Корнет (СИ) - "taramans"

Плещеев принялся набивать трубку, но покурить ему не выдалось. События покатились как с горки!

— Ваш-бродь… Макар! По тропе трое верхами сюда…

— Может, не сюда? С чего ты взял? — перебил охотника Юрий.

Тот с чуть видимой усмешкой покосился на офицера и продолжил доклад Нелюбину:

— Тут одна тропа только, и она сюда ведет. Дорога чуть подале будет.

— Далеко они? — спросил унтер.

— С полверсты еще. Там низина, и прогал прямой — далеко видно… Не торопятся, едут шагом.

— Макар! Их живьем брать надо, чтобы поспрошать хорошенько — кто, сколько, откуда, — оживился Плещеев.

Унтер кивнул:

— Такожа думаю!

— И — чтобы тихо, без выстрелов…

— Ну, это уж как получится! — хмыкнул Нелюбин, — Но — хотелось бы…

— Может, я… ножами? — Юрий задрал рукава черкески.

Макар покачал головой:

— Извините, ваш бродь… Не знаю я вашего умения. Да и есть у нас кому…

Потом повернулся к охотнику:

— Есть где сесть тихо рядом с тропой?

Тот на секунду задумался, потом довольно кивнул, улыбнувшись:

— Есть!

— Тогда веди!

На месте, определенным под засаду, Юрия посадили за большой выворотень, что возвышался над тропой метрах в семи справа.

— Бо! — обратился к узкоглазому охотнику Нелюбин, — Глухой стрелой! Чтобы живой был, понял?

Тот ощерился в улыбке, совсем скрыв и без того узкие щелки глаз, вытянул из колчана стрелу, на которой вместо наконечника имелась непонятная бобышка. Вроде бы кожаная.

— Листрат! Ты, как всегда — камнем, — подав команду еще одному охотнику, Нелюбин чуть повернулся к подпоручику, — Камни он мечет так, что и ружья ему бы не давать. Ну а вы уж третьего тогда, ваш-бродь. Значит… Дальний — твой, Бо; передний — Листрата. А вам, значит — второй… Нож мечите не ранее Листрата!

Калмык… или — ногаец, шмыгнул влево вдоль тропы — и только его и видели! Охотник-камнеметчик присел метрах в пяти от Юрия за большой ствол дерева. Остальные тоже рассредоточились, но вот куда — Плещеев посмотреть не успел. Присев на одно колено, он постарался расслабиться, прикрыв глаза, уткнулся лбом в один из корней дерева.

«Нож… вот этот, он — самый ловкий у меня. Да, с зазубринкой небольшой. Не снял зазубрину-то, телепень! Ну ничего… нож острый, точенный Некрасом как надо быть!».

Минуты тянулись как сопля из носа — противно, медленно, тягостно.

Плещеев уж забоялся, что может начать сводить ноги — все ж таки поза была им выбрана не из лучших! Но, чу! Вроде бы брякнула железка какая-то. Потом показалось, что он услышал глухой топот копыт.

«Почему-то здесь многие из абреков не подковывают коней! Странно… Почему?».

В голову, как назло — выбрали же время! Полезли глупые мысли. Плещеев закрыл глаза и… вдох-выдох… вдох-выдох… Показалось, что послышался чуть слышимый шорох справа. Немного повернув голову, Юрий приоткрыл глаз. Сосед с камнем в руке, приподнялся и замер, глядя сквозь какие-то лохмы, повисшие на стволе лесного исполина.

«Пора!».

Юрий чуть напряг левую ногу, а правую — медленно подтянул…

— Ха! — как ни старался подгадать момент, бросок охотника был неожиданным.

Выпрямившись во весь рост, подпоручик поймал взглядом откинувшегося в седле всадника. Следом за ним…

«Вот он — мой!».

Бросок вышел — как на картинке! Загляденье, а не бросок! Нож вошел точно в плечо второму абреку, и тот с гортанным вскриком повалился из седла.

Глухой удар! И третий свалился, успев, правда, перед этим потянуться за ружьем у передней луки седла.

«Есть!».

Порскнули, как зайцы из-под деревьев охотники, навалились на разбойников. Плещеев выдохнул, помотал головой, стараясь унять застучавшую в висках кровь. Поднял голову и, вытащив на всякий случай бебут из ножен, вышел на тропу.

— Молодец, ваш-бродь! Вот куда надо — туда и попал. Не то что некоторые! — сплюнул в сторону Нелюбин, протягивая подпоручику метательный нож, уже вытертый об одежду раненого.

— А что случилось? — подпоручик подошел ближе.

— Да этот… абрек один, похоже, башку свернул, когда падал! — покачал головой унтер, — Бо! Ну как так-то? Что ж ты его… не мог поаккуратнее выбить?

Тот покачал головой, улыбнулся:

— Кысмет, однако!

— Кысмет, кысмет… тут мы у них — кысмет! А так… сбежал, сволочь! Легко отделался, паскуда!

Охотники, ловко спеленав захваченных, споро грузили их на коней поперек седел, вязали по рукам-ногам.

«Интересно они им рты заткнули: как хищным зверям — палку поперек рта, кожаными ремешками на затылке стянули. И не закричишь, и не укусишь!».

— Куда сейчас? — спросил Плещеев Макара.

— Куда? Да отбежим немного… версты полторы — в сторонку. Да пообщаемся с этими… Вы, ваш-бродь, наверное, берите казачков, да топайте на пост. Тут уж не заблудитесь. А и мы скоренько туда же подтянемся!

— Не… Не пойдет! Я, может, тоже у этих кое-что спросить хочу! — помотал головой Юрий.

Нелюбин пару секунд вглядывался в подпоручика, потом качнул головой:

— Дело — ваше… Только… некрасивое это все.

— Ничего, переживу! — упрямо наклонил голову Плещеев.

Отбежали они, как сказал Нелюбин и впрямь — версты полторы. В сторонку, где, как сказал один из охотников, ни дорог, ни троп. Еще один распадок. Осмотрелись — никаких следов вокруг вроде бы не было. Часть разведчиков снова заняли позиции, обеспечивая безопасность товарищей, давая им возможность… нужным делом озадачиться.

— Бо! — окликнул Нелюбин ногайца и пояснил подпоручику, — Он у нас мастер языки развязывать… В общем, давай…

— Что спрашивать-то будем? Надо бы определиться! — потребовал Плещеев.

Унтер с интересом посмотрел на офицера:

— А вы как считаете?

— Кто они. Сколько их. Как давно здесь промышляют и что успели сделать. Кто еще знает об их промыслах. Кто заказал такое. Где их основное место.

— Ну… вроде все верно! — кивнул охотник.

— Дай я их поспрошаю, — попросил Юрий.

— Да не скажут они вам ничего! Я имею в виду — по-хорошему не скажут. Я таких тварей уже не раз видел. Они признают только боль и страх боли. Ничего больше! Хотя… Ежели желаете…

Плещеев осмотрел пленных. Мертвец лежал чуть поодаль, неестественно вывернув голову.

«И правда — как сбежал от расплаты!».

Живых абреков разместили чуть врозь. Один — постарше, лет… А вот сколько ему лет — было абсолютно непонятно. Явно больше двадцати, но и седины в клочковатой бороденке не было. Именно ему досталось ножом в плечо, о чем свидетельствовала окровавленная тряпка, которой охотники перетянули рану.

И вообще — абреки не производили впечатления достойных противников, серьезных бойцов. Одежда вся какая-то потрепанная, грязная. Сами — неказистые, невысокие и щупловатые.

Второй — молодой парнишка, и бороды-то толком нет. Юрий прислушался к себе — было интересно, есть ли в нем жалость к вот этому… сучонку? Но — нет, никакой жалости не было. А стоило лишь вспомнить про ту промоину, где колыхались в грязной воде русые волосы, сейчас похожие на паклю, накатывала ярость — высокая, звенящая, опустошающая голову, делающая эту голову пустой как барабан.

Плещеев под внимательными взглядами Нелюбина, Ефима и ногайца, подтащил младшего ко второму абреку поближе, бросил, как куль с картошкой на землю. Потом чуть задумался, повернулся к унтеру:

— А они по нашему-то… понимают ли?

Нелюбин нехорошо, криво усмехнулся:

— Будьте покойны! Все они понимают. Может, говорят коряво, но…

— Ага! — подпоручик вновь развернулся к разбойникам, оценивающе осмотрел их.

Обратился к старшему:

— Слушай сюда, чурка с глазами! То, что ты сдохнешь сегодня — это точно. Но вот как ты сдохнешь — зависит от тебя! Если говоришь то, что нас интересует, то помрешь быстро. Это я тебе обещаю. А если решишь стойкость проявить — подыхать будешь долго и плохо. Ну… Что решишь?

Плещеев, бесцеремонно ухватив горца за сальные спутанные волосы, потянул его голову на себя и распутал кожаные ремни, удерживающие палку во рту захваченного. Абрек активно подвигал челюстью, прошипел что-то непонятное, а потом плюнув в лицо наклонившемуся Юрию.