… Проклятое «везение» неудержимого…