Корнет (СИ) - "taramans"

«Вот так, мля! И никакой рефлексии. Око за око и зуб за зуб!».

К ним подошел Нелюбин, покачал головой:

— Ты, я посмотрю, Бо, что-то сегодня прямо разговорился! То все — молчком-молчком…

Ногаец пожал плечами, ухмыльнулся:

— Бачка — умный. Бо — умный. Два умный — хороший разговор! Один умный… остальной — нет. Какой разговор?

Плещеев не выдержал и расхохотался, глядя на обескураженную физиономию унтера:

«А он к тому же — юморист, этот степняк!».

С изрядно повысившимся настроением Юрий спросил Нелюбина:

— Ну что этот сопляк рассказал?

— Да, похоже, что знал, то все и рассказал. Есть интересное, есть. По пути поговорим, Юрий Александрович. Убираться отсюда нужно… И так уже… Наделали делов!

Казненного и второго убитого оставили — как есть. Унтер пояснил:

— Может, их и найдут. Через пару недель. Но — нам здесь нужно быть уже через неделю! А лучше — через пять дней.

Молодого абрека оставили в живых, взяв с собой.

— Попозже, в спокойной обстановке еще поговорю с ним. Убить? Убить всегда успеем. Может, что еще интересного расскажет!

Выходило, что сия шайка, чьих представителей они порешили, была невелика. Как и предполагал Плещеев — тринадцать человек. И все — дикие, тут Нелюбин не ошибся. Но была известна юному разбойнику и еще одна банда, примерно такого же количества. Располагалась она чуть дальше к юго-востоку. Ни точное количество ее членов, ни место базирования пацан не знал. Некоторых из разбойников видел, доводилось встречаться, но — не более.

— Подрядил их некий Мата, из рода Борзен. Это — убыхи, живут дальше в горах, почти на побережье Черного моря. Сволочной народ, я вам скажу! — покачал головой Нелюбин, — И вот что интересно… Когда они на встречу с этим Матой ездили, парень видел некоего Рыжего. Я так и не понял: и в самом деле тот — рыжий или это кличка такая. Пацан говорит, Рыжий этот все больше по-турецки разговаривал. Считает, что именно этот Рыжий денег давал на все это: на продукты, порох, на припасы другие.

— А разве турки рыжими бывают? — удивился Плещеев, — Я думал — они все больше черные.

Унтер махнул рукой:

— Там у турок каких только не бывает: и черные, и рыжие, и… всякие! Даже блондинистые есть. Те же — «некрасы»!

Пост оказался и впрямь — буквально «за горкой». Их встретили с радостью и облегчением: товарищи — чтовсе обошлось, а командир поста — что снята обуза с кучей лошадей.

— Ваш-бродь! Поехали ко мне, а? — предложил Ефим, — Баньку протопим, помоемся, за столом посидим. А племяша я пошлю — он вашего денщика предупредит.

Подпоручик согласился. Необходимость помыться была весьма высока!

Глава 28

Как оказалось, охотничьи десятки квартировали в Кабардинке уже не первый год. Договоренность такая у них имелась. Расселяются по два-три человека на подворьях справных казаков. Нормально! Все рядом, свистни — соберутся в полчаса.

Так что сидели они сейчас в доме Подшиваловых — сам Ефим, Макар и подпоручик Плещеев. Сидели за столом, плотно заставленным закусками. После бани уже. Соседки в это раз Юрию не досталось. Да это было и к лучшему, наверное. Ибо что-то вымотался Плещеев за эти три недели — нипадецки!

Грязную, пропотевшую, вонючую одежду в стирку забрали Глаша с Аней, пообещав завтра к вечеру все поправить. В свою очередь, за хлопоты подпоручик пообещал казачкам по платку новому, красивому.

— То не обязательно! — заявили красавицы, но и отказываться не стали.

Дед посидел с воинами немного, посетовал на года и подался почивать. Это он, скорее, проявлял понимание и воинский такт — а ну как поговорить-посоветоваться о чем нужно? О том, что непричастному и слушать не следует.

— Через четыре дня надо выдвигаться. Парнишка этот, разбойник молодой, сказал, что отправили их бивак посмотреть, да по округе пошастать, понюхать, чем воздух пахнет. А через пяток дней и остальная орава нагрянет, — объяснял им, повторяя и для себя, чтобы еще раз уложить в голове — вдруг, что забыл — унтер Нелюбин, — Нам надо загодя там сесть, чтобы уже быть готовыми…

— Людей еще надо, или обойдемся теми, что есть? — спросил Ефим.

— Если все продумаем да сделаем как надо — то и хватит. Твоих казаков вокруг посадим, чтобы никто назад не проскользнул. В самом лагере — я со своими работать буду. Справимся! — кивнул унтер, — Да и опять же… еще народ звать… то и дуван на-больше дуванить придется…

И охотник, и казак понимающе засмеялись. Три лошади разбойников, да их боевая справа — вполне себе неплохая, тянули, по словам Подшивалова, рублей на четыреста пятьдесят-пятьсот. Как объясняли опять же подпоручику, делится все по количеству частей. К примеру, командиру, в данном случае ему, Плещееву, положено пять частей. Ефиму и Макару, как подручным — по три части. Прочим участникам — по одной части. Итого… Пятьсот рублей да на двадцать девять частей… Выходило — по семнадцать рубликов на одну часть. Юрию, за счет увеличенной командирской доли — ажно восемьдесят девять рублей!

«Очень даже неплохо! А то у меня скоро финансы начнут петь романсы. Кстати, о романсах! Надо бы графиню попроведовать. Три недели лечения пропущено, не дело это. Или хочется Софью погладить? Ну-у-у… хочется. Но там же… только погладить, в качестве лечения. А «оторваться» — это нужно в бани заехать, да Машку или Анфиску на вечер ангажировать. А может — сразу двоих? М-да… вопрос — интересный! Анфиска-то — против точно не будет, а вот Маша? Ладно… ебарь-перехватчик. Как там говорил Шукшин? «Я поселю здесь разврат и опрокину этот город во мрак и ужас! В тартарары!». Ладно… видно будет. Да и времени — с гулькин хрен!».

Наутро Некрас привез подпоручику чистую, «парадно-выходную» одежду — чтобы было в чем визитировать знакомый дом.

— Ты вот что… Ты, Некрас, купи-ка два платка хороших, красивых. Хотя…, - Плещеев вспомнил о соседке Анисье, — Покупай три платка. Два — как на баб уже взрослых, а один — девке юной, красивой. Разберешься ли?

Денщик, покачав головой, кивнул:

— Вы, ваш-бродь, с бабами энтими столько средствов тратите — не приведи, Господь!

— А куда деваться? — усмехнулся в ответ Юрий, — Это ладно еще — бабенки из простых. А если бы я за благородной дамой ухлестывал? Сам представь, насколько бы это дороже стало!

— Да уж… Тогда лучше — простые. Без баб плохо, канешна… Но ведь и с ними — морока да раззор!

Визит в дом графини опять вышел — кулуарный. День будний, приема не было, то есть к обеду собрались только свои. Улучив момент, подпоручик спросил у Катеньки:

— Ну как графиня? Как себя чувствует?

Красавица покосилась с интересом, чуть улыбнулась:

— Спасибо, Юрий Александрович, — заметно оживилась тетушка. Бодра, весела, как давно уже не было.

— А вы, сударыня, как себя чувствуете? — посмотрел он на Рыжую.

Та с улыбкой пожала плечами:

— Вроде бы и хорошо… Намедни попробовала петь. Лучше стало дыхание, но… ненадолго.

— Не все сразу, Софья Павловна, не все сразу. Болячка ваша весьма противна тем, что изживать ее нам с вами придется долго.

Графиня определила, что сначала — лечение, а обед и развлечения — позже.

«Оно и правильно!».

Старуху Плещеев подлечил довольно быстро. Там было — и просто, и сложно — одновременно. Просто — потому, что все уже шло по «накатанной колее». Сложно — так как, кроме поддержания в норме давления и сердечной деятельности, Плещеев не видел возможности привести в лучшую сторону изношенный организм.

— Как суставы? Поясница не беспокоит? — в процессе лечения задал вопросы «паранормальный» медик.

— Знаете, голубчик, весьма! Очень даже довольна, — охотно делилась впечатлениями графиня, — Даже Захарий Петрович, доктор мой, удивлен! Ну я уж… как мы с вами договорились, ему причин своей бодрости не раскрываю. Ну что? Все? Ладно, вы уж оставайтесь тогда, а я пойду, по поводу обеда проверю — все ли готово.

По сложившейся уже привычке Плещеев лечил дам в бывшем графском кабинете. Покойный муж хозяйки был, видимо, человек со вкусом, а потому немалое это помещение было обставлено изысканной, но изрядно вышедшей из моды мебелью: массивный стол с затянутой зеленым сукном столешницей; большое и широкое, пусть и довольно изрядно потертое кожаное кресло перед ним; несколько шкафов с книгами; оттоманка у стены; в углу — изящный столик со стульями в гарнитур. Вдоль стен — какие-то этажерки, подставки, полочки с вазами, шкатулками и прочими милыми безделушками. По обтянутым светло-коричневой тканью стенам картины — больше со сценами охоты.