Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ) - Ютин Макар

Они двинулись вперед, мимо блеклых, наспех сколоченных деревянных конструкций. Арна пыталась не обращать внимания на полки, но взгляд сам по себе выхватывал то одну, то другую табличку или глиняный черепок с накорябанной на нем надписью. Каждая из них содержала просьбу, мольбу, отчаянную молитву… или проклятия живым от умирающего.

«Спаси вас Гермес Хтоний, отроки, возьмите с собой мою просьбу!..»

«Здесь так холодно и больно. Отнесите меня на свет, молю!»

«Будьте прокляты вы и ваши потомки!!!»

Арна вздрогнула, когда ощутила прикосновение. Заклинание уже было готово сорваться с ее губ, когда она повернула голову… чтобы встретиться с напуганным, оленьим взглядом спасенной ей девушки. Она раздраженно выдохнула, но не стала прогонять ее. Теплота чужого тела помогала сохранить спокойствие.

Они двинулись между стеллажей, потому что не оставалось другого выбора. Ксантипп предложил поискать другой вариант, но Арна лишь покачала головой. Ее интуицию подстегивал пробуждающийся гений, и он четко шептал ей идти прямо и только прямо.

Они успели пройти едва ли пару шагов, когда впервые услышали шепот. Он шел точно от записей. Сначала мягко, вкрадчиво, незаметно, параллельно дальним крикам. Потом бормотание стало громче, требовательнее. Отчаянные мольбы к богам, проклятия бессердечным ученикам, предсмертные хрипы.

Рыжая худышка навалилась на нее всем весом. Слезы больше не текли из ее глаз непрерывным потоком – теперь они тускло бликовали в свете фонарей пустым, надломленным взглядом. Она пыталась закрыть уши одной рукой, изворачивалась, прикрывала их плечами, но звук все равно продолжал идти. Однако девушка хотя бы шла.

Ксантипп шептал извинения с той же частотой, с какой неизвестные шептали оскорбления и мольбы. Он кланялся каждому стеллажу, плакал за себя и рыжую спутницу разом, четырежды порывался взять свиток или остракон с собой. Только сильный подзатыльник злой Арны удерживал его от невиданной глупости.

Ближе к концу томящиеся тени узнали их имена. Они стали просить адресно: «Отнеси весть наружу, дева Бендида», «Как ты можешь помнить о себе, Арна, если не уважаешь нашу память», «Твоя мать проклянет тебя, так как я проклинаю Арну Бендиду…»

Они обессиленно рухнули на пол сразу, как только вылетели из ужасной, чудовищной комнаты. Сейчас любого из этой троицы мог бы убить и закатать в гигантский шар даже навозный жук, настолько они обессилили морально и физически. Тело так часто дергалось от напряжения, так долго задействовало ресурсы на грани возможностей, что перенапряглось и без реальных схваток.

Поэтому Арне оказалось глубоко плевать, подстерегает ли их ловушка в коридоре или нет. Даже плевать, почудился ли ей пошлый, звонкий шлепок по заднице с последующим оглаживанием или это иллюзия ее одурманенного сердца.

– Эти несчастные будут теперь сниться мне в кошмарах каждую ночь!.. – заходился в рыданиях Ксантипп, чересчур вымотанный и сломленный, чтобы следить за громкостью голоса.

Раненая девушка лишь покорно сидела прямо в тумане. Ее маленькое веснушчатое личико дергалось сразу от трех нервных тиков разом. Казалось, будто она одержима злым духом или испытывает мучение, но не может ни кричать, ни стонать от боли.

– Я больше никогда не стану прежней… – пробормотала она ломким, трагичным голосом ребенка, которого война и голод превратили во взрослого.

– Никто из нас, – грустно вздохнула Арна.

Ее сердце пострадало меньше всего: кровный гений дарил отстраненность, а привычка к анализу заменяла страх поиском решений. Но даже так девушка до сих пор содрогалась при звуках любого шепота, получила стойкую боязнь туманов и углов, а чудовища из мрака «лабиринта лягушек» теперь навсегда останутся в ее памяти.

Впервые за несколько последних лет, дева Бендида засомневалась в своем решении поступить в Академию Эвелпид.

– Я так давно ничего не ел… – раздалось сзади, из пройденного коридора.

Чавк, шаг, ХРУСТ, чавк, шаг‑шаг, чавк…

Все трое вздрогнули, печать изнуренной покорности на лицах стала оплывать, истаивать под действием нового всплеска страха. Трое соискателей принялись неохотно, тяжело подниматься на ноги.

– Оно опять нас преследует, – свистящим шепотом сказала пострадавшая девушка очевидную истину.

«Мимоза. Ее зовут Мимоза», – вспомнила Арна.

Каждый из них вздрогнул от ее шепота, после чего рыжая пробормотала «простите», пусть тихим, но НОРМАЛЬНЫМ голосом.

«Слава Гекате Молчаливой, что та комната оказалась такой короткой…» – вознесла Арна короткую молитву покровительнице.

– Что вообще ему нужно? – задал парень идиотский вопрос с визгливыми, истерическими нотками.

Не ради ответа, лишь бы не молчать в этой стылой, наполненной тихими шорохами и стонами тьме.

– Он просто хочет есть, – прошептал мягкий, вкрадчивый голос ей на ухо.

Арна едва удержалась от оглушительного визга. Ее спутники и вовсе застыли истуканами, чтобы потом неосознанно ускорить шаг. Парень дрожал, а Мимоза держалась за ухо так, будто туда вот‑вот заползет мерзкое насекомое.

– Не надо, нет, только не опять… – захныкал Ксантипп.

– Вы тоже слышали это, да? – срывающимся голосом спросила она.

Никто не соизволил ответить. Говорить вдруг стало страшно, неправильно. Вдруг… вдруг именно сказанные вслух фразы притягивают, зовут ИХ?

– Стой! – она неохотно разлепила губы, затем резко дернула парня за локоть.

Тот нелепо взмахнул руками, гневно на нее покосился… Коридор впереди подернулся едва заметной рябью.

– Дальше нет прохода. Не знаю почему. Просто чувствую, – сказала им Бендида серией быстрых, отрывистых фраз.

– Разворачиваемся? – спросил юноша с болью в голосе.

– У нас нет другого

– Ми‑и‑лые детки, сла‑авные детки… *чавк*, *чавк*, я угощу вас свежей печенью… а потом вы‑ы…

– Здесь. Здесь проход! Я нащупала‑а‑а! – завизжала Мимоза уже в полный голос и закончила болезненным криком, когда ее израненная рука зацепилась за край угловатой арки.

С тревожным хлюпаньем, ее рука изогнулась еще сильнее в сторону, точно надломленная ветка акации. Никто из них уже не обращал на это никакого внимания, даже сама пострадавшая. Вся тройка быстро, один за другим, нырнула в скрытую нишу, резко захлопнула за собой дверь. Спустя несколько секунд, плотная дубовая дверь принялась сотрясаться от мощных ударов. Соискатели навалились на дверь своими тощими спинами, уперлись пятками в сколы на полу, закричали, заголосили от напряжение.

Следующие удары, казалось, почти смогли выбить дверь, но потом все стихло. Вся троица облегченно выдохнула, после чего две девушки и парень в изнеможении сползли вниз, на уютный пол без очередных костей, изломанных шлемов и даже вездесущего тумана.

Только после того, как дыхание полностью восстановилось, в глазах перестало плыть, а холодный пот остыл на коже, они соизволили оглядеться по сторонам. Студенты оказались в сухом, абсолютно нормальном помещении, вроде той аудитории, где проходило Первое Испытание. Ряд парт, доска, преподавательский стол. А за столом…

– Плохо! – наставник Медей сидел в, представительном кресле и неторопливо выводил буквы в строгом, дорогом на вид свитке.

В голове у Арны на несколько секунд воцарилась звенящая пустота. Что этот мужчина делал здесь, в юдоли скорби, страданий и неизбывного ужаса? Почему он просто сидит? Как можно так обыденно, так сухо…

Они смотрели на наставника пустыми, глубоко запавшими в череп глазами, а тот продолжал выписывать что‑то в своем свитке и не обращал на них никакого внимания.

– Плохо, – повторил он, когда раздраженно откинул перо в сторону и уставился на них насмешливо‑презрительным взглядом, – вы не сдали. Дева Бендида, дева Мимоза, юный Ксантипп, – он поднял голову и хмуро посмотрел на них:

– Травмы. Постоянные крики. Долгое прохождение. Слабый магический потенциал. Повторяю еще раз: для тугодумов. Вы. Не. Сда. Ли, – по слогам произнес он, после чего неприятно ухмыльнулся, – выход там, – он указал на толстую дверь из черного, дрянного железа. Такие любили ставить на верхние уровни тюрем, – не задерживаю.