Атака тыкв. Ведьма и кот против
Глава 1
Если администрация Академии Ведьмовства не хочет, чтобы студенты нарушали запреты, ей следовало бы, во-первых, не украшать каждый второй крючок тыквенным фонарём, а во-вторых, не варить на завтрак кашу с тыквой и корицей — потому что после такой эстетики любой уважающий себя первокурсник чувствует благословение судьбы на маленькую проказу и приключение.
Меня, правда, уже нельзя было считать первокурсником: восемнадцать лет, второй курс, зачёт по курсу «Влияние ингредиентов на зелья» на носу. Я, Мирра Рябина, девушка серьёзная: люблю таблицы, чистые банки и тишину. Одним словом, я почти примерная ведьма в полосатых носках. Вот только тишины в общежитии не было никогда, а сегодня добавилась ещё и паника: по корпусам висели объявления с печатью ректора, от которых глаза удивлённо округлялись и лезли на лоб. В ночь Самайна ректор вводил комендантский час, а кладбище и вовсе было под строгим запретом. И как мы, в таком случае, должны торжественно почитать предков?
Причина звучала так: «В связи с инцидентом во время выездной лабораторной первого курса нахождение на кладбище ближайшую неделю небезопасно и под строжайшим запретом». И что мне делать, если зачёт на носу, а тема моего исследования — как раз влияние кладбищенской земли на зелья в соответствии с лунными циклами? Мне что теперь, землю в курятнике собирать?
— Мирра, я верю, что ты умная, — сказал Кир Северин-Холодов, когда я после лекции задержалась у кафедры, чтобы спросить, что мне делать и стоит ли тогда рискнуть и отправиться на своей метле на кладбище в другом городе. — Твоя разумность будет ещё убедительнее, если ты не окажешься сегодня за пределами кампуса.
Он стоял прямо и смотрел так, будто сканировал меня на наличие тайников. Красивая геометрия лица, ледяной голос и репутация человека, на которого не действуют привороты. Это не слухи: три курса уже пробовали по очереди — результат ноль. Мне казалось это прекрасной характеристикой человека, но подруги считали бессердечием.
— Я уже видела объявление, но думала, что это только про наше кладбище, — ответила я с лучшей из своих улыбок. — Но раз так, то я помою сегодня кота в ванне в честь праздника.
Черниль посмотрел при этом на меня так, словно придумывал, какое проклятие ляжет точнее, но благоразумно промолчал.
— Помытый кот — это прекрасная мысль. Уверен, что он оценит, — заметил Северин-Холодов и почти ласково улыбнулся, так что внутри меня запели птички, несмотря на позднюю осень.
Черниль многозначительно молчал до самой комнаты, зато там поставил защиту от прослушки и посмотрел на меня крайне выразительно.
— Скажи, что ты услышала слово «запрет» и решила лечь спать, — предложил он. — У меня как раз планы: свернуться клубком и сэкономить нервы.
— Скажи, что ты тоже учишься и хочешь видеть мою курсовую с «отлично», — возразила я. — И, между прочим, землю с могилы Скрябыча я ещё не добывала. Говорят, она прекрасно смягчает горечь полыни, а ещё на ней хорошо растут твои любимые огурцы.
— А ещё у первокурсников есть склонность путать рецепты зелий, и никто не знает, что именно эти исчадия несчастий могли на кладбище пролить. Я понимаю, что тебя зомби не испугать, но мне дорога моя собственная шкура!
— Не волнуйся, с зомби всегда можно договориться, — я укуталась в шарф и стащила с полки три пустые банки. — Я дипломатичный человек.
— Ты дипломатичный человек только с преподавателем Холодовым, — мрачно уточнил кот, но хвостом уже подал знак «иду».
Мы вышли, когда общежитие выдохнуло и в коридорах остались лишь блики от фонарей. Ограда Академии казалась выше обычного, хотя на деле всегда была средней высоты. Перелезли быстро и почти без драм: я зацепилась только шарфом, но Черниль отгрыз предательскую петельку, после чего долго жаловался на мерзкий вкус пряжи.
Город спал тихо; ветер листал бульвары, и каждый шорох казался слишком выразительным. У входа на кладбище висела свежая табличка: «В связи с алхимическим инцидентом проход закрыт». На гравюре ниже кот лизал лапу и показывал хвостом в сторону Академии. Художник был остроумен.
— Последний шанс развернуться, — сказал Черниль.
— Последний шанс получить эталонную землю, — ответила я и, оглянувшись, проскользнула через боковую калитку, которая, по странному совпадению, всегда чуть приоткрыта.
Запах здесь был особенный: мокрые листья, камень и ещё — остывшие свечи. На дорожках местами темнели пятна — неровные, как лужи после дождя, но сухие. Я решила не задаваться вопросом, что это такое. Меньше знаешь — крепче спишь и быстрее уходишь с кладбища.
— Мирра, — прошипел Черниль, — если ты сейчас начнёшь вспоминать чужие жизни, я тебя за хвост утащу обратно.
— У меня нет хвоста, — автоматически ответила я, но он был прав: мне стоило быть осторожнее.
Мы дошли до старых безымянных могил, и я автоматически поздоровалась с хозяином и хозяйкой кладбища, оставив заранее приготовленные дары. Всем известно, что без этого на кладбище работать нельзя. Но я никогда не филонила и всегда соблюдала ритуальную часть. Что поделать — отличница.
После этого я медленно двинулась вперёд в поисках и вскоре нашла нужную табличку: мастер Скрябыч. На мгновение мне показалось, что кто-то глубоко вздохнул — будто земля откликнулась. Я сняла верхний слой дерна, поддела влажную, тёмную, чуть золотистую крошку и пересыпала в банку. Блеснула радость исследователя: пункт один выполнен.
— Идём, — потребовал кот. — Мне неприятно, и моя шерсть буквально кричит, что сейчас нас поймают за хвост, и настанут неприятности.
Я оглянулась — и увидела, как ближайший тыквенный фонарь моргнул. Не огарком внутри — глазом. Потом второй. Третий. Их стало много, и все они синхронно повернулись в нашу сторону.
— Мирра, — сказал Черниль таким тоном, каким он обычно говорит «на стол кошке нельзя», — кажется, твою курсовую сейчас зачтут без защиты. Бегом.
Первый фонарь подпрыгнул, как мячик, и мягко шлёпнулся на дорожку. Потом ещё и ещё. По кладбищу прокатился звонкий треск — это семечки внутри смещались, как костяшки счётов. А мне стало жутко. Что же тут пролили дурацкие первокурсники?
— Мы уважительно относимся к памяти, — сказала я громче, чем собиралась. — Мы… эм… исследователи.
— Исс-следователи, — отозвался ближайший фонарь, в его ухмылке вспыхнуло что-то осмысленное. — Исс-правьте. Пролитое — верните. Ритуал — по правилам. Тогда праздник — по сердцу.
Они разошлись полукругом, и на миг мне даже показалось, что мы договоримся. А потом самый большой — с толстой, криво срезанной крышкой — обернулся в сторону города и рыкнул низко и грузно:
— Шествие.
И тыквы покатились. Кладбищенские дорожки зашептали, фонари за стенами ответили, и огненный поток двинулся к Академии.
— Черниль, — выдохнула я, прижимая к груди банку, — у меня ощущение, что Холодов никогда мне это не простит.
— Всё будет хорошо, — сказал кот. — Если мы добежим первыми. А если нет — всё равно будет хорошо, потому что нам уже будет всё равно.
Глава 2
— Рябина, Черниль, а ну стоять! — голос Северин-Холодова возник так близко, что я вздрогнула, а кот прижал уши, пытаясь притвориться посторонним предметом и отползти подальше. Мелкий, блохастый предатель, только о своей шкуре и печётся!
Из тени вышел сам Кир Северин-Холодов, и его выражение лица не предвещало мне ничего хорошего. Одни сплошные неприятности.
Мерзавец Черниль пригнулся к земле и попытался использовать свой окрас в эгоистических целях, одним словом — испариться. Но я не собиралась позволять такого: если уж получать по полной, то честно и вместе.
На ладони Северин-Холодова зажёгся свет. Он был настолько ярким, что я невольно поморщилась. Кто же позволяет себе такое, да ещё в ночь Самайна на кладбище? Но Кир Северин-Холодов был не тем, кого можно было напугать гневом хозяина и хозяйки, он внимательно осматривал меня с головы до ног.
