Системный Кузнец V (СИ) - Мечников Ярослав

Слова резанули глубже, чем любой клинок.

А потом Барон повернулся к Брандту.

Великан всё ещё стоял с опущенной головой, но видел, как напряглись его плечи.

— А теперь — ты.

Ульрих фон Штейн подошёл к бывшему старшему оружейнику близко, почти вплотную, смотрел снизу вверх, но каким-то образом это он нависал над Брандтом, а не наоборот.

— Твои выходки… — голос фон Барона дрогнул. — Осточертели. Встали поперёк горла.

Пауза.

— Я знаю, что ты намеренно спровоцировал кузнеца. Знаю, что это была ловушка.

Брандт вскинул голову, но Ульрих уже отвернулся, тяжело вздохнув.

— Но… закон есть закон, и все равны перед ним.

Сердце ухнуло вниз.

Нет. Нет-нет-нет…

— Гуннар остаётся в штольнях, — произнёс фон Штейн. — Приговор будет вынесен согласно закону.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Барон уже продолжил:

— А ты, Брандт, отстранён от работы в Горниле.

Тишина.

Великан застыл, словно его ударили обухом по голове. Лицо, только что торжествующее, осело и побледнело.

— Ульрих…

Голос Брандта другой — не рычащий и насмешливый, а тонкий и жалобный.

— Ульрих, не надо. Не делай этого. Мы же… мы столько лет…

Барон не обернулся.

— Это конец, Брандт. Ты меня разочаровал. То, что мы вместе служили и сражались, больше не может быть поводом терпеть такое отношение.

Великан шагнул вперёд — неуклюже, как раненый зверь.

— Ульрих, прошу…

— Я сказал всё.

И только теперь увидел это — Брандт плакал. Нет, не рыдал, а просто стоял, и слёзы текли по щекам, смешиваясь с потом, лицо — растерянное и детское. Огромный человек, минуту назад казавшийся воплощением угрозы, теперь выглядел… маленьким.

— Ты пожалеешь, — прошептал великан. Голос был тихим, полным какой-то детской обиды. — Ты пожалеешь об этом решении, Ульрих. Мальчишка всё завалит, и тогда ты придёшь ко мне. Придёшь просить…

Барон молчал.

Стоял неподвижно, глядя в пустоту.

Пот стекал по лицу Ржавого Беса, капал на каменный пол. Глаза метались от фон Штейна ко мне и обратно.

Когда Огненная Ци окончательно улеглась, я вдруг понял, что только что произошло.

Это был полный и неконтролируемый срыв.

Напряжение, копившееся днями: кошмары, нестабильная Ци, страх, ярость — всё вырвалось наружу в один момент. Я не контролировал себя вообще.

Ещё секунда, и кувалда размозжила бы череп Брандта, или тот убил бы меня. В любом случае — конец.

Облизал пересохшие губы. Часть меня хотела остановить Барона. Сказать: «Постойте, может, не стоит так жёстко…»

Но другая часть — бо́льшая и злая — вспоминала лицо Гуннара. Старика, который сейчас гнил в каменном мешке из-за этого ублюдка.

Промолчал.

Барон повернул голову.

— Я пришёл сообщить тебе, Кай.

Голос снова деловой и отстранённый.

— Вересковый Оплот пал окончательно.

Слова не сразу дошли до сознания.

— Что?..

— Разведчики доложили. К Чёрному Замку движется последняя группа выживших. Ты должен был это знать.

Последняя группа.

Оплот.

Деревня, которая стала почти родной. Люди, которые стали почти семьёй. Кузница, запах смолы и дыма, Вересковая площадь…

— Сколько? — голос прозвучал хрипло. — Сколько выжило?

— Немного. Полсотни. Может, меньше.

Полсотни из нескольких сотен. Холод разлился по венам, словно Огненной Ци у меня никогда и не было.

Оплот мёртв.

Барон снова повернулся к Брандту — тот всё ещё стоял, поникший и жалкий.

— Ты больше не имеешь доступа к Горнилу, — повторил Ульрих. — Это приказ.

Великан поднял голову. Глаза уставились на фон Штейна.

— И что же мне делать теперь? — голос дрожал. — Куда идти?

— Это не моя забота, — ответил Барон холодно. — Можешь жить в городе, если желаешь, а можешь уйти — всё равно.

Пауза.

— А теперь покинь Горнило.

Брандт стоял, уставившись в пол. Плечи тряслись — от рыданий или от ярости, понять невозможно.

А потом великан поднял глаза на меня.

И в глазах, сквозь слёзы и боль, горел тёмный и ядовитый огонь.

— Ты, — прошептал бес. — Ты. Впредь озирайся по сторонам, мальчик. Стоит тебе только выйти отсюда, и мы встретимся снова. Барона не будет в Нижнем городе.

Угроза повисла в воздухе.

— Брандт! — рявкнул фон Штейн.

Кивок в сторону выхода.

Великан постоял ещё мгновение, глядя на меня с такой ненавистью, что кожа покрылась мурашками, а потом развернулся и пошёл к двери.

Огромный и сгорбленный — похожий на старую, побитую собаку.

Шаги гулко отдавались под сводами Горнила.

Дверь скрипнула и хлопнула.

Глава 19

Такая тишина бывает, наверное, только после битвы, когда смолкают крики, последний клинок падает на землю, и мир замирает, словно не веря, что всё закончилось.

Горнило онемело — отзвуки шагов Брандта растворились в каменных стенах, но воздух дрожал от слов, которые никто не решался произнести.

Барон Ульрих фон Штейн медленно прошёл к массивному столу совещаний в центре Ротонды. Его шаг отдавался гулким эхом под сводчатым потолком и он сел на стул, на котором ещё недавно сидел Ржавый Бес.

Я моргнул, не сразу осознав, что произошло. За время, что находился в Чёрном Замке, ни разу не видел этого человека сидящим. Барон всегда стоял, как несокрушимая башня, бросающая тень на всех вокруг, а теперь просто сидел в резном кресле во главе стола.

Ульрих фон Штейн был одет в тяжёлый камзол цвета грозовой тучи — тёмно-серый, с тонкой серебряной вышивкой по вороту. Никаких украшений, никакой показной роскоши — только функциональность и власть, вплетённые в каждую нить. Широкий пояс с серебряной пряжкой, на котором висел короткий кинжал в простых ножнах.

Огромные руки, покрытые шрамами и мозолями, лежали на подлокотниках.

Лицо Барона постарело. Глубокие морщины, которые раньше казались следами решимости, теперь выглядели трещинами в стене. Седая грива волос, обычно аккуратно зачёсанная назад, сейчас была растрёпана, и отдельные пряди падали на лоб. Глаза, ещё минуту назад горевшие яростью подавляющей мощи, теперь смотрели куда-то вдаль.

Мужчина выглядел как титан, который почувствовал вес неба на плечах.

Я стоял посреди Ротонды, всё ещё сжимая в руке кувалду. Металл давно остыл, но пальцы не желали разжиматься. Тело не слушалось, словно кто-то другой управлял им последние несколько минут, а теперь вернул контроль, но забыл объяснить, как пользоваться конечностями.

Что это было? Мысль билась о стенки черепа, не находя выхода.

Почему не использовал «Холодное Пламя»? Система буквально кричала об этом красными буквами. Одно действие, и эмоции бы отступили, ярость бы растворилась в ледяной ясности рассудка. Я ведь использовал эту технику не один раз — она работала и была вполне надёжной.

Но мне было плевать. В тот момент, когда Брандт ухмылялся, когда слова о Гуннаре резали, как ножи — было абсолютно пофиг на контроль и последствия.

Это не я.

Или я?

Кувалда выскользнула из онемевших пальцев и с грохотом ударилась о каменный пол. Звук прокатился по Ротонде, заставив мастеров вздрогнуть. Гюнтер что-то пробормотал, Серафина отступила на шаг, старик Хью нервно поправил пенсне.

А я стоял и смотрел на руки, которые дрожали противной дрожью, которую невозможно унять усилием воли. На костяшках — следы ногтей, впившихся в ладони. Кожа на запястьях покраснела, будто обожжённая изнутри.

Вересковый Оплот пал — слова Барона всплыли в сознании, как надгробные камни. Пал окончательно — полсотни выживших, может, меньше.

Что-то внутри оборвалось.

Странное ощущение — будто кто-то выдернул невидимый провод, и тело лишилось энергии. Обесточили и опустошили, будто вынули что-то важное из грудной клетки и оставили дыру.

Кузница Гуннара с дымящим горном — запах смолы и угля по утрам, скрип телег, голоса людей на главной улице, детский смех где-то за заборами, лай собак и мычание коров в хлеву…