Тьма. Том 8 (СИ) - Сухов Лео

А ещё всё вокруг покрывал толстый слой пыли. И отпечатывались в нём лишь наши свежие следы.

Я окинул взглядом всех, кто успел спуститься. Синякин, пара его бойцов, ещё несколько человек из отряда Пискарёва — и всё. Затем я мысленно пересчитал тех, кто спускался до меня… Получалось, что трое отсутствовали. Не считая самого Пискарёва, который всё ещё находился в шахте.

— Вроде нас побольше должно быть внизу. А где остальные? — спросил я Синякина.

— Трое сразу ушли на разведку, — кивнул тот в темноту.

Пока вниз ползли остальные члены сборного отряда, включая цесаревну и мою жену, я отошёл в сторону. И начал осторожно обходить центральную шахту по кругу, стараясь не наступать на хрупкие свидетельства разумной жизни, давно покинувшей эти места.

Мой взгляд скользил по надписям на стенах, по разбросанным деталям… Я хотел обойти весь зал, но меня остановил один из людей Пискарёва, стоявший в отдалении.

— Не ходите дальше, ваше благородие, — тихо сказал он, едва шевеля губами.

Я остановился и вопросительно посмотрел на него.

— Мы не проверяли дальше, — пояснил он. — Так-то вроде бы никого нет. Но здесь хватает ниш, отверстий вентиляции и просто незаметных мест. А там могут быть и разбойники, и охранники… Подойдёте слишком близко, и они мигом вас почуют.

Его слова заставили меня по-новому взглянуть на, казалось бы, пустующее помещение. Каждая тень, каждый тёмный проём мог быть потенциальной засадой.

— Вы здесь всегда настороже? — спросил я.

— Приходится, ваше благородие, — признался парень. — Жить-то хочется.

Я кивнул в знак благодарности и отошёл назад, к основной группе. Спускались наши долго, а кому-то и вовсе приходилось помогать. Та же Авелина раньше подобными увлечениями не страдала, поэтому её нужно было страховать. Заодно, пока все спускались, вернулись уходившие по лестнице трое ребят Пискарёва. Они доложили, что внизу чисто до самого седьмого отдела. Того, куда накануне загнали часть свободолюбцев, у которых теперь требовалось выяснить код доступа в восьмой отдел.

Последним из шахты спустился Пискарёв, подав знак двигаться дальше. Сам он вновь пошёл первым, иногда замирая и прислушиваясь к чему-то.

Спустившись по ступеням где-то на уровень пятого отдела, мы вышли на очередную ярусную площадку и начали потихоньку собираться, готовясь к следующему проходу.

Я стоял рядом с Авелиной и Хлебовым, оглядываясь по сторонам, когда спереди долетел сдавленный голос Пискарёва:

— Стоим, не шевелимся!

Весь отряд замер, стараясь даже дышать пореже. Я проследил за взглядом ведущего и увидел, что его так напугало.

Из одного из тёмных проёмов, ведущих вглубь яруса, вышли трое, по всей видимости, изменённых охранников. И застыли неподалёку от лестницы, то ли осматриваясь, то ли принюхиваясь — не знаю уж, как они воспринимают окружающий мир.

Рост у них был такой, что бывшие люди почти упирались в высокий потолок. А тела больше напоминали груды бугристых мускулов, увенчанные наростами крошечных, по сравнению с плечами, голов. Кожа имела цвет и текстуру застывшего бетона. Короткие мощные ноги с явным трудом удерживали огромный вес. А длинные руки-дубины с шипастыми костяшками едва не касались пола.

Из спины и плеч тоже торчали шипы, но уже больше похожие на скальные обломки. Перейдя на теневое зрение, я обратил внимание, что к этим шипам постоянно тянутся хлопья теньки. Которой здесь, в подземелье, и вправду было очень много.

Для меня всё выглядело так, будто вокруг начался снегопад, как в начале зимы. Когда с неба медленно-медленно опускаются большие снежинки. Настолько медленно, что ветер или восходящие потоки подхватывают их, и появляется ощущение, будто снег идёт вверх.

Это было даже красиво… Если бы это не были хлопья теньки.

Я снова переключился на обычное зрение. Надо сказать, пока я осматривался, ситуация на этаже не изменилась.

Практически.

Люди стояли на месте, целясь из оружия в потенциальную угрозу, а изменённые охранники — разглядывали нас.

Не знаю, почему я решил, что они нас разглядывают. Скорее, мне так показалось. Глаз я на утопленных в тело головах не увидел. Да и местные рассказывали, что бывшие охранники — слепые.

Секунда. Две. Десять.

Потом один из охранников, самый крупный, низко, словно из бочки, проворчал что-то. Звук был похож на перекатывание булыжников. Двое других ответили такими же гортанными раскатами. Они ещё раз «посмотрели» в нашу сторону, удивительно плавно для своей массы развернулись и скрылись обратно в темноте яруса. Их тяжёлые шаги быстро стихли, позволив нам отмереть.

Пискарёв выдохнул и тихонько сообщил:

— Видно, им пока не до нас. Не голодные. Или не в настроении. Повезло.

Лестница вела нас всё ниже. И вскоре внизу показался тусклый, но устойчивый свет. Седьмой ярус.

Войдя на него, мы остановились в изумлении. Здесь горело аварийное освещение. Из нескольких десятков ламп под потолком, большая часть которых, конечно, давно перегорела, несколько всё-таки светились, разгоняя кромешную тьму.

Пройдя ещё пару десятков шагов, мы вышли в такое же круглое помещение, как наверху, с шахтой посреди.

— Приборы ночного видения и плетения не снимаем! — чётко и громко, нарушая тишину, приказал Синякин. — Свет здесь есть, но мы не знаем, что впереди. Ослепнете в темноте — подведёте всех.

Пока отряд собирался в центре зала, Пискарёв наклонился, изучая пол. Он провёл рукой по толстому слою пыли, а затем встал и медленно обвёл взглядом зал. Его лицо стало мрачным.

— Следы, — тихо сказал он, обращаясь ко мне, Синякину и подошедшей Саше. — Много следов. Охранники, учёные, разбойники… Все виды тут прошли.

— И где они? — спросила Саша, хмуря брови и сжимая свой автомат.

Невозможность, в случае чего, пользоваться сложными плетениями, её явно угнетала. Как, впрочем, и меня с Авелиной. Хотя, откровенно говоря, те плетения, которые мы знали, вряд ли можно было считать сложными.

— А вот это самый главный вопрос, ваше высочество… — Пискарёв покачал головой. — Их здесь нет. Ни одного. Помещение большое, но не настолько, чтобы спрятать столько «изменышей». Значит, они куда-то ушли.

— Куда? — в груди похолодело от нехорошего предчувствия.

— Туда, куда и мы идём, — Синякин ответил вместо радиоведущего. — В глубину. К седьмому отделу. К «свободолюбцам».

Наш переход к седьмому отделу напоминал прогулку по заминированному полю. Не в плане взрывчатки, а в плане звука. Мы ступали медленно, перенося вес с ноги на ногу, осторожно обходя разбросанные обломки и оборванные кабели.

Взгляды были, в основном, прикованы к полу. Но периферией зрения мы ловили каждое движение в мрачных тёмных углах, куда не добирался свет аварийных ламп.

Пискарёв, шедший в голове колонны, внезапно замер у стены, где висела схема этажа, потрескавшаяся от времени и покрытая слоем грязи. Он достал свою церу, аккуратно стёр грязь с поверхности схемы и сделал несколько снимков.

С этого момента он стал регулярно сверяться с электронной копией, отмеряя наш путь по виртуальным коридорам и залам. Иногда он останавливался, отправляя вперёд своих людей, и тогда нам приходилось стоять и ждать, когда те вернутся.

В этой темноте мы путешествовали уже часа четыре. Вскоре обычным предстояло заменить фильтры в масках для дыхания. И мне подумалось, что хорошо бы сделать это заранее, не дожидаясь, когда нас настигнут неприятности. А в том, что они настигнут, я почему-то не сомневался. Не может всё идти гладко, когда разношёрстный отряд лезет в темноту подземелья, где обитают изменённые люди.

В какой-то момент мы выбрались в длинный зал, похожий на те, которые уже приходилось пройти. Однако тут имелись определённые отличия… Начать надо бы с того, что в центре зала, на плитах, темнели несколько десятков неподвижных тел.

Часть из них принадлежала изменённым учёным. Их тонкие, многосуставчатые туловища, нелепо раскинув многочисленные конечности, выделялись среди всех. Однако вперемешку с ними лежали и другие — нормальные люди. В современной, хоть и порванной местами одежде.