Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

Тьма дна колодца покачивалась, ползла наверх, весь мир заполняя, ступенек уже и не видно, висит на краю бывшая медицинен-сестра, лапы хищника только и удерживают, а он тихонько подталкивает, подталкивает. Этакое либен-либен прямо сквозь одежду, иной услады ему почти и не надо. И ничего уже не сделаешь, хотя и наготове была, боги, хоть какой шанс мизерный дайте, чтоб вам…

— Ладно… — убийца качнул чуть назад, дал обрести равновесие. — Давай, пробуй…

— А?

— Ноги мне целуй. Моли меня. Хорошо умолять будешь, выше позволю облизать. Чего замерла? Ну⁈

Да как тут не замереть, если даже что он говорит почти непонятно: во рту слюни, гной и похоть густо булькают. У, гангреноз ходячий!

Но отпустил. Самого аж подергивает, колени его сами собой раздвигаются, штаны вспучились. Вот хороша ты, прекрасная Медхен: этак неистово тебя еще никто не хотел, жаль что недолгий поклонник, вот прям до леденящего ужаса недолгий.

Анн рухнула на колени — со ступеньки пониже безумный Тихий казался истинным великаном — смутной башкой в блеклость далекого и спасительного дневного света уходящий.

— Пожалей, хозяин! Всё сделаю! Всё!

Да, но как это «всё» сейчас сделаешь? Плакала, трясла Анн стиснутыми молящими ладонями, кончик рукояти скальпеля пальцами уже прихвачен, сам инструмент ждет за черным от грязи бинтом. Всё не заживала окончательно рука у Медхен-грязнули, очень благоразумно не заживала, ждал своего мига скальпель. И пистолет всего в двух движеньях. Всё у разбойницы есть, удачи нет. С пистолетом не успеть, скальпель… отсюда им не дотянуться, Тихий же только и ждет. Столкнет, как цизеля новорожденного. Но может соблазниться, даст облобызать…

Анн сделала самое соблазнительное лицо, слезы драгоценно засверкали — истинное украшение для понимающих маньяков. Куда там до такой прелести всем этим дамочкам замковым, тут уж ничего не экономишь, иного шанса не будет…

— Ну, ты ведьма… — застонал Тихий, густая слюна закапала на грудь. Потянулся схватить, сжать горло, придушить сладчайше…

Анн знала, что полоснуть по руке — толку не будет. Да и вообще толку не будет, убийце до экстаза полдвиженья осталось. Немыслимо взводит его близкая чужая смерть. Не успеть.

Всё, конец. Что ж, пожила, бывало и приятное в жизни. Жалеть не о чем. Нет, вот Верна жаль — будет гадать-переживать, не зная, что с мамой случилось, тут даже слухов верных не останется. Эх, боги-боги…

…В безумно расширенных глазах Тихого мелькнуло изумление. Покачнулся, оступился…

…Каким-то чудом Анн успела шарахнуться к стене, вжалась плечом. Изувер прокатился мимо, попытался уцепиться за одежду жертвы, шаль сорвал… и катился вниз все быстрее, суетливо взмахивал руками и шалью, пытаясь остановиться, не получалось…

… поскольку ступеней под ним не было. Не то чтобы осыпались или исчезли, просто не было, словно и не высекали их никогда. Скальный склон, довольно неровный и не особо гладкий, но попробуй на нем задержись, если такая крутизна…

… внизу еще катилось, сухо стучало головой и костями, в последний миг Тихий все ж издал какой-то возглас, донесся удар, затарахтел по камню вылетевший из-за ремня бандитский кистень… и стихло…

Анн сидела, вжимаясь в стену, с выхваченным и уже ненужным скальпелем. Крошечное лезвие сияло, смешило тьму…

А ступени уже вернулись на место. Не особо изящные, но на вид твердые, реальные…

Бывшая медицинен-сестра еще раз потрогала камень. Обычная ступень. В меру прохладная. Словно и не исчезала. Ну да, понятно. Иногда лестница здесь, а иногда так и нет её. Хеллиш, да.

Хотелось выскочить наружу — к свету, солнцу, к живым (пусть и поганеньким) людям. Но Анн заставила себя встать, и пошла вниз. Во-первых, Тихий явно не убился и вряд ли надежно сломал себе хребет. Нужно уладить это дельце. А во-вторых, невежливо Хеллишу свою вопиющую неучтивость и дурной страх показывать. Тебе помогли, так веди себя прилично.

Дышал гангрен живучий. Но без сознания. Кажется, руку сломал. И крепко об обрамление колодца черепом двинулся. Ничего, это мелочи, колодец не пострадал. Анн наметила точку на шее, куда скальпелем ткнуть — самое милое дело. Но план был уже иной, поинтереснее. Держа скальпель в зубах, стянула маньяку руки за спиной. Мужской ремень — вещь надежная, а для страховки еще прихватим в локтях веревкой — в карманах убийцы уйма полезных мелочей. Интересно, душить он тоже был большой умелец? Талантливых людей нам Хеллиш дарит, прямо вот всё восхищает.

— Спасибо! — отдуваясь, поблагодарила разбойница, обращаясь сразу к удобной веревке, колодцу, тьме, и собственно пленнику. — Порадовали. Вернусь, как дела позволят.

Удивительно — всего три-четыре минуты, а как жизнь-то поменялась⁈ Есть в ней место приятным сюрпризам, есть!

Наверху было подозрительно тихо. Анн постояла недалеко от выхода, прислушиваясь. Сидит там кто-то. Затаились. Но выходить все равно надо.

Тьма Хеллиша смотрела в спину. Не зло, но с большим любопытством.

Анн заставила себя успокоиться. Может, вновь придется ползать на коленях и умолять, но попозже. Пока всё идет нормально. Да, нормально, сдери ему башку! Есть некоторые издержки, но когда без них выходило?

Очень хотелось взять в одну руку скальпель, а в другую пистолет — выглядело бы намного убедительнее. Но это глупо. В прямой схватке победить шансов нет. Может и были бы, если бы пистолетом умела пользоваться. Но увы.… Выходим.

Шайка по-прежнему сидела у костра. Или полулежала. Но в странном напряжении. Делать вид, что не замечаешь, глупо. Анн замерла:

— Чего это у вас⁈

На нее смотрели во все глаза. В смысле, Молодой и Кудлатенький пялились, а Здоровяк безучастно лежал на спине, даже голову не повернул. Упился, что ли?

— Это она! — Кудлатенький внезапно вскочил на ноги и наставил указательный палец на Анн.

Теперь Молодой, раззявив рот, смотрел уже на товарища. Здоровяка нервный возглас соратника опять же ничуть не заинтересовал.

— Что я-то? — Анн невольно попятилась.

— Ты убила!

— Да кто его убивал⁈ Он сам упал и покатился.

— Куда покатился? — тупо переспросил Кудлатенький и внезапно начал поднимать взведенный арбалет. — Он упал, когда я его тронул. Сидел-сидел, молчал, я его подпихнул шутливо — а он мертвый.

— Почему мертвый? Расшибся, но там, у колодца и лежит, дышит, — начиная кое-что понимать, пояснила Анн.

Разбойники молча посмотрели на Здоровяка. Тот лежал не у колодца, но, похоже, не дышал. Да, вообще не сходилось.

— Вы про него? А что с ним? — делая даже более глупое лицо, чем оно вправду было, спросила Анн.

Оставшиеся члены бесстрашной шайки переглянулись.

— Помер Здоровяк, — подумав, сказал Молодой. — Сидел, а потом упал. Ни с того, ни с сего. А Тихий, стало быть, тоже упал?

— Ну да, — без затей подтвердила Анн. — Но он понятно упал и не насмерть. Я видела. Выскакивает такой радостный на лестницу, а я навстречу с ведром иду. Ну, думаю, сейчас опять приставать начнет. А тут он вдруг как оступится, да как загремит вниз. Ведро у меня вышиб. Вы, наверное, слышали. Но он точно живой. Отлежится.

— Да, мы что-то этакое слыхали… — неуверенно согласился Молодой.

— Что ты ее слушаешь⁈ Кому веришь⁈ — завопил Кудлатенький, вновь нацеливая арбалет. — Как такое может быть⁈ Здоровяк здесь помер, Тихий там упал — а она нам глазки строит, сама живая и целехонькая. Верно Тихий намекал — ведьма она! Подстерегла! Обоих подстерегла!

— Ты в своем уме⁈ — завизжала перепуганная Анн-Медхен. — Ладно с Тихим. Может, я могла ему подножку поставить или в спину умудрилась толкнуть. Только не было такого! Он в себя придет, сам подтвердит! А со Здоровяком-то что я могла сделать⁈ Я за водой уходила — он же еще живехонький был!

— Может, и не был. Просто сидел, молчал. Мертвый, — предположил Кудлатенький, не опуская арбалет.

Взведенный арбалет сильно нервировал. Пожалуй, меньше, чем та близость еще бодрого и не поломанного Тихого, но тоже неслабо.