Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

Анн закрыла лицо руками и заплакала:

— Стреляй, безумец. Меня обвинить хотите, пусть! Только когда я уходила, вы в кости играли. На ножик дохлого ослятника. Здоровяк еще про свое везенье распинался. Мертвый болтал, да⁈

— Она верно говорит, было такое, — в замешательстве пробормотал Молодой. — Выходит, не она. Но кто? Тихий за ней пошел, Здоровяк еще сидел. Выходит, кто-то из нас двоих его убил? А я-то точно не убивал.

— Ты что намекаешь⁈ На кого намекаешь⁈ — взвыл Кудлатенький. — Кому веришь⁈ Я рядом с тобой сидел, а Здоровяк — вот — напротив. Я ему что, смертное заклятье через огонь послал?

— Тоже верно, — согласился Молодой. — Но ее-то точно уже не было. В смысле, покуда он не помер, она ушла.

— А может и была? Она ведьма. С ней либе-либе, а она потом глянет, словно ты ей марку задолжал и не отдаешь.

— Ты с ней тоже либе-либе, что ли? — поразился молокосос.

— Что значит «тоже»⁈ — напрягся стрелок, разворачивая арбалет.

— В меня-то чего целишь⁈ — взвыл Молодой. — И я, что ли, ведьма⁈ Я же рядом с тобой сидел, на самом виду!

— А ты когда с ведьмой развлекался? — сумрачно спросил бдительный арбалетчик. — Она тебя к чему соблазняла?

— Да не соблазняла я! — взвизгнула Анн. — Вы сами все время жметесь. И причем тут это? Ну, либе-либе, ну согрелись капельку. Вы о серьезном думайте! Как Здоровяк умер? Он же действительно ходил тут здоровей всех нас, вместе взятых.

— Да откуда нам знать⁈ Сидел, а потом раз — и повалился! — взрычал Кудлатенький, вместе с чужим арбалетом явно обретший внезапный вкус к власти.

— После того, как ты его тронул, — напомнил Молодой и уверенно добился точного нацеливания арбалета в свою грудь.

— Постойте вы грызться, — всхлипнула Анн. — Тут и так уже никого не осталось, как жить-то будем? Нужно узнать, отчего Здоровяк концы отдал. Давайте я гляну. Я все же была медицинен-сестрой, нас этому учили. Мертвецы, они большого внимания требуют, это строгая наука.

— Смотри. Только не вздумай… — Кудлатенький не придумал, чего именно нельзя вздумывать, и просто грозно повел оружием.

— Не цель в меня, у меня тогда слезы текут, вообще ничего не вижу, — взмолилась Анн.

Стрелок многозначительно отошел ей за спину, но арбалет слегка опустил.

Мертвец был еще тепл, но определенно и гарантированно мертв. Возясь с огромным неподатливым телом, Анн подумала, что это вышло не так плохо: жить под командой очень крупного и очень глупого человека неудобно, спать с ним тоже не восторг. Помер и ладно. Пусть это и немного неожиданно.

Лицо у покойника было относительно чистым, насколько удалось разглядеть под густой бородой, пятен и посинений-покраснений нет. Глаза бессмысленные, красноватые, впрочем, они и при жизни такими были. Удалось расстегнуть добротный, хотя уже и слегка дырявый камзол.

— Признаков насильственной смерти пока не обнаружено, — сообщила Анн зрителям. — Не обмочился, не обделался, руками не размахивал, свежих ссадин нет.

— Поиздевайся над мертвым, поиздевайся, — угрожающе пригласил Кудлатенький.

— Я не издеваюсь. Так положено. Раз не обмочился, значит, не душили. Следовательно, смерть была внезапной, — пояснила опытная медицинен-разбойница.

— Это мы и так знаем. Мы же здесь были, — нервно напомнил Молодой, трепетно следивший за исследованиями.

— Вы-то были, меня не было, — сказала Анн. — Вдруг вы его задушили, а теперь притворяетесь?

— Мы задушили⁈ Это Здоровяка-то⁈ — хихикнул Кудлатенький.

Анн чувствовала его взгляд на своей, вынужденно выпяченной, кормовой части. Идиотская повадка у мужчин: ты уж будь любезен, определись — или ведьма, или вожделеешь? Так нет, вечно пиво со шнапсом в одной кружке норовят потребить.

— Переворачиваем. Надо со спины осмотреть.

Молодой решился помочь, но не особо вышло — покойный весил даже потяжелее того утреннего безгрешного бедняги-осла. Кудлатенькому пришлось подпихнуть массивные ноги трупа.

— Так говорите, «здесь были»⁈ — обвиняющее воскликнула Анн. — А это вот что⁈

Отверстие в камзоле было крошечным, с ноготь. Немного терялось на фоне прожженных искрами дыр и потертостей ткани, но вполне видно — колотое.

Анн с трудом задрала узковатый (из удачной добычи) камзол, подняла обе рубашки. Теперь была видна рана, да и крови тут было изрядно.

— Это как же⁈ — ужаснулся Молодой. — Когда⁈

— Ловко. Точнехонько под лопатку кольнули, — восхитился новоявленный главарь-арбалетчик.

Проницательные мужчины переглянулись.

— Он, значит, встал, по плечу мимоходом хлопнул, и к лестнице, — припоминал Молодой. — Я еще удивился — явно же к бабе двинул, а Здоровяк даже не почесался. А ведь как ее покойник себе забрать хотел.

— Да, хлопнул так хлопнул. Ловко, — повторил Кудлатенький. — Говоришь, он внизу лежит? Подломанный?

— Лежит, — не стала отрицать Анн. — Я же сразу сказала. Только вы уверены, что это Тихий убил? Он, конечно, ловкий, но чтоб так незаметно…

Разбойники испытывающе посмотрели на друг друга и дружно покачали головами:

— Не, мы рядом были, друг друга видели. Тихий его кольнул, больше некому. И его это «перо» — тоненькое.

— Своих, да без разговора, со спины резать — не дело! — заявил Кудлатенький. — За такое приговор один. И мое слово крепкое! Прощать не собираюсь!

— Ну, это тоже верно, — не особо уверенно подтвердил молодой соратник.

Кудлатенький двинул к лестнице, вернулся, прихватил короткое копьецо, которым довольно ловко умел орудовать покойный Здоровяк, и вновь устремился творить безотлагательный суд и справедливость.

Анн восхитилась: это что ж своевременно присвоенный арбалет с людьми творит⁈ Час назад сидел трусоватый человек-какашка, а сейчас с виду истинно всевластная дойч-какашка, будто от рождения привыкшая ротами и шайками повелевать.

Она рысцой двинулась следом. Догнала у первых ступеней.

— Ты чего? — мигом насторожился новый вожак. — Сиди у костра, жди.

— Если по законному приговору человека кончаешь, надобно молитву прочесть, а то боги обидятся. Нас так в Медхеншуле учили, — сказала Анн. — Я наскоро прочту, не помешаю. Сразу уйду, а ты уж потом кончишь. Я мертвецов вообще-то не люблю.

— Ишь ты, «не люблю». А тебе кто выбирать-то разрешал? — повысил голос кудлатый вожак.

— Я же про мертвецов. Кто ж их выбирает? — улыбнулась Анн, добавляя «в лицо» уместного, очень согревающего намека. — Живые да теплые — это совсем иное дело.

И улыбка, и вера в арбалет иной раз способны крепко обмануть. Подпустил, обе руки заняты, намертво в дорогое оружие вцепился. А шея-то поценнее арбалета с копьецом будет…

Полосующий короткий удар-взрез вышел точным.

…Смотрела Анн в выпученные мужские глаза без всякого торжества. Не та добыча, чтобы праздновать. За кудлатость и твердолобость вроде бы весьма баранов ценят, но в том ценном скоте бывшая медицинен-сестра совершенно не разбиралась, всегда только к ламам искреннее уважение испытывала.

…Кудлатенький булькал, смотрел умоляюще, сначала одной рукой за шею схватился, потом уж всё оружие бросил, двумя рану зажимал. Анн успела подхватить арбалет, уклонилась от попытавшейся опереться окровавленной руки.

— Не страдай, не так уж больно, — утешила Анн, подталкивая уже-покойника к краю лестницы.

…Полетел с удивительной готовностью, видимо, жизни в ногах уж вовсе не осталось. Снизу донесся неожиданно звучный шмяк, стены шахты отозвались коротким эхом. Тут и от колодца подали голос — донесся тихий стон. Жив цепкий Тихий, в себя пришел.

— Отдыхай, сил набирайся, приду, не забуду, — заверила разбойница, примиряясь к арбалету. Тоже замысловатая штука, да еще и громоздкая, но понятнее пистолета. Впрочем, скальпель, он еще понятнее и надежнее. Но главное в ловле удачи — знать анатомию и вовремя «лицо делать».

С арбалетом — вполне себе взведенным — Анн-Медхен вернулась к лагерному костру.

Молодой смотрел с безмолвным ужасом.