Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

— Теперь остальное, — Зиббе повернулся к оружейным стойкам. — Арбалеты наверняка свои взводные возьмете, проверенные? Щиты тоже взводные?

— Естественно!

— Всё верно, своё надежнее. Болты вам отобрал — вот лежат. Можете проверять, но качество гарантирую. Вот с остальным сложно. Вам теперь положены офицерские палаши, но на складе их нет. По понятным причинам. К экзаменам заказаны поштучно, ну так времени-то еще сколько до выпуска. С палашами, господа фенрихи, можете меня хоть на куски рубить — чего нет, того нет.

— Это как раз ожидаемо, — Вольц вздохнул. — Замены и альтернативы?

— Нет ничего. Откуда? На ваш полувзвод и командный состав положено три топора, но имею один, штатно-показательный, так и быть, отдам. Приказ Генштаба: стальные клинки по счету, все строго номерные, на училище уже лет пять не выдают. Есть абордажный меч, трофейный. Когда полковник Броде изволил всмерть упиться, его имущество никак не могли списать в связи с отсутствием аналогов и юридических прецедентов. С тех пор меч у меня валяется, в смысле, хранится. Рискнете?

— Хоть что-то, — уныло сказал Вольц. — Тележку-то можно взять?

— Это конечно, — Зиббе тоже вздохнул. — Между нами, весьма непонятно с вами поступили. Странно. Погончики эти, дас-с.… Впрочем, это не мое дело.

Верн выкатывал тяжело нагруженную тележку за ворота, а Вольц все еще шептался с Зиббе. Догнал уже на плацу, мощно навалился на перекладину арсенального средства перевозки.

— Зиббе — свой человек! Подарил кое-что на прощание. Нужно будет отблагодарить по возвращению.

— Не забудем, — пробормотал Верн.

Подпихивая тележку, бывшие курсанты везли единственную надежду на свое будущее — винтовки в промасленных кожаных чехлах, массивный ящик с патронами, арбалеты и подсумки-футляры со стрелами к ним, щиты и боевые пи-лумы. Больше надеяться не на что. Это рейд, первая самостоятельная боевая операция. Так сказать, «первое одиночное плаванье» господ фенрихов. Можно вернуться с успехом и получить награды, а можно не вернуться и бесславно сгинуть. Все зависит только от самих вояк…

…Тогда думалось про «первое плаванье» в переносном смысле. На самом деле именно плаванье-то и убивало. Девять дней, сдери им башку…

…А вышли в море тогда мгновенно. Когда прикатили на причал с походным арсеналом, уже подваливал «шнель-бот», смотрели с палубы пехотинцы, рычал команды корветтен-капитан:

— Пять минут на погрузку, господа младшие офицера Ланцмахта. Я вам жетон на вдумчивый долг-ленд выдавать не намерен. Пошевеливайтесь!

— Ослы Ерстефлотте опять нарываются? — обращаясь к тележке, спросил Вольц и чуть повысил голос: — Отвалим после загрузки всего имущества и не секундой раньше. Фетте, дружище, прогуляйся за нашими личными вещами. И ничего там не забудь.

— Эй там, чего уставились? Тут вам не театр! На причал, живо! — рявкнул Верн солдатам. — Грузить аккуратно, морячкам не доверять. Им на нашу провизию плевать, разве что исподтишка растащить и сожрать словчатся.

Солдаты без особого энтузиазма спрыгивали с борта.

— Стоп! Строиться! — заорал не понявший внезапного нюанса Верн. — Почему вас только восемь? Где остальные?

— Сколько было в команде, все здесь. Вон еще господин фельдфебель, он у вас на особом положении, — указал капрал с рубленым, криво зажившим ухом.

Верн переглянулся с Вольцем. Пехотно-копейный полувзвод — это шестнадцать человек. Здесь ровно половина, если не считать глядящего с палубы долговязого фельдфебеля.

— Я в штаб. Разберусь, — кратко сказал Вольц. — Кажется, они там окончательно спятили.

Он ушел, Верн приказал младшим чинам приступать к погрузке, а сам поднялся на палубу.

— Фельдфебель, вы у нас действительно на особом положении?

Долговязый фельдфебель со знаками сапера на кирасе, вытянулся:

— Простите, господин, э-э, обер-фенрих. Я не знаю, как быть. Мне приказано безотлучно находиться при господине Немме. Если дословно: «подтирать жопу, вытирать нос, смотреть, чтоб не оступился с борта, быть нежнее кормилицы в Киндерпалац. И чтоб с ним ничего не случилось. Или под суд пойдешь, говнюк длинный». Прошу прощения, вот точно так и приказали. И сказали, что вас предупредят.

— И где этот господин Немме? — поинтересовался не очень понявший Верн.

— Вот! — фельдфебель с готовностью указал на тряпье у себя под ногами.

Верн древком пи-лума приподнял нечто, оказавшееся замусоленным плащом. Под ним свернулся тщедушный человек: зверски мятый камзол, разбитые и потрескавшиеся высокие сапоги, нестиранная сорочка. Рыжеволос, с проклюнувшейся на макушке плешью.

— Господин Немме — это из тех Немме, что дойчи? — неуверенно предположил Верн.

— Именно он. Дойч, важный, очень образованный человек, — заверил фельдфебель. — Ну, так говорят. Сейчас-то он не в форме. Поскольку огорчен. Он уезжать не очень хотел, порядком расчувствовался.

— Сильно расчувствовался? — уточнил Верн, разглядывая выразительного научного специалиста.

— При мне — ровно на бутылку «Короля Фридри», — с готовностью пояснил фельдфебель. — Принял легко, оно само шло, без излишеств закуски.

— Понятно. Сразу видно опытного ученого, — не без горечи констатировал обер-фенрих. — У него багаж есть? Или вся мудрость уже внутри плещется?

— Есть багаж, как же. Три корзины и сумка. Звякают.

— Видимо, кислоты и эликсиры, — кивнул Верн. — Как вас зовут, фельдфебель?

— Михель Цвай-Цвай, господин обер-фенрих.

— Вот что мы сделаем. Вы, фельдфебель, сейчас отодвинете господина дойча, куда укажет капитан этого корыта. Будете приглядывать и помогать погрузке. Иначе вашего подопечного могут затоптать. Вы явно опытный чин, так обеспечьте порядок и сохранность рук-ног господину ученому консультанту.

От штурвала с нескрываемым презрением и насмешкой смотрел корветтен-капитан Хинце. Чувство был взаимным — капитан «Тевтона» был ярко-выраженным байджини, курчавым, черно-седым, щетинистым и жутко крупноносым. Кровью — жалкое ахт-дойч, едва ли выше. Но два морских Креста «с чайками», явные личные заслуги перед Эстерштайном и напыщенность прирожденного адмирала. Впрочем, от корветтен-капитана до адмирала Ерстефлотте куда ближе, чем от обер-фенриха до генерал-маршала Ланцмахта. Но высокомерный корветтен-капитан все равно производил мерзкое впечатление. Как впрочем, и все его шестеро угрюмых матросов.

Вернулся Фетте с немногочисленными личными пожитками бывших курсантов, почти одновременно прибежал Вольц — красный от злости, лишь доходчиво махнул рукой. Через несколько минут «Тевтон» отвалил от причала. Провожающих не было, лишь часовой смотрел с крайнего пирса.

Да, так оно и свершилось. Отряд ждало море, сдери ему башку.

Море и Верн откровенно не сошлись характерами. С собственными рядовыми подчиненными отношения складывались немногим лучше. Солдаты обрастали щетиной, но разговорчивее не становились. «Да, господин обер-фенрих», «никак нет, господин обер-фенрих». Постоянные переглядывания за спиной командира отряда, нехорошая многозначительная угрюмость. Вольц прав — «после высадки нам будет весело».

Добавляло неприятностей раздельное питание моряков и пехотных пассажиров (последним приходилось жрать холодное, на крошечный камбуз их никто пускать не собирался) и вызывающая «крепкоградусная диета» господина ученого.

— Да когда он всосать-то успевает⁈ — с некоторой завистью допытывался Фетте.

Так называемый «ученый специалист» не просыхал. Иногда его видели в относительно вертикальном состоянии — мочащимся за борт. Но в остальное время — кучка похрапывающего и попердывающего мусора под плащом.

— Должен ли я применить власть и пресечь это безобразие? — поинтересовался Верн у друзей на второй день плаванья.

— Не имеешь права, — немедленно пояснил Вольц. — До вскрытия конверта с приказом господин Немме — лицо сугубо гражданское, свободное, армейской дисциплине не подлежащее. Он вольный пассажир высшего сословия, имеет право распоряжаться своей печенью, вонять, спать и пить. Теоретически ты можешь потребовать его покинуть расположение места дислокации действующего подразделения Ланцмахта. Но куда он тут денется? Разве что за борт. Данное решение было бы разумным, но заведомо входящим в противоречие с содержанием приказа, пусть и известного нам пока в самых общих чертах. Имеем определенный правовой казус, придется терпеть.