Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

— Уверен, вы их всех удивите.

Я улыбнулась.

— Честно говоря, дела достались мне в таком виде, что удивить соседей — последнее, о чем я думаю. Справиться бы с хозяйством и с долгами.

— Справитесь. Но пока вариант, будто Савелия кто-то подкупил, чтобы вредить вам, кажется мне маловероятным. Сначала стоило бы отмести все более простые решения. В чем его личная выгода, если вы лишитесь своей пасеки?

— И дохода.

— У вас останется земля. На самый крайний случай можно отдать леса под вырубку. — Я возмущенно вскинулась, и Стрельцов добавил: — Я помню о ваших планах и говорю о крайнем случае.

— Я не могу предположить, что на уме у Савелия, — вздохнула я. — Личная выгода у него была, когда он обворовывал тетку. Этой возможности не стало, так что ничего, кроме мести, я придумать не могу.

— Но мне все же кажется, дело в чем-то другом, — не унимался исправник.

Мы снова замолчали. Я так и этак крутила в голове все случившееся.

— Вы были в городе. Проверили его банковские вклады?

— Официально я не могу это сделать без распоряжения высших властей. — Он тонко улыбнулся. — Просто потому, что такой процедуры не предусмотрено законом.

— А про неофициально я не хочу ничего знать, — кивнула я.

— В любом случае люди нашего круга редко держат деньги в банке. Обычно их хранят в тайнике в доме или при себе.

Мы переглянулись.

— Тайник! Он сбежал в чем есть, не успев ничего прихватить. Возможно ли, что где-то в доме остались его сбережения? Где-то в пустой комнате, где никто случайно не найдет тайник во время уборки.

— Это бы объяснило, зачем он лез в дом, — кивнул Стрельцов. — Если это он. Но пасека… Или вы нашли в пустых ульях что-то интересное?

— Я бы вам сообщила. — До меня дошло. — Омшаник! Я нашла омшаник, и там были какие-то мешки.

— И вы молчали!

Он воскликнул это так громко, что конь заплясал. Стрельцов удержал его.

— Я подумала, что вам не понравилось двигать сундуки в кладовой. Не могу же я звать исправника в каждый хламовник.

— Глафира Андреевна. — Мне показалось, что он едва сдерживается. — Очень прошу вас следовать вашему же совету. Просто спросить. Гришин. Гони!

Гришин выпрямился, взмахнул было вожжами, но удержал движение на середине.

— Воля ваша, ваш-сиятельство, но куда ж гнать по такой дороге? Этак и барышню из коляски вытрясем.

Стрельцов глянул на подчиненного так, что я испугалась, но Гришин и в ус не дул.

— Стоял тот омшаник сколько времени — и еще постоит. Чар-то ваших, поди, никто не побеспокоил?

Исправник неохотно кивнул.

— Вот и некуда торопиться, — заключил пристав, но все же тронул вожжами лошадь, и та прибавила шагу.

— Кирилл Аркадьевич, если вам любопытно…

Он сжал поводья.

— Любопытство — удел скучающих дам, — перебил меня он. — Я веду расследование.

Я проглотила ругательство.

— Ах вот как. Что ж, спасибо, что указали мне мое место. — Я откинулась на сиденье коляски. Да, я выбрала неудачное слово, но все равно не заслужила подобной отповеди. — Если вам так не терпится вести расследование, вы вполне можете не ждать скучающую даму и отправиться вперед самостоятельно.

Он дернул щекой. Холодно произнес:

— Я не могу обыскивать принадлежащие вам строения без вашего участия или присутствия вашего законного представителя. И делать это нужно при свидетелях, само собой.

— Там Нелидов и Марья Алексеевна. Управляющий — мой законный представитель, а Марья Алексеевна и Варенька сойдут за свидетелей.

— Моя кузина — явно заинтересованное лицо.

О, еще какое заинтересованное! Она-то точно не откажется от развлечения. Но, пожалуй, об этом мне лучше промолчать, чтобы не злить его еще сильнее.

Или, наоборот, поддеть в отместку за «скучающую даму»? И куда только делась взрослая и разумная женщина, которой я пыталась быть четверть часа назад!

— Я все же настаиваю на вашем присутствии, — продолжал исправник. — Как хозяйки. Мое… любопытство не столь велико, чтобы не выдержать лишние полчаса. Это вопрос процедуры и законности.

Конечно. Процедуры. Законности. Как мне вообще взбрело в голову, будто его волнует что-то кроме этого?

— Как скажете, Кирилл Аркадьевич. — Я наклонилась к приставу. — Гришин, прибавь ходу. Я не стеклянная, не развалюсь.

— Нет, — заявил Стрельцов прежде, чем пристав успел отреагировать.

Мое терпение лопнуло.

— Кирилл Аркадьевич. — Знал бы он, чего мне стоило не заорать. — Вы предложили мне последовать моему же совету. Так вот, следуя ему, я спрашиваю: вы недовольны тем, что я попыталась командовать вашим подчиненным, или просто не хотите со мной соглашаться, даже если я скажу, что сейчас — белый день, хотя до вечера не так уж далеко?

Я не видела лица Гришина, но, судя по тому, как он повел плечами, пристав то ли ждал взрыва, то ли едва сдерживал веселье. Стрельцов приостановил коня, сравнявшись со мной, однако отвечать не торопился. И когда я уже решила не ждать, что меня удостоят ответом, и подчеркнуто внимательно уставилась на дорогу поверх плеча возницы, исправник негромко сказал:

— Я беспокоюсь о вашей безопасности. Гнать по такой дороге — действительно верх неблагоразумия.

— Сдаюсь, — вздохнула я.

— Прошу прощения?

— Ничего. Просто сдаюсь.

Остаток пути мы проделали молча. Только спина Гришина выражала явное неодобрение — а может быть, мне это просто казалось. Неподалеку от усадьбы нам встретилось стадо — судя по всему, Софья все-таки забрала своих коров. Но саму ее мы не повстречали, зато около дома стояли две коляски. Одну я видела у крыльца Северских, а вторая чья?

— Похоже, у меня гости. — я вылезла из коляски не дожидаясь, пока мне подадут руку. Получилось не слишком изящно, но хоть в юбках не запуталась. — Боюсь, осмотр придется отложить.

Стрельцов отвел взгляд от моих туфелек. Кажется, подол я все же задрала высоковато. Но по его лицу, как всегда, ничего нельзя было прочитать. Как и по тону голоса — тому светскому тону, который особенно меня бесил.

— Я подожду. Надеюсь, что нам не понадобится лезть в омшаник в темноте. Впрочем, на этот случай есть огневик.

Я посмотрела на солнце. Все еще высоко. Какой бесконечный сегодня день!

— Я постараюсь… быстрее, — непонятно зачем начала оправдываться я. — Кажется, Софья Александровна заболталась с Марьей Алексеевной.

— Я подожду, — повторил он. — Как заметил Гришин, омшаник стоял все это время и еще постоит. Гришин покараулит.

— Как прикажете, ваше благородие! — вытянулся пристав.

Федька повел мою лошадь на задний двор — распрягать.

— А чья вторая коляска, вы знаете? — полюбопытствовала я.

Стрельцов молча покачал головой. Повел рукой, будто собираясь подставить мне локоть, но вместо этого выпрямился, выжидающе на меня глядя. Ах да, я же хозяйка, мне нужно идти в дом первой. И не выдумывать невесть что: в столице даже Вареньке нельзя было бы взять его под руку. В провинции нравы чуть проще, как я успела узнать, но и здесь даме не простят прогулку под руку с посторонним мужчиной.

Я обнаружила, что стою и завороженно смотрю ему в глаза. Смутившись, припустила по лестнице, так что на верхних ступеньках пришлось перевести дух. Стрельцов отстал лишь на шаг, и у него, в отличие от меня, дыхание не сбилось. Пропади оно все пропадом! Лучше бы мне подумать о том, чей это незнакомый мужской голос поддакивает в моей гостиной очередной байке Марьи Алексеевны.

Я толкнула дверь. Софья Александровна улыбнулась мне из кресла. Мужчина встал, поклонился Стрельцову — тот кивнул, потом мне. Марья Алексеевна поднялась мне навстречу.

— А вот и наша хозяйка вернулась! — Она обняла меня, шепнула на ухо: — Лисицын, Павел Никифорович. Отстранившись, добавила: — Софья Александровна уже рассказала мне о ваших договоренностях.

Лисицын, значит. Встреть я его на улице, сказала бы… Ничего бы не сказала. Обычный мужчина, каких сотни. Не слишком высокий, но и не коротышка, уже не юнец, но пока не старик. С заметным животиком, но еще не толстый. Лицо… тоже ничем не примечательное, так и подумаешь, что горазд чужим поживиться.