Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

Анн взял новый приступ тоски. Тут не успеешь с пистолем разобраться, как новое оружие подваливает, с виду вообще крайне глупое, непонятное и опасное. И что это за жизнь у немолодой усталой женщины⁈

— Слыхал про такие, — подал голос Молодой. — Но нам их не показывали.

— Тюфяк ты сопливый, кто же вам показывать будет⁈ — захохотал Здоровяк. — Это же граната, надежнее ее огневого оружия еще не придумали. Такие гранаты чинить без надобности. Они как ксаны — всегда жару зададут.

— Так уж и всегда? — намекнул Тихий.

— Огнестрел же, отказы бывают, не без этого. Но только одна из восьми не взрывается, а то и меньше, — явно преувеличил Здоровяк.

Он свинтил колпачок, вытряхнул из рукояти красивый блестящий медный шарик на шнурке:

— Вот — разок дернул, и вас нет! Кого в клочки разорвет, кого осколками иссечет.

— Ты это… завинти обратно, — заерзав, посоветовал Кудлатенький. — Тебя, небось, и самого посечет.

— Думай, что говоришь! — захохотал Здоровяк. — Я-то знаю, как оно работает, обучался, меня не затронет.

Тихий смотрел на болтуна почти ласково. Анн этот взгляд понимала — кто ж такие вещи и такие важные шарики несведущим людям показывает, да еще объясняет? Нашел чем хвастать, недоумок крепкоплечий. В один миг львиную долю личной прибыли от добычи профукал.

— С таким-то оружием мы любой обоз взять можем, — Здоровяк любовно завинчивал колпачок. — С гранатами-то легко, это как с горы поссать, это запросто. Можно и рейсовый фургон ломануть, в рыночный-то день там уйма серебра из города возвращается… эх, да под тысячу марок взять можно!

Боги-боги, да что ж вы таким тупым людям разрешаете по земле ходить? Это он оружия на тысячу марок извести собирается, чтоб ту же тысячу хапнуть и на весь Эстерштайн мгновенно прославиться? Отличная сделка, чего уж там. Хотя на фургон одиннадцати гранат, наверное, многовато. Как их силу-то узнать? А если они тут взорвутся⁈ Тут же костер! Донервет, нельзя было разбойникам что-то попроще добыть, побезопаснее⁈

— С фургоном мы погодим, — намекнул Тихий. — Тут неспешно подумать нужно, прикинуть, поразмыслить.

— Я и не говорю, что прям сейчас бежать нужно, — ухмыльнулся многознающий дезертир. — Думайте, а потом я объясню, что делать надлежит. Я-то знаю.

— Можно и так, — неопределенно кивнул Тихий. — Сегодня уж подустали мы думать и бегать. Эй, женщина, кофе-то где?

— Готов кофе, — заверила Анн-Медхен. — Наливать или вы еще совещаться будете?

— Наливай, не топчись без толку.

Анн наполняла кружки, умники прикладывались к шнапсу, запивали кофе, спорили о покойниках. Было понятно, что путники вовсе не из военных чинов были, просто перевозчики краденого. Видимо, гранаты в одном из фортов «растворились», везли их в столицу сбывать, по дороге одну «толкушку» удачно и «толкнули», что и отпраздновали. Вот переполнен мир дураками…

Быстрей бы. Чего дуракам ждать, им же это не свойственно.

Анн было не по себе, может, мамкино-бабкино колдовство намекало-предупреждало, или уж собственный изрядный медицинен-опыт нашептывал. Сейчас, сейчас что-то будет. Пистолет, теплый, уже с патроном в этом… как его… опять из башки вылетело… патроннике, ждал под платьем на похудевшем животе. Сразу оружие не выхватишь, тряпье одежды мешает. Зато никто и не ждет что у девушки и свой довод найдется в намечающейся сваре.

С насмешками над глупцами-возчиками и с половиной шнапса покончили. Перешли к дележу иной добычи. Из одежды Анн ничего не досталось (не особо удивило), но деньги поделили поровну. Марка и сорок пфеннигов — тоже сумма.

— Пропили серебро, крысюки тупые, — проницательно заметил Кудлатенький. — Это же надо, продать гранату и всё пропить⁈ Вот же тупоумные!

— Нехорошо так о мертвых говорить, — мягко попенял Тихий. — Мертвецы они завсегда одним мигом умнеют, они тихие, спокойные, ласковые.

Анн снова почувствовала на себе скользящий взгляд Тихого. Определенно будет плохое, и именно сегодня. Ладно, нужно кофейник на огонь повесить, а то кроме плохого еще и ненужные пустяшные вопли начнутся. Мужчины-разбойники еще те скандалисты, только со склочным и вздорным педагогическим населением Медхеншуле и сравняться.

Мужчины взялись играть в кости на хороший складной нож покойников, а Анн пошла за водой.

В последнее время ходить к колодцу стало даже приятно. Прохудившееся в верхней части ведро вмешало едва ли половину прежнего объема и руку почти не оттягивало. На ступенях было тихо и спокойно, после того отвратительного мгновенного либе-либе, Анн преисполнилась глупейшей уверенности что именно здесь с ней ничего плохого не случиться. Мысль смехотворная, но вот засела и всё. В Хеллише так бывало. Видимо эта… атмосфера такая.

Про атмосферу Анн помнилось смутно. В школе про нее объясняли, но учительница и сама толком не понимала. Собственно, знание сути данного научного термина в жизни ни разу и не понадобилось. Есть атмосфера, ну ладно, раз данность такая. Конкретные уточнения не особо нужны. Примерно как с деньгами: в принципе очень нужная вещь, но в Хеллише вообще не нужна. Город и неисчислимые богатства лавок и магазинов отсюда кажутся нереальными. Здесь — вон — истинная сказка: ослятина в котел сами приходит.

Анн спустилась до выложенного плоскими камнями колодезного бассейна, со вздохом зачерпнула воды. Красиво когда-то борт выложили. В городе такой кладки не увидишь. Чужая. Чуждая. Как и сам Хеллиш.

Тишина и тьма подступили вплотную. Слабый свет, падающий сверху, чуть слышные звуки болтовни разбойников, лишь оттеняли близость скальной тьмы. Накатывала печаль.

— Да я понимаю что чужая, — прошептала Анн. — И что никогда своей не стану, тоже понимаю. Шумлю, гажу, хоть по мелкому, но все равно гажу. Но что делать? Идти-то мне некуда. Плохая я соседка, всё верно. Вы уж простите.

Обращаться непонятно к кому, видимо, прямо к Темноте — заведомое нездоровье человеческой головы. Хотя в разбойничьей шайке со здоровой головой делать нечего, сюда здоровых не принимают.

Анн вздохнула еще разок, взяла ведро и пошла к ступеням. Пусть уж как-то решается поскорее, ждать невмочь.

Наполовину поднялась — ступени неспешно кружили, хороводя вдоль шахтного провала. А вот и шаги навстречу, тихие, вкрадчивые, хотя и не особо легкие. Понятно. Вот и началось.

Анн-Медхен поставила ведро. Даже с некоторым облегчением поставила.

Пролепетала, неопределенно играя лицом:

— Ты что? Зачем? Парни разозлятся.

Улыбка Тихого почему-то аж засверкала в полутьме. Хотя зубы у упыря не белые, скорее, уж наоборот. А сейчас сияют.

— Даже не пикнут парни, — упырь сходу притиснул маленькую фрау к стене, за задницу схватил. Анн ужаснулась — сейчас тискать начнет, мигом пистолет натискает…

…Нет, за ягодицу тиснул, и сразу разворачивать начал. Поджимает нетерпенье пылкого мужчину. Опять к провалу шахты нагибает. Пробормотал в опьяненной спешке:

— Они-то не шумнут. А ты? Орать, стонать, умолять будешь? Или внезапно онемела? Ты же догадливая.

— Да о чем мне умолять? Только и думаю, что сейчас мне платье дорвешь. Дай хоть сниму, — Анн завозилась, делая вид что пытается снять платье, одновременно горяча «клиента» задом.

— Ш-шшш! Замри, не играй. Я твой страх хочу. Бойся, подстилка дойчевская! Голос подай! Или сразу столкну, да сверху на тебя передерну.

— Да зачем сталкивать⁈ — заскулила Анн. — Я же сладенькая как мед. Я все могу. У меня рот горячий. Хочешь? Ты же даже не пробовал.

Смеялся, гад, прямо в ухо, запахом шнапса, жратвы и гнили обдавал:

— Вот, упрашивай, упрашивай.

Вот же жаб проклятый, болотный: и напряжен предельно, а даже под юбку не лезет, так елозит, знает, что сам на грани, силы рассчитывает, спешить не хочет.

Жертва в отчаянии (боги видят — в совершенно непритворном) обхватила сама себя руками, ждала момента, лепетала:

— Не убивай! Все что хочешь буду делать, на коленях ползать, вылизывать. Ну куда тебе спешить? Где ты еще такую сладкую найдешь? Попробуй, ахнешь.