Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! (СИ) - Ильинская Екатерина

— … широкий резонанс — так это потом назвали. Императору пришлось издать указ о неприкосновенности лорда Хеммерли — слишком сильно все жаждали его крови. И это притом, что мы ещё не выложили последние, доказательства, а только готовились к этому. К сожалению, у меня не было признания, но мы рассчитывали, что собранных улик хватит для обвинения.

— Вам не страшно от того, как легко управлять мнением людей? Признаться, от вашего рассказа мне стало жутко. — Я снова поёжилась, а Эрнет прижал меня ещё крепче. А я… Я положила голову ему на плечо, и даже удивилась собственной смелости.

— На это на самом деле мало кто способен. Стив не только талантливо управлял словом, но и понимал, как выстраивать долгосрочную линию повествования. Дарить людям надежду, что справедливость восторжествует, погружать в отчаяние, когда кажется, что дело проиграно. В основном газеты — лишь набор кричащих заголовков, чтобы привлечь как можно больше внимания прямо сейчас. Из-за этого весь возможный эффект теряется.

— И всё равно это пугает…

— Не только вас, Амелия. Будь на то наше со Стивом желание, эта история могла спровоцировать народные волнения. Император понял, к чему всё идёт раньше, чем это произошло. Но никто не любит проигрывать. Особенно те, у кого вся власть.

— И что же случилось?

— Меня нашли люди из СМБ, хотя никакой магической угрозы не было, но император посчитал дело достаточно важным, чтобы передать его не жандармерии, а выше. Стива я не стал втягивать в эту историю, к тому же мы заранее обговорили все возможные варианты развития событий. На тот момент трагедию леди Элеоноры Хеммерли печатали уже во всех ежедневных изданиях, не только Брейвильских, но и других городов. Установить, какая газета стала первой, было сложно, зато секрета, кто заинтересован в разрешении этого дела, не было. Так я попал на аудиенцию к императору, о которой просил много месяцев, но в которой мне постоянно отказывали.

— И вам запретили публиковать разоблачительные материалы?

— Под угрозой смерти. Впрочем, на тот момент мне было всё равно, исполнит император своё обещание или нет. — Хантли сказал это так спокойно, что мне показалось, будто я ослышалась, но продолжение фразы было настолько же невообразимым. — Тогда же мне сказали, что лорда Хеммели защитили указом по настоянию императорского оракула. Сделанное когда-то предсказание гласило, что Филипп совершит что-то важное — мне не раскрывали подробностей. Но это всё интересовало меня тогда гораздо меньше того, чтобы убийца получил по заслугам. И какие бы подвиги его не ждали впереди, это никак не искупало уже содеянного. Да и предсказаниями я был сыт по горло.

— И что же?..

Сформулировать вопрос у меня так и не получилось, и он повис в воздухе, заставляя вздрагивать от приходящих в голову мыслей, как всё могло закончиться. И, судя по всему, должно было закончиться. Уж подозревать императорского оракула в отсутствии дара точно не стоило. А значит, лорд Хеммерли должен был жить… Получается, Хантли переломил волю Ошура, и события пошли по другому пути.

— Мне помог Эдвард Осборн, который был на вашем испытании. Мы вместе учились, хотя и не общались близко — он уже заканчивал, когда я только поступил. Но Эдвард знал Элеонору и понимал, почему я никогда не брошу это дело. В то время он работал в СМБ, и именно ему поручили вести мой допрос.

Я снова поёжилась, вспомнив ловчего мрака. Даже от простого воспоминания о нём стало тревожно и неуютно, хотя вся рассказанная Хантли история создавала напряжённую атмосферу, но с упоминанием лорда Осборна, стало особенно жутко.

— Он что, помог вам сбежать?

В голове возникла картина, как Эдвард и Эрнет с пульсарами наперевес с боем прорываются через ряды охранников, но быстро пропала, развеянная фырканием Хантли, которое тот не сумел сдержать.

— Амелия, у вас очень богатое воображение, но за побег из тюрьмы и неподчинение прямому приказу, у нас казнят. А, как вы можете убедиться, и я, и Эдвард живы.

— Чем же тогда он помог?

— Эдвард не стал меня допрашивать… — Хантли замялся, подбирая подходящее слово, — классическим способом, и мы просто поговорили. После чего он составил протокол, где написал, что у меня нет достаточных доказательств, но я «свято уверен», что вся правда выйдет наружу и справедливость восторжествует в любом случае. Звучало не особенно убедительно, но сработало, и от меня отстали, хотя и оставили в тюрьме.

— И как долго вы там пробыли? — Мне почему-то было сложно представить Эрнета в застенках. Казалось, что и там он должен сидеть за столом и что-то писать в своём пухлом блокноте. Возможно, так и было.

— Недолго, не переживайте. Стив поднял волну протестов, что вместо настоящего убийцы посадили того, кто искал справедливости, а Эдвард не побоялся засвидетельствовать печатью мрака признание лорда Хеммерли, который пришёл ко мне в камеру торжествовать победу. С такими доказательствами уйти от наказания стало невозможно, и императору пришлось отозвать указ и осудить убийцу.

— И вас отпустили?

— Конечно. Иначе поднялась бы ещё одна волна протестов. Поэтому меня освободили, но изгнали из Брейвиля, дав неделю на сборы и поиск управляющего имением. А ещё вынудили к магической клятве, что я больше никогда не буду подогревать народные возмущения против официальной власти. И так как меня это в целом не интересовало, то я легко согласился.

— И так вы оказались в Рейвенхилле?

— Не совсем. После того как Филиппа казнили, и Элеонора была отомщена, я не понимал, что мне дальше делать. Цель, которая заставляла бороться, была достигнута, и всё как будто потеряло смысл…

Хантли напрягся: выпрямилась спина, плечи стали словно каменными, а объятия превратились в захват. Я подняла голову и попыталась отстраниться, но Эрнет этого даже не заметил.

— И именно в этот момент Вальда сделала ещё одно предсказание о счастливом браке для очередной пары. О нём писали в каждой газете, а я… Во мне моментально вспыхнула такая ненависть… Что я пошёл к Стиву и отдал всю информацию о предсказанном Элеоноре. Стоит ли говорить, что после огласки Вальда тоже покинула Брейвиль и вообще империю?

Эрнет повернулся и посмотрел на меня пылающим ненавистью взглядом, от которого разобрал озноб. Хотя я понимала, что эти чувства не относятся ко мне лично, но всё равно захотелось куда-нибудь испариться.

— Тогда я обрёл новую цель, и именно тогда стал журналистом — эта профессия давала гораздо больше возможностей. Я объехал десятки городов, проверил сотни предсказателей и гадалок, и все они оказывались в сговоре с кем-то из власть имущих… — Хантли сделал паузу, а у меня перед глазами мгновенно пронёсся эксперимент, в котором меня вынудили участвовать. — Теперь вы понимаете, почему я не могу позволить своей жене работать в этой сфере? Любое ваше неосторожное слово, пусть вы сами верите в то, что делаете, может привести людей к несчастью и даже смерти.

Сказать, что последние слова произвели эффект удара молнии — это ничего не сказать. Все страхи и переживания за Хантли, всё сочувствие к его судьбе смыло волной досады, раздражения и обиды. Меня буквально подбросило на скамейке, хотя захват, в который превратились ещё совсем недавно нежные объятия, удержал меня рядом с журналистом.

Пришлось медленно выдохнуть через рот, представляя, что я дышу пламенем, как мифический огненным лис, и отцепить чужие пальцы от своего плеча. Эрнет словно только сейчас понял, насколько сильно меня сжал.

— Простите, Амелия, я не хотел… — начал он, опуская руку.

Почувствовав свободу, я, наконец, поднялась, отряхнула платье, встала напротив этого невыносимого газетчика и ещё раз медленно выдохнула, пытаясь справиться с бушующими эмоциями.

— Вот умеете вы всё испортить двумя словами, господин Хантли! — в сердцах бросила я и прожгла его взглядом, не менее пылким, чем он бросал на меня недавно. — А я почти прониклась к вам сочувствием и уважением, но вы зачем-то всё снова испортили. Честно, если бы не данное обещание, я бы всё-таки стукнула вас. Сколько там ещё осталось?