Счастливчик (СИ) - Леблан Рене

— Что я такого сделала? — задыхаясь от злобы, вопила Урсула. — Что вы кидаетесь на меня, точно зверь?

— Ты как разговариваешь со своим сеньором, мерзавка? — заорал Окассен и наотмашь ударил её по второй щеке.

Урсула голосила так, что выбежали все слуги, а за ними и Николетт.

— Что случилось? — спросила она, обнимая рыдающую Урсулу.

— Я не сделала ничего дурного! —кричала та. —Дамьен просто поцеловал меня. Он сделал мне предложение, он мой жених!

Окассен больше не мог ударить Урсулу, потому что Николетт закрывала её собой. Зато презрительно рассмеялся и сказал, обращаясь к Маризи:

—Ты хочешь жениться вот на этой девке, музыкант? Сразу видно, что ты нездешний. У нас тут все знают, что она путалась с солдатами из соседнего замка И девчонка у неё..

— От вас, — злобно прорычала Урсула. — Я ему всё рассказала!

Николетт перебила её. Посмотрела в лицо Окассену и спросила как можно более спокойным тоном:

— В самом деле, что плохого, если Урсула выйдет замуж? Она имеет на это право, как любая девушка.

— Приличные девушки выходят замуж, спросив согласия у своего сеньора. А ты спросил моего согласия, бродяга? — спросил Окассен, глядя на Дамьена.

Тот, слегка сбитый с толку странным поведением хозяев де Витри, ответил растерянно:

— Я хотел сегодня просить вас, мессир.

Окассен поднял подбородок и издевательски усмехнулся.

— А если я не соглашусь? Это моё право наказать вас за дерзость.

— Окассен, что ты говоришь? — вмешалась Николетт. — У тебя просят дозволения на законный брак. И ты, как христианин, обязан его дать!

Урсула смотрела на Окассена с такой ненавистью, точно хотела сжечь его глазами.

— Не пялься на меня так, ты, ведьма! — вскричал он.

— Дай им согласие и оставь их в покое! — раздражённо потребовала Николетт.

Почувствовав её недовольство, Окассен мгновенно успокоился и холодно проговорил:

— Хорошо, я согласен. Ты заберёшь её с собой, Маризи?

— Если мессир позволит, я бы остался с Урсулой здесь, — уже увереннее ответил Дамьен. — Я могу служить вам, как оруженосец. Мой отец был рыцарским оруженосцем, я знаю это ремесло.

Окассен молча кивнул и пошёл к дому. Но через три шага остановился и снова обернулся к Маризи:

— Я возьму тебя на службу, если ты запишешь её девчонку на свою фамилию.

После этого разговора Николетт было не по себе, она никак не могла разобраться в своих чувствах. Внешне держалась невозмутимо, даже сходила с Дамьеном к аббату. Но её томила глухая тоска. Он не могла ревновать Окассена и не верила, что он по-настоящему ревнует Урсулу. Это были непостижимые чувства, выплывшие из потайных закоулков душ Николетт, Окассена, Урсулы. Не радостные ощущения, вызываемые любовью, а что-то тёмное, болезненное и грязное, о чём даже думать не хотелось.

Глава 16. Странная свадьба, нежданные гости

Сразу после первого оглашения в церкви Урсула начала шить себе свадебное платье, не белое, конечно, но светлое. Николетт взяла на себя более тонкую работу — вышивала верхние рукава платья серебряными цветочками. Они сидели вдвоём на скамейке в саду, а младенцев укладывали рядом с собой в квадратную виноградную корзину. Робер улыбался и протягивал ручонки к воробьям, мелькающим над кронами яблонь. Маленькая Бланка хмурилась и повторяла на одной ноте бесконечное: «вававававава».

— Мне кажется, девочка рано заговорит, — сказала Николетт, погладив Бланку по щёчке.

Не глянув на дочь, Урсула мечтательно проговорила:

— Дамьен сказал мне, что люди, рождённые в одном месяце,схожи характером. А мы с ним оба родились в апреле. И знаешь, правда, очень похожи. Иногда прямо мысли друг друга читаем. У меня никогда раньше такого не было.

Николетт молча вышивала.

— А когда родился Бастьен? — спросила Урсула. — Ты знаешь?

— Не надо, Урсула, — тихо ответила Николетт.

Конечно, она помнила — Бастьен родился в начале марта. А она и Окассен — оба в мае, с разницей в одну неделю. Значит, всё это неправда о сходстве характеров. Сладкая ложь, как все песни, сказки и романы о любви.

Свадьбу Урсулы и Дамьена сыграли в сентябре, когда часть урожая уже была собрана. Витри решили устроить маленький праздник — зарезали телёнка, пригласили на свадьбу старшую челядь окрестных дворян, а для себя — маркиза де Гюи и кузена Альома, конечно, обоих с супругами. Столы с угощением поставили во дворе, лишь господа ужинали в трапезной.

Николетт заранее велела крестьянским детям принести из лесу свежей травы, цветов и веток. Весь пол в первом этаже дома усыпали зеленью, и чудесный аромат кружил гостям головы не хуже вина. Под потолком и над дверями Николетт развесила гирлянды из цветов и веток. И спальню Урсулы украсила цветами, так, что комната превратилась в чертог лесной принцессы.

— Как красиво! — восхитилась Мелинда де Гюи. — Кто это придумал?

— Моя жена, конечно! — гордо сказал Окассен, обнимая Николетт одной рукой за талию. — Жаль, на нашей свадьбе такого не было!

Николетт невольно бросила на него короткий обиженный взгляд. И это не ускользнуло от единственного, но очень хитрого ока маркиза де Гюи. Как ни старалась Николетт ради Урсулы выглядеть счастливой и беззаботной, сердце её точила печаль. Слишком всё это напоминало ночь её помолвки с Жераром, когда она впервые отдалась Бастьену. Так же играли рожки и скрипки, так же плясали во дворе слуги и служанки...

Окассен прервал её тягостные мысли:

— Где Урсула? Позови её, я хочу сделать ей свадебный подарок.

Урсула сначала помрачнела, но, глянув на Окассена, сразу успокоилась. Он был слегка навеселе и благодушно улыбался.

— Один человек как-то сказал мне, что я подарю эту вещь своим дочерям. Так я и сделаю. Пусть это пойдёт в приданое твоей Бланке, когда она вырастет. Подарок тебе.

Он протянул новобрачной толстую золотую цепь, ту самую, что хотел отдать Бастьену, как приданое Николетт. Урсула радостно засмеялась, поцеловала ему руку и тут же надела цепь себе на шею. Только сейчас Николетт поняла, как на самом деле красива её подруга — сияющие чёрные глаза, кудри до самой талии, чувственность, скрытая в улыбке и посадке головы.

— А пойдёмте, мессир Окассен, потанцуем? — вдруг сказала Урсула с непривычной для неё смелостью.

— Пойдём! — тотчас согласился он.

Гости восторженно захлопали, а кто-то из парней крикнул: «Да здравствует Витри!». Окассен с Урсулой танцевали в середине большого хоровода и оба хохотали от восторга.

— Пойдёмте и мы с вами, мадам, — проговорил над ухом Николетт знакомый нахальный голос.

Она не успела возразить, Гюи схватил её за запястье и повёл к танцующим.

— Вы сегодня просто изумительно красивы, — сказал он ей. — Я до сих пор не забыл нашу дивную ночь. А вы помните?

Николетт промолчала. Отвернувшись от Гюи, наблюдала, как Урсула в танце потянулась к Окассену и что-то сказала ему на ухо. И он с довольным видом засмеялся, тряхнув волосами.

— Да-да, — насмешливо проговорил Гюи, проследив за взглядом Николетт. — Он лишил вас чести и счастья, а теперь бесстыдно держит дома наложницу. Но мы-то с вами понимаем смысл этой фальшивой свадьбы.

— Прекратите, господин маркиз, — сдавленно сказала Николетт.

— Подарите мне ещё десять ночей, — склонившись к уху Николетт, сказал Гюи. — И я навсегда избавлю вас от этого злобного щенка. Подумайте, милая! Всего десять ночей! Вы благополучно овдовеете и сможете уехать к своему возлюбленному.

Николетт вырвала у него руку и ушла в дом. Гюи посмотрел ей вслед с шельмовской ухмылкой.

Окассен догнал её на крыльце.

— Ты куда?

— Скажу, чтобы подавали сладкое, — ответила она, не глядя ему в лицо.

— Зачем ты танцевала с Гюи? — сердито спросил он. — Я не разрешаю тебе танцевать ни с кем, кроме меня.