Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! (СИ) - Ильинская Екатерина

— О, вы просто ходили туда с неправильными людьми. — Я схватила его за руку и утащила в людскую круговерть.

Конечно, втянуть Хантли во все развлечения, которые тут были, не удалось, но мы прошли зеркальный лабиринт страхов, посмотрели выступление уличного театра, съели засахаренные орешки и яблоки в карамели. Я пробовала выиграть приз, бросая дротики в круглую мишень, но не преуспела, после чего жалобно смотрела на Эрнета до тех пор, пока он со вздохом, не взялся бросать их сам, продемонстрировав куда большую меткость.

— Амелия, вы как ребёнок, — сказал он, улыбаясь моему восторгу, и протянул выигранную заводную птичку. — Она поёт по утрам. Надеюсь, теперь вам будет приятнее просыпаться.

Мы посетили выступление столичных музыкантов, соревнование лучников, на котором даже сделали ставки, обошли стороной зверинец и арену для кулачных боёв, завернули в торговые ряды, где я купила кучу полезных, красивых и удивительных вещей, но ещё больше совершенно бессмысленных, но чем-то привлёкших моё внимание. А потом стояла, хмурилась и пыталась сообразить, как унести свои покупки, которые попросту не помещались в руках, пока Хантли не подозвал курьера и не отправил всё это богатство ко мне домой.

— Чтобы не мешало танцевать, — только и объяснил он и повлёк на утоптанную площадку.

Взвизгнули скрипки, вступили флейты и лиры. Заиграла магическая арфа и гитары, от струн которых во все стороны разлетелись голубые искры-светлячки, чтобы закружиться хороводом над головами танцующих. Ударили барабаны, звякнули колокольчики. Руки Хантли оказались у меня на талии, и мы закружились в стремительном танце.

Мимо проносились другие пары, звучал смех, мигали фонарики, но я не видела ничего, кроме Эрнета. Смотрела в его глаза, на заразительную улыбку и не узнавала. Да и сама словно стала другим человеком. Лёгким, воздушным и состоящим только из восторга и радости.

От рук Хантли на талии по всему телу расходилось тепло. Мышцы на его плечах напрягались под моими ладонями, когда он поднимал меня вверх при очередном пируэте, и сердце взлетало куда-то к звёздам. Или то были голубые магические светлячки? И я прижимаясь к Эрнету так сильно, как никогда не позволила бы себя при иных обстоятельствах. Но сейчас кругом царило волшебство, которое освобождало от внутренних запретов, позволяя растворяться в чувствах.

Огни, отражающиеся в глазах Хантли, зажигались в моей душе. И когда его губы коснулись моих, без колебаний ответила на поцелуй, краем сознания отметив, что вокруг одобрительно засвистели. А потом это перестало иметь значение.

В этот раз Эрнет целовал медленно, и по телу разливалось тягучее, томительное желание. Пульсировало в крови, стучало в груди, заставляло гладить плечи и спину, выгибаться вперёд, чтобы прижаться сильнее. Пожар, разгорающийся внутри, требовал большего, и когда Хантли отстранился и провёл рукой по моей щеке, чуть тронув большим пальцем припухшие губы, разочарованно застонала.

— Я бы продолжил, но не уверен, что вам хочется и дальше развлекать толпу, — прошептал он мне на ухо, моментально заставляя прийти в себя. Я сдавленно пискнула и спрятала лицо у него на плече. — Только не паникуйте. Сегодня тут полно целующихся парочек. Одной больше — одной меньше… Никто даже не запомнит.

Я выдохнула и кивнула, признавая его правоту, хотя сердце продолжало стучать быстро-быстро и очень хотелось скорее отсюда уйти.

Словно прочитав мысли, Эрнет направил меня в сторону выхода. Во всяком случае, я надеялась, что там выход — поднять глаза и убедиться было страшно. Казалось, все смотрят только на нас.

Земля под ногами была вытоптанная и идеально ровная, словно для устройства площадки приглашали мага. Возможно, так и было. В зоне видимости мелькали то разноцветные юбки девушек, то мужские туфли, изрядно запылившиеся и утратившие свой изначальный блеск. И только обувь Хантли сияла, как будто начищенная минуту назад.

Через пару минут, когда мы отошли достаточно далеко, я, наконец, огляделась. Справа мигала огнями карусель, чуть дальше соревновались в силе и меткости, сзади оказались лотки со сладостями, а за ними виднелся огромный шатёр. И везде сновали люди.

Взгляд зацепился за блондинку и брюнета. Мужчина наклонился и поцеловал девушку, из её рук на землю посыпались засахаренные орешки. А у меня тут же отлегло от сердца — вот пара тоже вовсю целуется. И нас с ними можно легко перепутать: и я, и девушка — блондинки, а мужчины у нас брюнеты. Я бросила последний взгляд на парочку и вдруг их узнала.

— Это же Ника! — не удержалась от восклицания. — И Ви-и-и…нсент… — успела поправиться и не назвать «хмыря» Виктором.

— Думаю, им сейчас не нужна компания. Идёмте, Амелия.

— Да, но…

— Идёмте, — непреклонно сказал Хантли, пресекая все возражения. — Вы ещё не видели цирковое представление.

Он обнял меня за талию и повлёк в сторону, а я всё оглядывалась на подругу и не могла разобраться чего во мне больше: радости, что Ника счастлива, или сомнений из-за того, что не сказала правду про «хмыря». Может ли это привести к неприятностям? Хотя какие неприятности? У них же всё отлично.

Местный цирк тоже устраивал представление на ярмарке. Не тот гастролирующий, откуда сбежали животные, а постоянный, у которого где-то на окраине города было собственное здание, но ради такого события они перенесли выступление в огромный шатёр.

Жонглёры, иллюзионисты, шпагоглотатели, канатоходцы, гимнасты — это было удивительное зрелище, а ещё лучше его делало то, что Эрнет продолжал меня обнимать, а я положила голову ему на плечо и наслаждалась непривычной близостью и чувством наполненности, словно получила то, чего мне всю жизнь не хватало. Оказывается, мы с полуслова понимали друг друга, если не ругались.

Когда наступил черёд дрессировщиков, Эрнет предложил уйти, и я тут же согласилась. Не могу сказать, что животные на арене меня пугали, но напряжение не покидало, так что и удовольствия от зрелища никакого не было.

На выходе нас поймал представительный мужчина в сюртуке и цилиндре, но подпоясанный выбивающимся из образа пёстрым шарфом, и завёл разговор:

— Хорошего вечера. Позвольте представиться. Альфред Рикардо — владелец городского цирка. Не ошибусь, если предположу, что вы та самая Амелия Ковальд? Гадалка и предсказательница?

— Да, это я. — Ответ прозвучал резче и холоднее, чем собеседник того заслуживал, но очень уж не вовремя этот господин напомнил о моей профессии, разрушив хрупкое равновесие. Я почувствовала, как Хантли дёрнулся и сильнее сжал ладонь.

— Простите, что отвлёк в воскресный вечер, — правильно истолковал моё недовольство господин Рикардо, — но может, вы рассмотрите предложение?

Он достал из внутреннего кармана сюртука конверт. Простой, без подписи и даже не запечатанный. Протянул. Но я не торопилась его принимать.

— Хотел отправить вам письмо, но раз уж мы встретились на ярмарке, решил не упускать случая.

— Что за предложение?

Я не хотела брать конверт, но он каким-то невообразимым образом оказался у меня в руке. Никак господин владелец цирка тоже баловался фокусами?

— Побыть гадалкой на наших представлениях. Конечно, за хорошую плату. Не отвечайте сейчас. — Мужчина замахал руками, видя, что я качаю головой. — Вдруг когда-нибудь… Я всегда буду рад нашему сотрудничеству, но пойму, и если вы откажете.

— Спасибо, господин Рикардо, — ответил вместо меня Хантли. — Амелия обязательно обдумает ваше предложение, но сейчас нам пора.

Хозяин цирка рассыпался в извинениях, пожелал хорошего вечера и скрылся в шатре, оставив нас в сумраке, рассеиваемом горящими тут и там фонариками. Жаль, они не могли рассеять возникшее напряжение, но тишину внезапно нарушил сам Эрнет.

— Почему вы так на меня смотрите, Амелия? Неужели ждёте, что я закачу скандал? Разве это в моих привычках?

Я смутилась и отвела взгляд. Признаться, действительно ждала… Не скандала, конечно, но чего-то едкого или очередную «всё портящую фразу». Почему-то казалось, что разговор с циркачом и напоминание о гадалках должны расстроить Хантли.