Счастливчик (СИ) - Леблан Рене

Она расплакалась и побежала в дом. Наверху не было ни души. Окассен крепко спал. Одеяло, простыня, рубаха на нём— всё было в пятнах уже потемневшей крови.

— Братец,— тихо позвала Николетт. — Очнись, братец!

Он проснулся, сел в кровати и посмотрел на Николетт бессмысленным глазами.

— Уже вставать?

Тут взгляд его упал на засохшую кровь, и лицо дико перекосилось от ужаса.

— Они хотели убить меня во сне! Теперь я всё понимаю! Они не смогли доказать мою вину и собирались тайно убить меня!

Руки его тряслись, лицо было известково-белым, по лбу стекали крупные капли пота.

— Скажи, ты не вставал, пока меня не было? — спросила Николетт, взяв его за руки.

— Нет. Я спал. Страшные сны мне снятся, подружка, ох, какие страшные! Враги замышляют козни, злая женщина хочет извести меня ворожбой...

На лестнице послышалось шаги и голоса. Окассен задрожал всем телом, прижался к Николетт.

— Это палачи! Они хотят отвести меня на площадь, чтобы четвертовать. Не отдавай меня, подружка!

Дверь распахнулась, и вошли два дяди Окассена, Альом и маркиз де Гюи. За их спинами виделись перепуганные лица женщин.

— Вы только гляньте на него!— закричал с порога Ролан.— Весь в крови, точно свинью резал! Нет, Николетт больше я тебя слушать не стану. Он становится опасным для людей . Я заберу его к себе в замок и надёжно запру.

— Не надо, прошу вас!— вскричала Николетт.

Вскочив с кровати, она заслонила собой Окассена. Бледная, с отчаянными глазами, казалось, она готова сейчас на всё. Упасть на колени и умолять, схватить нож и броситься на людей.

— Он ведь скоро очнётся, а дальше как? Будет сидеть в подвале ни за что? Посмотрите на эти пятна! Ведь видно же, что он спал, а его просто обрызгали кровью. Кто-то другой убил и пытается свалить свою вину на больного.

— Он не больной, Николетт, он безумный,— строго сказал Гийом, второй дядя Окассена.— Кончится тем, что он убьёт твоих детей. Слава Богу, что сейчас зарубил бродяжку, а не кого-то из нас.

— Я никого не убивал!— дико завопил Окассен. — Вы не можете казнить меня без вины, проклятые палачи!

— Да что тут объясняться!—решительно сказал Ролан.— Давайте свяжем его и посадим пока в сарай во дворе. А когда поедем домой, я заберу его с собой.

Николетт прыгнула к ларю, на котором лежал пояс Окассена, мигом выхватил из ножен меч и направила его на мужчин.

— Я не отдам его мучить!—тихим страшным голосом произнесла она. — Лучше не подходите!

Альом попробовал шагнуть к ней. Николетт так яростно взмахнула мечом, что все шарахнулись назад. Она казалась сейчас более безумной, чем Окассен. А он закричал с диким весельем:

— Бей их, бей, подружка! Чёртовы палачи, вы нас не одолеете!

Мадам Бланка протолкнулась между мужчин и уговорила Николетт положить меч. Та сдалась только после того, как Ролан поклялся мадонной не увозить Окассена. Потом родственники долго убеждали Николетт, чтобы она позволила запереть безумца в пустой комнате, пока он не придёт в себя. Обессиленная, рыдающая, она согласилась.

Урсула увела её вниз, умыла и заставила выпить успокоительного отвара.

— Ну, перестань так терзаться!— уговаривала она.— Ещё молоко пропадёт из-за этого. Небось, он так не убивался, когда по земле тебя волок и плёткой хлестал, беременную. Забыла?

— Перестань, Урсула!— простонала Николетт.

Сверху послышалось надсадные вопли и грохот. Мужчины заперли Окассена в пустом чулане без окон, и он отчаянно выл там, пытаясь выбить дверь.

— Вот,— сказал Ролан, кладя перед Николетт ключ,— как придёт в себя, отопрёшь. И если я ещё узнаю, что он гуляет у тебя на свободе, когда не в себе, сразу заберу его.

Гости посидели всего полчаса, из вежливости. Выпили по кубку за здоровье маленького Тьерри, обсудили таинственное убийство. Тем временем слуги увезли труп цыганки на кладбище, где им велено было закопать его в общей могиле для бедняков и бродяг.

Всё это время сверху доносится леденящий кровь вой и грохот. Гости уже разъехались, а Николетт всё сидела на кухне и плакала. Только детские шаги заставили её очнуться.

— Матушка,— тихо сказал Робер.— Давайте выпустим отца! Он там так кричит, я боюсь, он голову себе разобьёт.

— Там же темно,— добавил Дени.— И крысы.

Николетт поцеловала детей и взяла со стола ключ.

— В самом деле, — прошептала она. — Темно и крысы. Вы больше понимаете, чем эти взрослые!

Глава 24. Приглашение

В ворота имения Витри постучалась старушка-паломница с посохом в руке и котомкой за плечами. Открыл лохматый слуга и, даже не дослушав приветствия странницы, сказал:

— Проходите в дом, сударыня. Хозяйка на сыроварне, скоро придёт.

Значит, верно сказали крестьянки на краю деревни, подумала старушка. Хозяйка имения— женщина необыкновенной доброты, и привечает всех странников, паломников и бродячих торговцев. Кормит, пускает на ночлег, и денег за это не берёт. Золотое сердце, и притом— писаная красавица. Правда, судьба отказала ей в счастье— сирота, замуж выдали против её воли, а муж сумасшедший.

Паломница поднялась на крыльцо, постучалась в дверь. Открыла молодая женщина, красивая, но хмурая, как осенняя ночь. Волосы у неё были чёрные, крупно вьющиеся, глаза— тёмные, с недобрым блеском.

— Вы к мадам Николетт?— спросила она, отряхивая руки от муки.— Она сейчас вернётся. Проходите.

Бесцеремонно окинула пришелицу взглядом с головы до ног и тотчас сделала вывод:

— Вы, видать, из благородных, мадам?

— Да, я вдова рыцаря,— ответила старушка.— Возвращаюсь из паломничества к святым местам.

— Сию секунду, я спрошу,— пробормотала служанка, и постучала в дверь одной из комнат.

Не дожидаясь ответа, просунула в дверь голову и сдержанно проговорила

— Извините, мессир. Тут паломница из благородных. Можно ей у вас посидеть, пока мадам не пришла?

— Конечно,— отозвался мужской голос.— Пригласи.

Старушка вошла в большой зал, видимо, трапезную. Посредине, за длинным столом сидели трое детей лет шести-семи и молодой мужчина. Все четверо были светловолосы и так хороши собой, что старушка невольно заулыбалась.

— Благослови вас Бог, господа! Простите, что нарушаю ваш покой...

— Что вы, мадам, для нас большая честь принимать паломников! — воскликнул молодой человек, поднимаясь из-за стола.

Он выглядел как рыцарь, о котором грезят девицы на выданье — высокий, плечи широкие, стройная талия затянута вышитым поясом. Густые светло-русые волосы, брови дугами, голубые глаза. Лицо привлекательное, разве что взгляд слишком холодный.

— Садитесь здесь, мадам,— вежливо предложил он, указывая старушке на кресло у очага.— Выпьете чего-нибудь до ужина? Сидра, вина или, может, стакан молока?

— Молока, если вас это не затруднит.

Подойдя к двери, молодой человек крикнул:

— Эй, ты! Принеси молока гостье!

Старушка заметила, как резко изменился его тон— с любезного на презрительно-грубый. «Вероятно, служанка чем-то провинилась,— подумала паломница.— Заметно, что она своевольная».

Черноволосая девица принесла молоко в оловянном стакане и подала его, даже не поклонившись.

— Угощайтесь, сударыня. А мы, если позволите, вернёмся к нашим занятиям,— сказал молодой человек.

Подойдя к столу, он положил перед детьми исписанный кусок пергамента.

— Вот это переписывайте. Кто сделает быстрее и красивее всех, тому награда.

— А какая? — быстро спросил старший мальчик.

— Пока не скажу. Сюрприз!—усмехнулся молодой человек.

Дети тотчас заскрипели перьями. Старушка умилённо любовалась ими, невольно вспоминая своих внуков. Дети были опрятно, хотя и небогато одеты, кафтанчики у мальчиков вышиты вдоль воротников искусным узором. Девочка отличалась от братьев цветом волос— скорее русая, чем белокурая, и черты лица более мелкие, острые.