Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

— Она не страшная! — запротестовал Фетте. — Красивее Хозяйки я никого не видел.

— Страшная в ином смысле, — пояснил суровый начальник штаба. — Так-то красива и достаточно снисходительна к нам, охотно признаю. Но каменная! Ты это осознаешь?

— У каменных женщин детей не бывает, — парировал Фетте. — И вообще я готов рискнуть.

— Спятил⁈ У каменной женщины обязаны быть каменные любовники. Ты думал о том, кто отец — или отцы — ее детей? А если он-они вернутся⁈

— Не надо меня запугивать! — непреклонно замотал головой Фетте.

— Дискуссия в подобном духе не имеет смысла, — заметил Верн. — Хозяйка знала о грезах наших отдельных фенрихов, ее это, скорее, позабавило. Фетте это прекрасно понял.

— Да, но я имею право на мечту! — вздохнул Фетте. — Вообще она мне обещала что-то хорошее. Хотя я ничего не понял в ее пророчествах.

— Никто не понял, — заверил Верн. — Пророчества, они такими и должны быть. Неопределенными, но обнадеживающими. Но мы и без пророчеств знаем, что нервирует нашего начальника штаба и какова его дополнительная приз-приманка в Хамбуре.

— Разве я скрываю? — нахмурился Вольц. — Ничуть! Я хочу разобраться в этом странном дельце, и я разберусь! Мне необходимо поговорить с фрау Гундэль. Понимаю, «поговорить» в данном случае крайне неточная формулировка, но смысл-то понятен.

— Более чем, — ехидно подтвердил Фетте.

— Я не поддаюсь глупым подначкам, — холодно заверил начальник штаба. — Да, мы говорим об особе весьма незаурядной внешности, нет ничего удивительного, что она интересует меня не только с политической и служебной точки зрения. Мужчинам свойственно размышлять о девушках и дамах. Верн не забывает о своей очаровательной медицинен-малютке, я гадаю о истиной роли фрау Гундэль. Это нормально! А каменная фрау — это ненормально!

— Встречу кого покрасивее, начну о ней мечтать, — пообещал практичный Фетте.

Верну стало слегка стыдно. Весьма заблуждаются они насчет Анн, и если это когда-то вскроется… непозволительно друзьям так долго и нагло врать. С другой стороны, это же не личная тайна, и…

— Господин Немме, а что вы помалкиваете? — обратился Верн к научному консультанту, успевшему вскрыть бутылку и теперь блаженно обнюхивающему пробку дорогого шнапса.

— А что я могу сказать? — удивился ботаник. — Хозяйка меня пугает, а вашу знаменитую красотку я вообще не видел. Я вообще во фрау не разбираюсь. Да, трижды исполнял долг-ленд, но это, скорее, заслуга страстно желавших моего дойч-общества дамочек и выпитого в тот момент шнапса. Честно признаться, я довольно посредственный мужчина.

— Наговариваешь на себя, — заметил Верн, переходя на неофициальный тон. — Но сейчас речь не о тебе. О фрау Гундэль. Выкладывай все. Служебная ситуация, да и всякая иная изменилась. Мы с Вольцем этот нюанс обсуждали — формально рейд успешно окончен, задание выполнено. Теперь ты добровольный попутчик армейской колонны. Свободен в личных решениях и безответственен в болтовне у костра.

— Значит ли это?..

— Ты волен выбирать место жительства, — рявкнул Вольц. — Хотя считаю, что жить с дикими феаками — безумие. Но если возникло такое желание, решай сам. Мы не конвоиры. Решишься, поможем устроиться. Насколько это будет в наших силах. Хотя Верн у нас талантливый дипломат, шансы на успех есть.

Ботаник в замешательстве глотнул из горлышка — поступок совершенно хамский и недостойный приличного офицерского общества, но сейчас простительный — не в себе дойч.

— Спасибо. Э-э… так насчет фрау Гундэль…. У меня имеются кое-какие догадки, хотя точно я ничего не знаю. Но эта информация — предположительная! — может весьма скверно отразиться на мне самом.

— В каком смысле? — удивился Вольц. — Ты сам утверждаешь, что тебя хотели уничтожить и непременно уничтожат, как только попадешься в руки «тем, кто». Одним разглашенным секретом больше, одним меньше… стоит ли мелочиться?

— Как сказать. Те уничтожат, но позже, а ты мигом, прямо сейчас мне нос сломаешь и череп проломишь, — осторожно намекнул заматеревший ботаник.

— Давайте поспокойнее, — призвал Верн. — Нальем по стаканчику за успех предстоящей операции. И начнем неспешный вечер дойч-откровений. Вольц обязуется не пускать в ход кулаки.

— Ну да, обязуюсь, — настороженно пообещал начальник штаба. — Брось, Немме, что ты такого можешь про нее сказать? Что у нее куча любовников? Я догадываюсь. С такой-то изумительной внешностью, как может быть иначе. Полагаю, у нее и дети есть. Я реалист, всё понимаю.

— Надеюсь, что и понимаешь, и удержишь себя в руках, — научный специалист сосредоточенно разливал шнапс по кружкам. — Но тут проблема — я сам далеко не все понимаю в этой странной ситуации. Я вообще подобными делами не интересовался. Так что попрошу учесть — мой нос не виноват…

…Давно опустела бутылка, завалился спать личный состав. Приморский вечер был тепл и прозрачен. Верн сидел на постовом камне, держал не спешащий остывать после дневной жары «маузер», размышлял о всяком, но больше о предстоящем маршруте отряда и безумии закрытой замковой жизни. Сквозь негромкий плеск прибоя донесся шорох шагов. Даже не глядя, было понятно, кому так не спится.

— Как море? Спокойно? — поинтересовался Вольц.

— Как озеро. Приплывал ламантин, высунул морду, нагло поскалился. Как будто знает, что стрелять не буду.

— Да, жир ламантина не помешал бы, но с патронами у нас не очень, — пробормотал начальник штаба. — Это определенно станет самой существенной проблемой. Кстати, говорят, что некоторые породы ламантинов отчасти разумны. Считается, что среди них частенько водятся оборотни. Бред, конечно. Последнего оборотня еще полвека назад застрелили. С другой стороны, мы живем в безумнейшее время, а, дружище?

— Еще бы. Послушай, не стоит принимать так близко к сердцу. Что тебе до ее крови? Гундэль красива, безусловно, весьма разумна и трезвомысляща, и вообще она редкость стойкая девушка. Уж мне ли не знать, мы же висели на одном тросе. Крайне маловероятно, что у вас с ней что-то выйдет, но состав ее крови тут не при чем. Масса иных препятствий.

— Препятствия и кровь меня мало волнуют, — шепотом, но весьма злобно заверил начальник штаба. — Меня волнует проблема сумасшествия нашего руководства. Спать со своей праправнучкой и держать ее как пленницу — это ненормально!

— Может, он с ней и не спит. Немме этого не говорил. Возможно, там некие иные причины. Не столь, гм, однозначные.

— Да какие⁈ Гнусно ревновать девушку, держать практически под арестом, не подпускать к бедняжке иных мужчин — это что⁈ Мы все оказались здесь, сосланные и оставленные на смерть, лишь за то, что случайно коснулись этой девушки. Наш Канцлер — старый похотливый безумец!

— Да, здоровым и нормальным такое поведение не назовешь, — признал Верн. — Собственно, Канцлер и не выглядит здоровым. Ты вспомни. Мы даже не знаем, сколько ему лет. Сто пятьдесят или все двести? На момент Прихода он уже, вроде бы, был далеко не юн. Ты уверен, что он вообще сохранил практический интерес к девушкам?

Молодые офицеры помолчали, вспоминая свои краткие встречи с Канцлером. Естественно, видели главу Эстерштайна с некоторого отдаления, но в целом этого хватило — глубокий старик, отнюдь не благообразный.

— Даже думать об этом не желаю, — решительно прошептал Вольц. — Омерзительно!

— Согласен. Но должен напомнить — с уставной… тьфу! с юридической точки зрения Канцлер закон не нарушает. Он не обязан знать, что девушка его праправнучка. Как раз наоборот — официально он обязан не знать.

— Какая мне разница⁈ Она не выглядела счастливой!

Верн подумал, что вися на тросе у стены, он и сам не выглядел чрезвычайно счастливым. Внизу, во рву, кстати, тоже было дрянновато. Но какой смысл объяснять Вольцу о столь незначительных деталях? Он и так в бешенстве.

— Спокойно. Сейчас вообще речь не о вас двоих. Взгляни шире. Приходя в гаштет, ты рискуешь встретить свою сестру, тетку, а потом и дочь. И запросто разделишь с ними постель. Да, Эстерштайну нужны новые граждане. Но не такой же ценой⁈ Дело даже не в том, что в вольных и примитивных племенах феаков и байджини такого никогда не делают, подобное под строгим запретом. Проблема в том — отчего они так не делают. Это же прямой путь к вырождению. Болезни, психические отклонения, физические уродства. Часть наших младенцев, родившихся с очевидными отклонениями, усыпляют еще в Киндерпалац. А психиатрическое отделение Дойч-клиник все равно неизменно переполнено. И там тоже постоянно усыпляют безнадежных больных.