Корнет (СИ) - "taramans"

Вот в это-то кожаное кресло, освободившееся после хозяйки, и уселась сейчас Софья. Екатерина уже привычно сидела на оттоманке, чуть облокотившись на боковую поверхность.

— Каждый раз, Юрий Александрович, испытываю некоторое стеснение, когда… приходится развязывать и приспускать лиф платья! — негромко призналась, улыбаясь пациентка.

— Признаюсь, что и сам испытываю определенное волнение, когда вновь и вновь вижу ваши очаровательные плечи, оголенную шейку…, - начал ворковать подпоручик.

Катюша издала «фырк» со своего места, прикрывшись веером.

Софье приходилось чуть оголять плечи, спину и верх груди, дабы «лекарь» имел возможность воздействовать на области сии. Кожа ее была белой и нежной. А россыпь мелких родинок повсеместно — добавляла эмоций Юрию. Так хотелось наклониться и поцеловать эту матовую кожу, пахнущую женским телом с добавлением ненавязчивого аромата какой-то цветочной воды. А уж когда он, зайдя со спины, манипулировал с верхом груди… Виды отсюда открывались — вообще чудесные!

«Так и хочется туда поглубже руки запустить! Вон… когда она чуть наклоняется вперед — даже порой коричневый сосок промелькивает! Блин! Я бы давно уже ей как-то намекнул… что, дескать, а не пора ли нам… трампам-пам… прокатиться по окрестностям. Вдвоем! Подышать ароматом просыпающихся садов, вдохнуть запах свежей, ярко-зеленой листвы. Оценить мягкость свежей травы на полянах, на склонах Машука. Но ведь Катюша эта постоянно рядом! Флиртовать-то она не мешает, да и сама любит поиграть словами. Эдак — невинно, с кучей недомолвок и намеков! Но стоит только чуток «заиграться», в словах обозначить еле видимое откровение — тут же: «Подпоручик! Оставьте эти шутки для казармы!».

Но что интересно! В этот визит Плещеев не почувствовал особого волнения. Нет, желание-то никуда не делось! По-прежнему на языке вертелось пресловутое предложение Ржевского: «Мадам! Разрешите вам…».

«М-да… «Поставить ее раком к дереву и…». Еще что несколько выводит из себя — так это нынешние наряды дам. Талия-то корсетом подчеркнута определенно! Но вот что выше, и уж тем более — что там ниже? Может, у той же Катеньки — ноги кривые? Хотя нет… Я же тогда успел немного пошарить у нее под подолом. Нормальные, стройные ножки! Но все равно… А какие бедра- под этим сонмом юбок разве определишь? Грудь Софы я, допустим, уже разглядел. Почти разглядел! А вот у Кати? Хотя… ну ее — эту Катю! С Софьей всяко попроще будет. Но ведь сколько уже сюда вхож… и — никак! Даже возможности чуть объясниться о намерениях — нет! Пригласить ее к себе домой? Ну — тут уж нет. Это не Анфиска или Маша. Это уж вовсе — даже не нахальство, которое в определенных пределах вполне допустимо, а… хамство, что ли? Так что — да, мысли эти и желания — есть, а вот волнения — нет. А почему? Непонятно… Может быть… Нет-нет да мелькающее в голове воспоминание о том пучке спутанных русых волос в промоине? Вот же… Весь настрой слетел! И никакого раскаяния по поводу казни этого абрека! Никакого — абсолютно! Даже где-то сожаление промелькивает, что все же… признайся честно — спасовал сам пластать этого урода? Спасовал, чего там! На ногайца свалил. И вот… нет, так-то… противно все это было делать! Вот честно — противно. Но — никакого раскаяния!».

— О чем вы задумались, подпоручик! — подала голос с тахты Катенька, — У вас так изменилось лицо…

— Да… Пустое, Екатерина Васильевна! Так… о некоторых мелочах службы вдруг вспомнилось. Не стоит оно того!

В двери кабинета постучали, и Катенька, вспорхнув со своего места, извинившись, вышла.

«Х-м-м… а это — шанс!».

Плещеев, продолжая еле слышно массировать верх груди женщины… даже не массировать, а еле слышно поглаживать кожу, наклонился и посмотрел сзади сбоку на лицо Софьи.

«Да она же млеет!».

— Вам нравится, сударыня? — еле слышно спросил в самое ушко.

Женщина глубоко вздохнула, и также — шепотом:

— Очень…

«Х-м-м… а вот так?».

Юрий чуть подал руки ниже. Еще ниже…

— Юрий… к-х-м-м… Александрович! — шепот Софочки, — Что же вы делаете?

— Красавица! Признаюсь честно… не в силах терпеть!

«Оп-с… а вот и сосочки! И мягонько их так… мягонько. Только кончиками пальцев…».

— Вам нравится? — опять шепот в прелестное ушко.

— Ах… что вы… Катя же сейчас вернется!

— Вы мне не ответили — нравится ли вам?

— Да… да, нравится. Очень…

— А уж как мне-то нравится. Признаюсь честно, красавица… Я так долго этого ждал!

«А груди у нее — классные! Тяжелые такие и довольно упругие!».

— Ну же… Юрий Александрович… Перестаньте. Это… неприлично, то, что вы делаете…

— Неприлично? Но как же хорошо, не так ли?

«Вот теперь, когда они так набухли… Можно пропустить их между пальцев и немного прижать. Чуть-чуть… Вот так!».

Женщина едва слышно ахнула, приподнятые руками Юрия груди заметно трепетали.

— А ведь я могу… не только лечить вас, но и… Пользуясь своим даром, я могу привести в тонус и ваши перси… Они — такие красивые! Мне так нравится держать их в руках. Как бы я хотел провести руками по вашей талии, погладить кожу бедер, поцеловать шелк животика…

— Ну что вы делаете… Искуситель…

— Ну что же я делаю? Я не могу сдержаться… чтобы не провести губами и языком по вашей прекрасной шейке… вот так!

— Ах-х-х… Оставьте, Юрий Александрович! Катя зайдет…

— Софи… разве вы не видите… что я уже давно сдерживаюсь из последних сил… Я вас хочу…

— А вы нахал… подпоручик. Такое говорить даме…

— Но я честен! — «х-м-м… вот так — чуть прикусить ей мочку ушка!».

Хорошо, что паркет в коридоре возле кабинета был достаточно гулким, чтобы Плещеев вовремя услышал шаги. Юрий выпрямился и принялся как ни в чем не бывало массировать женщине плечи.

Зашедшая сюда Екатерина начала:

— Тетушка сказала, что все готово. И спрашивает, когда мы сможем подойти. Ой, а что это у вас… Софья! Что с тобой?

«Что-что? Румянец это, только и всего!».

— Видите ли, Екатерина Васильевна… Так иногда бывает… массаж вызывает прилив крови к голове, а значит, и щечкам…, - принялся объяснять нахальный гусар.

— М-да? Софья, ты хорошо себя чувствуешь? — не очень-то поверив подпоручику, Катенька решила спросить у подруги.

— Да-да… все хорошо! Юрий Александрович прав… Что-то меня в жар кинуло! Ах! Все, вы закончили, не так ли?

— Подпоручик! Пойдемте, я вас провожу, а Софья Павловна приведет себя в порядок и выйдет к обеду…

Шагая вслед за Катрин, Плещеев еще раз убедился:

«Херня это, а не мода! Ну что это такое? Женщина идет, а платье — даже не шелохнется! Какие у нее бедра, какие ножки? Как определить-то?».

Хозяйка встретила их у накрытого стола.

— Ну что же вы? Так и простыть все может. Ну что там, голубчик, наша Соня? Как скоро вы ее излечите? Она недавно петь пробовала. И вы знаете — у нее чудный голос! Вот прямо — само очарование.

— Делаю все, что в моих силах, сударыня. Но дело это — небыстрое.

За обедом Катя «наябедничала» Плещееву на тетушку:

— Вот вы говорили, Юрий Александрович, что тетушке нужно ограничить себя в курении табака. А кроме того, в питие кофе и крепкого чая. А ведь она… по-прежнему и кофе по утрам пьет и курит часто.

Юрий с укоризной посмотрел на хозяйку:

— Ну что вы, сударыня…

Графиня поджала сухие губы:

— Вот еще… Не так уж часто я и курю! Если только после завтрака и обеда. Да и кофе… позволяю себе не более одного раза в день! Привычка! А чай, как вы мне советовали — по примеру островитян, я сливками портить не намерена!

Плещеев вздохнул:

— Воля ваша! Но о вреде этого я вас предупредил.

Графиня перешла в атаку:

— И, кстати, я еще раз спросила у доктора. В отличие от вас, Юрий Александрович, он утверждает, что табак весьма благотворно действует на легкие!

— Я уже говорил вам, Евпраксия Зиновьевна, что наши эскулапы весьма часто заблуждаются в природе того или иного. А так как времени на свое обучение они потратили изрядно, им просто обидно, когда какая-то часть этого времени потрачена зря. Людям свойственно упрямство! А что до курения… тоя же вам уже рассказывал — и как устроены наши легкие, и какое влияние оказывает на них смола, содержащаяся в табаке.