Корнет (СИ) - "taramans"

— Кто же это такой хитрый? — прошелся подполковник по кабинету.

— Турки? — предположил Юрий.

— Турки? Да нет, не похоже. Знаете, подпоручик, вы еще не так опытны… Турки — те тоже не семи пядей во лбу. С ними воевать мы уже привыкли.

— Тогда… может — англичане? — подал мысль Плещеев.

— Англичане? Вообще-то… далековато от Турции. Но… от побережья уже не так далеко. Интересно-интересно… Задумка ваша, подпоручик, интересна — это бесспорно!

— Разрешите найти охотников из казаков и лично возглавить поиск? — вскочил «попаданец»-сновидец.

Веселовский остановился, пристально посмотрел на подчиненного.

— Вновь отличиться желаете? Похвально. Только… задумка ваша по поводу казаков… Не столь хороша, как кажется на первый взгляд. Казачки, они же — что? Они ребята храбрые и умелые. Но тут… Тут нужны охотнички поопытнее в таких делах. Давайте так, подпоручик, — я подумаю. Время до листвы у нас еще есть. Немного, но — есть. Вот… А что — участвовать не передумаете?

— Никак нет! — вновь вытянулся Плещеев, — Сам задумал, самому и воплощать!

— Молодцом, господин подпоручик! Молодцом! Браво службу начинаете. Ну-с… идите, отдыхайте. А я… подумаю.

Возвращаясь домой, Плещеев задумался.

«Вот! Сам нарвался на опасное дело. Оно мне надо? Если разобраться — то не особо. Но ведь скучно же! Это все-таки сон. А так… гулянки, блуд — это, конечно, хорошо. Но ведь непременным атрибутом гусарства является и любовь к опасностям, к адреналину. А где это? Скудно с этим! Х-м-м… а вот, кстати, рядом дом Воронцовой. Ведь бабуля приглашала заходить без церемоний? А у нас и время сейчас к ужину идет, здесь почему-то называемому — обедом! Гордеев обидится? Так он — на службе, на батарее. Да и не собираюсь я за его «объектом» волочиться! Поужинать, пообмениваться взглядами с рыжей Софьей — и ничего более! М-да… что-то у меня… как про блуд, так и о Софье мысли. Хорошо бы как у Ржевского: "мадам, разрешите вам…". Но — низ-з-я! Этикет, мать его, не позволяет!».

В прошлый раз все было без затей, даже несколько скучновато. Если бы не пикировка со старой графиней, так и вообще… Гордеев пел, лишь изредка заставляя себя отлипнуть глазами от Катеньки, вгоняя ту в легкий румянец… Пел, надо признать — хорошо, куда лучше, чем сам Юрий. Корнет вел беседу с графиней, изредка переглядываясь с Софьей. Потом — раскланялись, и Плещеев утащил домой горящего неземной страстью приятеля.

— Доложи, любезный: подпоручик Плещеев с визитом к графине! — Юрий подал лакею фуражку, саблю, осмотрел себя в зеркале.

— Юрий Александрович? Как неожиданно! — подала голос вышедшая к входу Катенька, — Корнет! Вас то не дождаться, то…

— Подпоручик, сударыня! Я не вовремя? Извините, тогда — откланиваюсь! — разочарованно протянул Плещеев.

— Ну что вы! Я совсем не то хотела сказать! — немного смутилась племянница хозяйки, — А вас, получается, нужно поздравить? Вот как? И темляк аннинский?! Однако, господин подпоручик! Проходите, мы как раз собирались обедать. Тетушка будет вам очень рада!

— М-да? Это хорошо, но я бы предпочел услышать, что и вы тоже… рады! — склонил голову подпоручик.

— Я? Я… тоже рада, — Катерина немного смутилась, но все же улыбнулась, понизив голос, спросила, — Однако же… я полагала, что вы были бы больше рады радости Софьи. Разве же нет?

— То так! — кивнул Плещеев, — Но… как гусар, я рад радости при виде себя у красивых женщин. И вашей — тоже!

Красавица отмахнулась:

— Гусар… Юрий Александрович! Хоть вы не пошлите, не уподобляйтесь вашему приятелю Ростовцеву. И стоило бы все-таки определиться — за кем вы волочитесь: за мной или же за моей подругой…

— Видите ли… Я бы с радостью и за вами, но… представляется это вовсе бессмысленным, ибо ваша неприступность уж давно является общеизвестной.

Красавица рассмеялась:

— Ну хоть… откровенно! И за то — спасибо. А чем же дала вам надежды Софья?

— Она также не давала никаких надежд, но… Извините, сударыня, но… Она хотя бы чаще смеется моим шуткам. А когда женщине нравится юмор мужчины, это дает определенные основания полагать, что он ей не вовсе безразличен.

— Ну, полноте… Пойдемте к столу.

Графиня была рада видеть его. По крайней мере, так сказала. К удивлению подпоручика, за столом, кроме хозяйки, ее родственницы и Софьи — никого не было.

— Что-то я недомогаю, голубчик…, - призналась бабка, — Что, в общем-то, в мои годы и естественно…

Юрий оглядел хозяйку.

«Похоже… давление у нее, да и сердце барахлит. Попробовать? А с чего начать разговор? Еще примут за шарлатана и выставят за дверь. Хотя… а тебе не все ли равно? Софья, конечно, трофей желанный, но… не настолько же я изголодался, чтобы особо держаться за гипотетическую возможность. Да я вообще не изголодался!».

В противовес хозяйке и младшим дамам Плещеев с аппетитом отдал должное мастерству повара. За обедом все крутил в голове фразы, выстраивая начало разговора. Да все никак не мог решить — с чего и как начинать.

После того как все встали из-за стола, графиня, посетовав на здоровье, хотела уйти, но…

— Извините, Евпраксия Зиновьевна! Позвольте задержать вас на минуту. Постараюсь донести до вас свое предложение внятно…

С видимым неудовольствием старуха разместилась в кресле в музыкальной комнате. Екатерина, да и Софья смотрели на подпоручика с явным осуждением и недоумением.

— Видите ли, сударыня… Я обладаю некоторым даром… назовем его — целительством, — увидев недоверие в глазах слушательниц, он тем не менее, продолжил:

— Передалось это мне, видимо, от бабки, в девичестве Абашидзе Екатерины Давидовны…

Графиня хмыкнула:

— Знавала я в молодости Екатерину. Мы не были приятельницами, но знакомы были. Вот уж не ожидала… Хотя при толике внимания можно было предположить. Вы немного походите на нее, молодой человек.

— Так вот… Как бы вас убедить? А вот что мы сделаем…, - Плещеев окинул взглядом молодых женщин, — У вас, Екатерина Васильевна, легкая мигрень. И еще — чуть побаливает правое колено. Ударились, наверное?

Не дожидаясь ответа:

— У вас, Софья Павловна… кроме вашего основного недуга, немного тянет болью в левую руку. Скорее всего, это — нервическое.

— Вы же, Евпраксия Зиновьевна, — повернулся он к хозяйке, — Кроме сильной головной боли, испытываете давление и покалывания в груди. Ну и уже привычная ломота в коленях, локтях и плече… Да, в левом плече. Ну-с… как видите, я не лукавлю. И, прислушавшись к себе, скажите — я ошибся?

Глава 23

«М-да… Как интересно наблюдать за ними! Хреновый я психолог. Нет, в универе курс психологии был, да и позднее приходилось разные курсы проходить типа: «Ведение переговоров» и прочие «Методы и способы тимбилдинга». Но как был хреновым психологом, таким и остался. Тут Зацепиной было бы интересно. Вроде как исследование: «Влияние характера и жизненного опыта на реакцию на неожиданное обстоятельство». И у всех сейчас разные выражения лиц: графиня насуплена, но изучает меня серьезно — насколько далеко я зашел в попытке обмануть, и зачем я это все затеял; Катенька — та даже рассержена, готова прямо сейчас выпроводить меня за двери. Еще не соотнесла мои слова со своими внутренними ощущениями, не поняла, что я прав. А вот Рыжая… Рыжая, прикусив губку, оценивает — насколько я сказал правду. Ей очень хочется мне поверить! Да она просто изрядно напугана! Напугана своей болезнью. А вот что у нее с легкими? Ну не врач я, не врач! Тут варианта, как представляется, в общем-то — два: либо хронический, изрядно запущенный бронхит, либо… М-да. Начинающийся туберкулез. И судя по воспалению… И вовсе не застарелому — скорее второй вариант. И это очень пугает женщину, очень!».

Нарушив чуть затянувшееся молчание, Плещеев встал и, подойдя к графине, чуть склонился над нею, глядя в глаза:

— Сударыня! Позвольте… Просто позвольте мне попытаться помочь вам. Я ничего не требую взамен. Если вам покажется, что я просто мошенник — выгоните меня раз и навсегда. Всего делов-то!