Тьма. Том 9 (СИ) - Сухов Лео

Откуда я знал, что это Дикий Вождь? Так я его слышал! Не ушами, а мысленно… Стоило потянуться к чёрному сердцу, как я почувствовал его мысли и желания. Это даже словами не расшифровывалось, просто поток ощущений.

Медведь был зол на то, что мы сделали ему больно. Он недоумевал, как мы прошли через зверей на юге, он звал на помощь всех изменышей округи, но знал, что никто не успеет прийти. Ведь он сам всех их прогнал, чтобы обезопасить себя.

Он давно жил тут. Не первый год, не второй… Он тщательно скрывался. А теперь очень досадовал на то, что его раскрыли. И собирался убить нас всех. Всех до единого. Чтобы не смогли про него рассказать другим таким же, как мы. Он готовился к рывку, который станет для каждого из тех, кто его нашёл, последним.

Время замедлилось ещё больше. Оно мне было очень нужно, каждая его капля. Я видел мечущего плетения Бубна, видел, как бьёт заклятиями Папоротников, видел летящие проклятия Базилеуса… А ещё я видел, как медведь напитывает свою защиту тенькой, скопившейся вокруг его логова.

И уже было бесполезно корить себя, что видел, куда стягивается вся тенька, но не придал значения. И щиты на траектории удара зверя было бесполезно ставить. С учётом его нереальной силищи это бы нам не помогло. Я даже не уверен, выжил бы Бубен в такой ситуации…

Да, можно было обнять жену, почувствовать её сердце и насытить защиту… Но даже она не справилась бы с гневом Дикого Вождя. Слишком большую силу он собрал здесь за годы своего тайного правления…

…И, наверно, можно было согласиться с Тьмой, которая тихо шепнула:

«Какая жаль!..»

Но у меня ещё была первооснова. Чтобы мир замер на мгновение, чтобы я жил в тысячу раз быстрее всего вокруг, я буквально выдавливал из себя тысячи капель теньки каждую секунду. И я чувствовал её сейчас так хорошо, как никогда.

Это была не сырая сила. Не просто хлопья, которые через мгновение истлеют в воздухе. Это был я сам. Каждая капля — это был я. И вместе с тенькой я устремился вперёд, к медведю, к его голове. Моё физическое тело, конечно же, и не подумало сдвигаться. А вот тенька, с которой мы были сейчас едины, плотным сгустком рванула вперёд… И столкнулась с мощнейшей защитой косолапого. Стало так больно, будто я автобус на полном ходу головой боднул.

Я сгорал в молниях, я растворялся в воздухе, я рычал от боли, но пробивался к своей цели. К огромной, как дубовая бочка, и талантливой, как лучшие маги этого мира, медвежьей голове.

И в тот момент, когда медведь рванул вперёд, моя первооснова, превратившаяся в диск, встала у него на пути…

А дальше время для меня потекло с обычной скоростью.

Я сам направил всю силу, ускорявшую восприятие, во врага. И, понятное дело, тут же выпал в обычное течение времени. Треск, хруст… Разряд молнии, ударивший неподалёку… Мелькнувшие ошмётки разорванной артефактной защиты…

Меня бросило на землю, протащило несколько метров. А потом удар… Шелест… Снова удар…

Я уже не мог шевелиться. Глаза пытались закрыться, погружая меня в беспамятство. Но я последним усилием воли держался в сознании. И отчётливо видел, как по камням катится, слегка подскакивая, будто сдувшийся мяч, огромная голова, оторванная в момент, когда медведь рванул вперёд.

Время и материя в нашей реальности неразрывно связаны. Для любого физика время — не более чем форма протекания физических процессов. Когда моя первооснова столкнулась с медвежьей шеей, та на мгновение замерла для всего окружающего мира. А сила рывка завершила дело, оторвав замерший участок от тела и головы…

…Закрывая глаза, я слышал тихий шёпот у себя в голове:

«А нет, не жаль… Пришло время поиграть, Феденька!»

А потом меня укутала тишина и темнота.

Интерлюдия IV

— И что там? — беспокойно спросил Бубен, взглянув на лекаря, усевшегося, наконец, у костра.

— Авелину Павловну я погрузил в сон, — устало откликнулся тот. — И в ближайшее время её не стоит из него выводить.

— Ты ей уши залечил? — спросил Папоротников.

— Дело не в ушах. Дело в напряжении матки… — расстроенно признался лекарь. — Если её разбудить, случится выкидыш.

— Она беременна, что ли? — Бубен так удивился, что выронил, но успел подхватить второй рукой кружку с травяным отваром.

— Как оказалось, да… — с тяжёлым вздохом, вовсе не так, как обычно сообщают об этом счастливом событии, сказал лекарь.

— Как же ты не почувствовал-то? — сдвинул брови Папоротников.

— Да я… Слишком ранние сроки, чтобы было видно… — покаялся лекарь. — Энергетические структуры не успели стать независимыми. Вот и не увидел…

— Фёдор Андреевич в кризисе? — уставившись в пламя, уточнил Бубен.

— Скорее всего, да, это кризис… — кивнул лекарь. — Точнее не могу сказать без проверки на печатях. Однако все признаки налицо. Но он… Он разве не должен был заранее почувствовать?

— «Неудержимые» не чувствуют его заранее, — сказал Базилеус, ещё мрачнее опричника глядя в костёр. — А у Седовых это вообще было родовой особенностью.

— Ишь ты, какой осведомлённый! — язвительно оценил Бубен.

— Внимательно читал личное дело… — смутившись, признался проклинатель.

— Ты молись, дурень, чтобы Федя из кризиса вышел! — с хмурым пыхтением посоветовал ему опричник. — Если не пройдёт, твоя вассальная клятва не будет копейки стоить.

Базилеус на это отвечать не стал, разве что поникшими плечами пожал. И ещё мрачнее уставился в наколдованный огонь костерка.

Воцарилась напряжённая тишина, полная обрывков мыслей и общих страхов.

— Что с разведчиками? — прервал её Папоротников, взглянув на лекаря.

Тот беззаботно махнул рукой в сторону лагеря, а затем пояснил:

— Да что им будет… Синяки, ссадины, ушибы… Они все за щитом Авелины Павловны спрятались. В итоге, им досталось меньше, чем Седовым-Покровским.

— Осуждаешь? — не без интереса уточнил Папоротников.

— Им бы защищать Седовых, а не прятаться за их спинами!.. — немного в сторону, стесняясь своего возмущения, ответил лекарь.

— Да никого бы разведчики защитить не смогли! — отрезал Бубен. — Лютая зверюга была… И, похоже, к тому же Дикий Вождь. Если я правильно почувствовал.

— Я тоже почувствовал, — кивнул Папоротников. — Если бы не Фёдор Андреевич, этот зверь бы всех тонким блином раскатал.

— Всё равно… Как-то неправильно это… — помотал головой молоденький лекарь. — Весь отряд уже завтра будет здоров… А дворяне едва живые лежат пластом.

— Да говорю тебе: не для обычных людей этот бой! — терпеливо, без малейшего раздражения, повторил Бубен. — Вот против таких зверей и нужны дворяне. Ну и тяжёлые орудия. Ничего ты эдакой твари пулями не сделаешь.

— Надо срочно возвращаться в «точку 101»… — произнёс лекарь вместо ответа. — Там оборудование есть нужное. И камера для двусердых, выходящих из кризиса. Своими силами я ничего здесь не поделаю.

— Займёмся… — кивнул Бубен. — Сколько Авелину продержишь во сне?

— Неделю ещё осилю… Больше вряд ли, — признался лекарь.

— Держи сколько можешь! Будем быстро возвращаться, — покивал Бубен.

— Не успеете, чтоб вас всех… — подал голос Базилеус, заставив опричников и лекаря сердито обернуться на него. — Что? Тут почти полторы тысячи километров, и это если по прямой!..

— И что ты предлагаешь? — хмуро спросил Бубен.

— К югу, вверх по течению Енасея, есть посёлок контрабандистов. Километров пятьсот надо проехать. На снегоходах успеем за пару дней! — пояснил Базилеус.

— К контрабандистам не могу… — сжав челюсти, прервал его Бубен.

— А к ним и не надо, — ответил грек. — У них есть налаженная дорога почти до границ Руси. Я знаю, где она начинается. И знаю, где с неё можно сойти, чтобы к русским заставам выйти. Они за тропой следят. А значит, можно на полной скорости на снегоходах пройти…

— Нет, — отрезал Бубен. — Федю надо вернуть на «точку 101», там цесаревна, а он обещал за ней приглядывать. И я тоже. Если уйдём на Русь, получится, что бросили её. Царь потом очень недоволен будет.