Корнет (СИ) - "taramans"

«Ох, ты ж… Какая красота! Да тут мять и мять! Есть где порезвиться!».

Постепенно, вроде как и ненароком, «лекарь» все больше и больше сдвигал покрывало к ногам и, наконец, увидел все «богатство». Задница ее была крепкая, широкая, смачная!

Варвара не противилась «охальнику». Так что, оставив более тщательное исследование на потом, он перешел к ногам. Бедра… почему-то Юрию захотелось назвать их именно — ляжками, были тоже весьма аппетитны.

«А то, что они пока так крепко сжаты — это временное. Это препятствие мы устраним!».

В процессе Плещеев так увлекся, что даже и не расслышав сразу, что женщина начала прерывисто дышать и даже постанывать. Ноги ее расслабились, и уже без труда пустили меж себя руку наглеца.

«М-да… а она — готова!».

Варя затихла, когда он, плюнув на всю мишуру якобы лечения, принялся судорожно раздеваться. И охнула, когда он, навалившись на ее, вошел. Приподнявшись над ее телом, он периодически наклонялся, чтобы с чуть слышным рыком покусывать ей плечи и шею. Движения, сначала чуть заметные, становились все более размашистыми и резкими. Юрий пропустил тот момент, когда женщина, задрожав, обмякла. Но даже заметив это, продолжал наращивать темп — все сильнее, сильнее. Крепче!

«Как там было? Быстро. Очень быстро. Гораздо быстрее. Быстро, как только возможно. И — еще быстрее!».

Примерно на третьей странице, купчиха снова принялась стонать, а потом и подаваться ему навстречу. Еле слышимые поначалу шлепки тел становились все громче, переходя в оглушительную фазу.

«Эдак она меня еще и скинет!».

Гусар ухватил бедра женщины и рывком на себя заставил ту встать на четвереньки.

«Вот так-то будет лучше!».

«Блин! Но до чего же кровать неудобная! Да и скрипучая же — до умопомрачения!».

Варвара и сама уже порыкивала, вцепившись зубами в кружевную наволочку верхней подушки. А потом принялась подвывать — форте… фортиссимо…

— Нет… Нет, нет, нет… Не в меня! — простонала она.

«Было бы сказано!».

Гусар рывком подтянулся к спинке кровати и, воспользовавшись тем, что женщина тяжело дышала, втягивая воздух широко раскрытым ртом…

— М-м-м-м…, - вроде бы возмущенно, но руки Плещеева были явно сильнее, и прижимали голову Вари к себе крепко.

Когда он закончил содрогаться, предупреждая ее возмущенную отповедь, он потянул купчиху на себя и просунув руку ей между ног, положив ладонь на лобок, выдав все, что мог из своего запаса накопленной природной силы. Женщина задохнулась, потом, проглотив все возмущение, охнула утробно и упала ему на грудь.

«Вот так-то, мля! Кто читер? Я читер!».

Чуть погодя, отдышавшись, со всхлипами, она все же укоризненно спросила, не поднимая головы:

— Что ж вы так-то… Юрий Александрович. Зачем вот так…

— Милая! Разве я чем тебя обидел? Разве тебе нехорошо было? — воркующим шепотом.

Варя помолчала обдумывая.

— Хорошо. Очень хорошо… Но зачем же… в рот-то?

— Я хочу, милая, чтобы меж нами не было ничего, чтобы мы… я или ты назвали бы предосудительным. Ничего не стыдно, нечего стесняться! Тебе хорошо, мне — хорошо. А все прочее — вздор и досужие сплетни. Разве не так?

Женщина помолчала, а потом сдавленно ответила:

— Никогда я такого даже в мыслях… А уж чтобы позволить такое…

— Милая! Я хочу тебе отдаваться полностью. И жду от тебя такого же. Разве это неправильно? Все это останется меж нами, не так ли? Так что — прочь стыд и стеснение! Согласна?

И он, чтобы ускорить ее положительный ответ, принялся поглаживать женское тело. Медленными ласковыми движениями, почти невинными. Потом — все более настойчивыми и бесстыжими. Пустил в ход губы и язык…

— Юрий… Александрович! Ну хоть свечи давайте задуем…, - простонала она.

— Нет, милая. Я хочу, чтобы ты видела меня, я хочу насладиться видом твоего прекрасного тела!

Когда она уже была готова к продолжению «бесстыдства», запустив пальцы к ее густые растрепавшиеся волосы, он вновь потянул ее голову вниз.

— Что… опять? — широко раскрыв глаза, Варя смотрела на него испуганно.

— Ты попробуй! Попробуй сама. Вот увидишь — через малое время тебе и самой это будет нравиться…

— М-м-м…, - она чуть освободилась, — Но… Но я же не умею!

— Ничего страшного. Давай я тебя научу! Вот так… да…

Глава 31

Плещеев сидел под домашним арестом.

«М-да… Ничего не предвещало, ага… И бум-с — как гром среди ясного неба! Хотя… Можно было предугадать, что эти «проделки» могут повлечь за собой. Да, можно было! Колоссальный разъеб получился! Шкандаль… аднака!».

Подпоручику ничего не оставалось, кроме как подтрунивать над собой. Вернувшийся в Пятигорск подполковник Веселовский, сначала принял доклад, поспрошал о подробностях. И… Плещеев снова ничего не сказал о кровавости воздаяния. Ибо — «Знала кошка чью мясу съела!».

Но через пару недель подполковник вновь вызвал к себе Плещеева. С некоторым удивлением Юрий заметил у штаба и Нелюбина, и Подшивалова.

«Это «жу» — неспроста!».

А потом, в кабинете у «начштаба»…

«Ай-яй-яй, господин подполковник! А еще говорили, что русский командно-матерный был придуман сугубо командирами Рабоче-крестьянской Красной Армии. Выходит — нет, и доблестными офицерами Русской императорской армии он вполне используем!».

Хорошо еще, что подполковник орал не сильно, и к тому же… Рузанов, видимо, будучи в курсе дела, постарался обставить так, чтобы рядом из господ офицеров никого не было. А то бы пришлось… Веселовского на дуэль вызывать — за умаление чести офицера!

У самого Плещеева вопросов по поводу такой вздрючки не было. Морально-то он уже был готов. Да и по форме… Он же родился в куда более свободном обществе, в реальности будущего, а потому… уже не был «целочкой» в таковых взаимоотношениях с руководством. Попадать под такой «каток» самому — не приходилось, но… наслышан, наслышан!

Находясь «на ковре» начальства, в «коленно-локтевой позиции», Плещеев искоса поглядывал — оценивал реакцию своих «подельников». Подшивалов был явно подавлен происходящим. А вот Нелюбин… Нелюбин имел вид — как и положено — «лихой и придурковатый»!

«Хитрец! Ой, хитрец! Был бы он котом, я бы с уверенностью мог предположить, что в тапки Веселовского он нассыт этой же ночью!».

Наконец, подполковник выдохся. Оно и правда — кому интересно орать, топать ногами и материться, когда подчиненные не перечат? Никому не интересно! Ибо опираться при любом действии — и «взъеб-тренаж» здесь был не исключением — полагается на среду, сопротивляющуюся воздействию, то есть — твердую. А когда сия среда — не твердая, и не мягкая, а как бы… никакая, то и никакой опоры на нее — не получится!

— Ну ладно… унтер Нелюбин! — кивнул скорее своим мыслям Веселовский, — Охотнички… они и сами привыкли по лезвию ходить, со смертью в обнимку. То есть — ни своей жизнью не дорожат, ни к чужим — пиетета не испытывают. Ладно — казаки! У тех счеты с горцами — давнишние, крови меж ними — предостаточно. Но — вы, подпоручик! Как вы могли… Как вы могли допустить такое… обхождение с пленными? С телами убитых врагов?

«А вот тут — не верю! Переигрывает подполковник. Что — он не знает, что при необходимости пленных допрашивают без лишних сантиментов? Ага… два раза — верю! Отслужить больше двадцати лет, участвовать в нескольких компаниях и остаться в белых перчатках? Ну-ну… Тем более что он — квартирмейстер, то есть должностное лицо, отвечающее в том числе и за разведку в зоне ответственности. Хреновый актер, господин подполковник!».

— Что вы молчите, господин подпоручик?! Сказать нечего?

«Да-да… «а настоящему мужчине — всегда есть что сказать!».

Чуть заметно Плещеев пожал плечами, дескать — да, сказать нечего. Повинную голову — меч не сечет! Хотя… сечет, конечно, да еще и как. Но это — при желании таковом у начальства. И вот, похоже, было, что такового желания у Веселовского не было! Номер отрабатывал, господин подполковник!