Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

Он прополз еще полшага и уткнулся макушкой в камень. Всё, здесь и умирать придется.

— Если я еще жив, то возможно, выживу и в дальнейшем, — отчетливо простонал где-то за спиной Вольц и вновь кашлянул. — Верн, Фетте? Вы живы?

— Я еще жив, — хотел признаться Верн, но вместо слов получился еще один приступ пустой и жесткой рвоты.

— Понятно, — констатировал Вольц. — Наш дружище Верн жив, но плох. Фетте? Господа нижние чины? Ох…

Фенрих Вольц издал череду кашляющих звуков, стих.

Верн лежал неподвижно. В тишине было лучше, любой относительно громкий звук пронизывал болью еще и голову. Сама голова была на месте, раз болела, но в ней уныло и тягуче, этакими ритмичными наплывами, шуршала безнадежная боль.

— Итак, неужели мы остались одни? — донесся сдавленный, но неукротимый голос Вольца.

— Не совсем, — болезненным громом разнесся внезапный четкий голос. — Ваш Фетте еще жив. Но плох. И я еще есть.

Верн со второй попытки перенес тяжесть на локоть и смог взглянуть. В глазах плыло и туманилось, но что-то они различали.

…Этот… как его… Немме. Сидит на патронном сундуке, длинный «маузер» пристроен поперек колен, стрелковая маска сдвинута на лысину, венчик жидких рыжих прядей прилип ко лбу. Похоже, слегка навеселе, но отвратительно вертикален и относительно бодр.

— Хорошо, — прохрипел Вольц. — Раз вы здесь и способны говорить, докладывайте. Я ничего не вижу. Ослеп. Что с остальными солдатами? Что с Фетте? Проверяли ли вы часового?

— Нет, — кратко сказал Немме и хлебнул из бутылки «Черного сапога».

— Что «нет»⁈ — возмутился Вольц, был вынужден прерваться на серию пустых конвульсий, прокашлялся и приказал: — Доложите, как положено! И прекратите надираться! Я не вижу, но чувствую запах шнапса.

— Не надираюсь, а полощу рот, — сообщил ученый консультант, сплевывая на песок. — У сегодняшней блевоты, знаете ли, крайне неприятный привкус. В остальном чистое «нет»: ваших солдат нет в лагере, ваш Фетте лежит без сознания, а часового я не проверял.

— Почему? — поинтересовался Вольц, пытаясь встать на четвереньки и слепо поводя головой. — Проверка часового — первейшая обязанность старшего по званию. Старшего из лиц, сохранивших боеспособность, разумеется.

— Львы, — сообщил Немме. — Подходили вплотную. Один прямо со скалы в лагерь заглядывал. Я сторожу, отпугиваю. Хотя, если размышлять логически, зверей больше настораживает вонь рвотных масс. Винтовку я вскидывал — не реагируют.

— Что ж, с этим понятно, — Вольц ощупью утер нити желчи, свисающие с подбородка. — Личный состав?

— Полагаю, они дружно дезертировали. Еще до прихода львов, — предположил ученый специалист. — Мне кажется, рейд к тому идиотскому озеру солдат не особенно вдохновлял.

— Не исключено, — признал Вольц. — Ох, если бы я не ослеп, они бы у меня.… С этим потом. Фетте?

— Плох ваш парень, — сказал Немме и вновь прополоскал рот, приложившись к горлышку. — Синий и едва дышит. Я сделал все что мог, влил в него почти ведро, но, увы. Бесполезно.

— Это мы еще посмотрим! — грозно прохрипел Вольц.

— Упорные вы, господа офицерики, как тот цизель в период случки, — вздохнул Немме и поднял бутылку.

— Поставь «сапог»! — выдавил из себя (на этот раз слова) Верн. — Подай мне копье. Я приказываю, я командир!

— Боже мой, копье-то тебе зачем? — вздохнул научный консультант, но встал и забрал из офицерской пирамиды один из пи-лумов.

Верн ухватился за древко, опер в песок, перехватил повыше, и смог подняться на колени. Знакомое ощущение древка оружия добавило сил и уверенности. В одном из рейдов раненый в голень курсант Верн Халлт вот этак ковылял километров двадцать. Тогда тоже было трудно. Но для солдата бывает лишь или «трудно», или «смерть».

Ладонь добралась до длинного наконечника копья, Верн понял, что стоит на ногах. Хотя и согнувшись.

— Восхищаете целеустремленностью, — сказал Немме. — Помочь?

— Обойдусь, — заверил сквозь зубы Верн. — Вода еще есть?

— Нет, я влил в вас все, что успел принести, — пояснил ученый. — Сейчас до ручья не дойти. Слишком опасно. Львы где-то там и рычали.

— Вы уверены? Львы могли уйти.

— Ламы их чуют.

Верн попытался посмотреть на животных: песок, скала, под которой сбились в плотную кучу ламы, всё покачивалось. Только на копье и можно было положиться. И на чутье лам — молчат, замерли, ни звука, словно их тут и нет. Хищник рядом, это точно.

— Плохо дело? — уточнил сумевший сесть Вольц. — Ты сам-то что-то видишь?

— Вполне. Плывет, но глаза видят. У тебя тоже пройдет. Это отравление. Я тебе помогу, но сначала займусь Фетте.

— Это правильно. Приступай безотлагательно, — слепо поводящий головой Вольц был сам на себя не похож. Вообще сущий мальчишка с виду.

Верн и копье доковыляли до лежащего на одеяле Фетте — тот скрючился на боку, на безжизненном лице проступила отчетливая синева.

— Чем тут можно помочь? — негромко спросил Немме. — За ужином он съел две порции, это многовато. На вас должно было хватить и одной.

— Но не хватило. Он выдержит. Я его знаю, он крепкий парень. Промываем.

— Чем?

— Вот это, шипящее, тоже вода, — указал за спину Верн.

— Шипящее? А море! Но морской водой…

— Выбора нет. Несите воду. И присматривайте за скалами. Кстати, Немме, вы стрелять-то умеете?

— Я опустившийся пьянчуга и невозможный глупец. Но не безрукий идиот, — сказал Немме, поднимая с песка ведро.

— Это про «большой маузер» был вопрос, так-то вы дойч, понятно, что с огнестрелом знакомы, — пробормотал Верн, опускаясь на колени у почти бездыханного тела…

Вообще это шло сложно. Главным образом из-за отсутствия уверенности в правильности лечебных действий. Лекции по медицине в училище были не очень-то полными и больше проясняли про колото-резаные ранения. Когда-то про отравления рассказывала мама — кратко, но, как всегда, весьма доходчиво. Наверное, что-то предчувствовала. Ну, и названия неширокого, но проверенного списка походных лекарств Верн заучил накрепко.

До лекарств влили три ведра воды. Немного с песком, но вряд ли примесь могла повредить, скорее, даже получше прочистит. Верн вливал воду в бесчувственный рот, глубоко погружал пальцы, разжимая зубы, и направляя носик кофейника. По большей части действовать приходилось интуитивно, вот совершенно не так правильную помощь оказывают, специальная кишка нужна и прочее. К тому же самозваный медик и сам туго соображал. Отвлекаться было никак нельзя. Краем уха Верн слышал, как орет научный консультант, отпугивая вновь и вновь появляющегося на скале любопытного льва, консультанту вторил Вольц — только и могущий, что слабо кричать. Всё это было не важно, влить воду, не дать задохнуться, повернуть животом к себе на колено, безжалостно выжать воду, взять новый кофейник с морской смесью… слабые всхлипы бесчувственного нутра Фетте, извергающиеся потоки уже почти чистой воды.

— Да сдери тебе башку! — зарычал Верн, выдергивая из пасти умирающего пальцы. Не такой уж умирающий — чуть пальцы не откусил. Человеческий организм полон скрытых резервов и острых зубов, чтоб ему…

Фетте смотрел — довольно бессмысленно, но вполне определенно смотрел — глаза открылись.

— Теперь вот это выпил, живо! — скомандовал Верн, торопливо разводя в кружке десять капель «анти-ядовой» настойки.

— Вфеээ…

— Понятно, что соленая и гадость. Глотай до капли!

В сущности, с бессильными, но сознательными пациентами намного приятнее работать.

Верн доплелся до сидящего с «курц-курцем» в руках Вольца.

— Это еще зачем? В меня не вздумай пальнуть.

— Я слегка вижу, — похвастал друг. — И льва угадал. Он, мерзавец, практически к нашему продуктовому складу подобрался. У них отличный нюх.

— Не отвлекайся, — Верн наполнял из ведра кофейник. — Пусть ученый стреляет.

— Он пытался. Три осечки.

— Четыре, — поправил Немме, ставя рядом очередное ведро с морской водой. — Стоит мне повернуться к морю, как твари смелеют. Они тут некрупные, но наглые. Полагаю, малоизвестная у нас в Хамбуре порода, вроде высокогорной.