Атака тыкв. Ведьма и кот против (СИ) - Туле Афина

Он посмотрел на мою банку, на следы от лопаты, на дорожку, где тыквенные головы уже перемигивались, и я понимала, что плакал мой зачёт — и, более того, не только зачёт. Мне надо будет радоваться, если меня вообще не выставят из Академии с волчьим билетом.

— Нам кра-а-а-нты! — прошипел из темноты Черниль. — Я тебя предупреждал!

Мне очень хотелось ответить ему что-то колкое, но я понимала, что это не самая лучшая идея.

— Вы объясните мне своё присутствие здесь позже, — произнёс Северин-Холодов ровно. — Сейчас у нас другая задача.

— Шествие оживших тыкв в Академию, — подсказал ближайший фонарь и нагло, зловеще рассмеялся, а после подпрыгнул к самым воротам, будто хотел ткнуть Северин-Холодова под колено. Остальные закачались, готовясь сорваться в один поток.

Кир Северин-Холодов чертил в воздухе тонкую печать, похожую на снежинку с острыми лучами, и ставил её прямо над калиткой. Фонарь ткнулся в невидимую преграду, хмыкнул, как над хорошей шуткой, и, перекатившись на бок, попытался обойти сбоку. Раздался лёгкий гул, как от удара, — у него не получилось. Вот только я не сомневалась: активные тыквы так просто не сдадутся и обязательно найдут способ обойти препятствие. За его спиной уже строилась целая оранжевая армия.

— Они пройдут, — сказала я, сама не зная, откуда уверенность. — Это не обычные шалости. Их тянет туда, где люди. Им нужно, чтобы их увидели и услышали, и чтобы их ритуал был… по правилам.

— И ты, конечно, в курсе правил, нарушая правила, — спокойно отозвался Северин-Холодов. — Черниль, держите хозяйку ближе ко мне и подальше от глупостей.

— Моя хозяйка сама кого хочешь удержит, — проворчал кот, но подошёл. Видимо, понял, зараза, что прятаться и пытаться увильнуть от наказания совершенно бесполезно.

Печать выдержала два, три толчка, потом на поверхности вспыхнули тонкие трещинки, как на карамели. Северин-Холодов не ругался, просто наложил вторую — наискосок — и третью — чуть выше, будто играл в мельницу с назойливыми огнями. Тыквы, посовещавшись шёпотом семечек, сделали шаг назад всей массой, будто взяли разгон, и тут я поняла, что если они ударят одновременно, никакие снежинки их не удержат.

— Подпорки, — сказала я внезапно хриплым голосом. — Им нужна опора, а не баррикада. Можно их перенаправить. Не остановить, а… согнуть траекторию.

— Предлагайте, — Северин-Холодов даже не посмотрел на меня — руки были заняты печатями, — но имейте в виду: времени у нас ровно до того момента, когда они поймут, что коллективный вес сильнее.

Я задумалась, что бы такое предложить, чтобы не ухудшить ситуацию, а ещё не выставить себя полной дурой, потому что крути не крути, а мне ещё ему зачёт и работу сдавать. Ну или, по крайней мере, я на это очень надеялась. Не могут же меня в самом деле за это выгнать из Академии?

Северин-Холодов тем временем не стал тратить времени даром. Он шагнул вперёд, и воздух перед калиткой натянулся тонкой световой сеткой, как свежая паутина. Я подала голосом команду — ровно как на практиках по ритуальному строю: стой, удаление на три шага, ближе не подходить. Фонари моргнули, будто слышат, но не исполняют, и тут же из-под них выкатились ещё две головы, как будто кто-то подбирал запас с тыльной стороны ночи.

Северин-Холодов сменил рисунок: вместо сетки — зеркальные лопасти, что разворачивают ход ветра. Я подкинула в воздух щепоть соли и разом шепнула три запрета подряд, а также усилила ветер. Расчёт был прост: ветер будет раздувать лопасти, и тыквы не смогут продвигаться вперёд. На миг получилось: передний ряд попятился, столкнулся с задними — вышла настоящая оранжевая куча-мала. Но прошло пару минут, и прямо у ограды, где только что было пусто, вспух новый куст оранжевых голов — семечки щёлкнули в унисон, и поток снова пошёл плотнее.

Мы перехватили левый фланг голосом и жестом: проход закрыт, направление — вдоль стены, скорость — минимальная. Северин-Холодов поднял ладонь, и свет сошёлся в узкую линию, как струна, — тыквы натолкнулись, подпрыгнули, заурчали недовольно. Секунда другая — и из-за плеч первого ряда, как грибы после дождя, полезли «детки»: крошечные круглые головы с горячими глазницами. Они проскочили под самой струной, ухватили общий ритм и потащили за собой взрослых.

Северин-Холодов не отступал: печати менялись одна за другой — цепи, кольца, клинья. Я перекрикивала шум, забрасывая их командами, которые должны были остановить и задержать. Черниль включился басовым мурчанием, и на пару ударов сердца общий гул стал вязнуть, как в мёде. Но злость у тыкв копилась быстрее, чем мы успевали их замедлять: они начали разбрасывать побеги, рассыпаться на несколько более мелких тыковок, потом собираться снова в одну большую и таким образом перемещаться — и, что ещё хуже, подпрыгивать и подбрасывать маленькие тыковки.

Становилось всё понятнее, что эту схватку нам не выиграть: силы слишком неравны. Но какая ведьма сдастся? Да ещё в ночь Самайна?

Мы взяли их в «коридор»: справа — стена света, слева — столбики тени, чтобы срезать амплитуду прыжков. Поток на секунду послушался, стал плотным, управляемым — и тут же где-то в глубине раздалось радостное хлоп-хлоп, словно аплодисменты, и новый десяток голов выкатился через плечи первыми рядами, как шальные мячи, ломая узор. Свет у калитки пискнул, треснул тонкими прожилками.

— Держите, — выдохнула я, хотя держать было нечем, кроме голоса. Я выкрикнула формулу остановки на счёт, Северин-Холодов наложил поверх струны тяжёлую «скобу», и поток на миг застыл, как волна перед обвалом. В следующую же секунду тыквы синхронно подались вперёд, и «скоба» хрустнула, как ледяной пруд в оттепель.

Защита рухнула почти красиво: свет посыпался искрами, отступил к ладони Северин-Холодова и там снова собрался в тугой ком, но было поздно. Весёлый рыжий поток, радостно урча, сорвался с места, подхватил крошек, подтолкнул увесистых и стремительно покатился к огням Академии — по аллее, через площадь, прямо к людям, оставляя за собой тёплый запах воска и сухой шорох семечек.

Мы рванули следом, пытаясь хотя бы оттянуть край волны к камню, к пустым участкам, к тамбуру без окон. Я кричала, пытаясь предупредить людей на улице, Черниль орал как резаный. Северин-Холодов кидал перед головами короткие световые «ступени» — на них тыквы на миг задерживались, меняли траекторию, но уже через пару шагов из глубины вырастал новый рыжий ряд и гнал вперёд общий ход, как барабанная дробь.

И когда первые головы выкатились на праздничную площадь, флейты ещё играли, костры ещё плясали, хор тянул «Песнь Памяти Предков», и половина народа искренне решила, что это великолепная часть представления.

— И нам это на руку, — так же тихо ответил Северин-Холодов. — Паника сейчас хуже шествия.

Глава 3

Первые ' рыжики' покатпыились по ступеням академии, словно кто-то щедрой рукой высыпал на лестницу оранжевые шары. В тот же миг парадная дверь Академии распахнулась, как будто сама решила не испытывать на прочность петли, а вместо этого поприветствовать незванных гостей… В вестибюле пахнуло теплом, воском и праздником; гирлянды из сушёных яблок и палочек корицы качнулись и обрели новую, совершенно ненадёжную музыку — тыквы били в такт о каменные плиты пола, подпрыгивали, повизгивали семечками и, кажется, были счастливее нас всех.

— Кажется мы серьезно влипли, — только и смогла выдавить я из себя, не зная, что делать дальше. Одного взгляда на расползающиеся ручейки хватило для того, чтобы понять, что выгонят меня из академии быстро и без сожалений.

— Ну что, я пойду паковать наши чемоданы, заодно прослежу за тем, чтобы твоя коллекция полосатых носков осталась нетронутой, — сообщил кот и тут же взвыл, потому что один особенно темпераментная тыква нисколько не гнушаясь, толкнула его так сильно, что он отлетел в стену.

Черниль зашептал тыкве вслед проклятия, но хорошо хоть додумался не применять свою магию фамильяра.

— Мне срочно необходимо известить ректора о вторжении тыкв на территорию академии, чтобы мы смогли задействовать всех учителей и избвиться от проказы как можно быстрее, — коротко бросил Северин-Холодов и поспешил удалиться. Я же только смотрела ему вслед, как смотрят на несбывшиеся надежды, которые медленно и окончательно уходят за горизонт.