Счастливчик (СИ) - Леблан Рене

— Хорошо.

Покормив малыша, Николетт посидела с нянькой четверть часа. Робера и Дени в комнате не было, они носились по галереям вместе с младшими отпрысками Рюффая и детьми других гостей. По пути назад в зал Николетт встретила Бланку с Реми. Они сидели на верхней ступеньке лестницы, держась за руки, и девочка рассказывала одну из сказок своего собственного сочинения:

— И когда принц въехал в чёрный лес, за ним погнались чёрные нетопыри. Они хотели искусать его и выпить кровь, потому что королевская кровь для нечисти — самая вкусная...

Николетт помахал детям рукой и пошла дальше. В переходе к большому залу ей встретился старший сын Рюффая, Эдмон.

— О, мадам де Витри! — с улыбкой воскликнул он. — Проводить вас до зала?

— Не стоит утруждаться, мессир де Рюффай, — вежливо ответила она. — Я ведь уже почти дошла.

Но Эдмон взял её под руку и повёл в боковой коридор.

— Здесь мы значительно срежем путь, мадам. Я вас выведу прямо к вашему столу.

Николетт представила, что будет, если Окассен увидит её под руку с этим юнцом. Тем более что Эдмон был высокий брюнет с тёмными глазами. Конечно, далеко не такой красавец, как Бастьен, но едва Николетт почувствовала тепло его руки, как её обдало изнутри странно манящим жаром.

«Боже мой, значит, это не прошло! — с трепетом подумала она. — Я до сих пор томлюсь по нему, просто вру себе, что всё забыла!».

Эдмон словно прочитал её мысли. Резко обернулся и, обхватив Николетт за талию, влепил ей в губы горячий поцелуй. Николетт вырвалась и с ужасом вскрикнула:

— Вы с ума сошли, мессир?

— Я весь день не могу глаз оторвать от вас, — пылко проговорил он. — Вы самая красивая и самая соблазнительная женщина в мире, мадам де Витри!

— Я замужем, — холодно ответила Николетт. — Мне нельзя слушать такие речи, а вам не пристало говорить их.

— Поверьте, милая, я умею хранить секреты, — воскликнул Эдмон, снова обнимая её за талию. — Никто ничего не узнает! Давайте поднимемся ко мне в башню? Обещаю, я подарю вам райское блаженство!

— Как вам не стыдно! — с отвращением проговорила Николетт, вырвалась и побежала вперёд, туда, где слышались весёлые крики подвыпивших гостей.

— Почему-то Гюи вы не отказали! — с досадой крикнул Эдмон ей в спину. — Или предпочитаете постарше?

Николетт не обернулась, хотя чувствовала себя так, словно её ударили кулаком из-за угла. Если знает молодой Рюффай, который живёт так далеко, то в наших краях, наверное, каждому известно, что она переспала с Гюи. Николетт не думала, что разболтал сам маркиз, но его оруженосец вполне мог это сделать. Боже, если это дойдёт до Окассена...

«А может, Гюи нарочно распустил сплетни? Чтобы Окассен узнал и вызвал его на дуэль.Он же предлагал — хотите, избавлю?».

Руки у Николетт были холодные, как лёд, сердце стучало часто-часто. Она дошла до своего стола, но сесть не успела. Окассен крепко взял её за запястье.

— Где ты была так долго?

— Покормила Тьерри и сидела с нянькой. Там хотя бы тихо, — ответила она.

— Ну-ка, посмотри мне в глаза! Почему у тебя так руки дрожат?

Николетт взглянула ему в лицо и руки её затряслись ещё сильнее. Потому что она увидела, как дёргается его левая бровь... боже мой, неужели снова?

— Выйдем, — резко проговорил он и повёл её прочь из зала. Николетт была готова ко всему — ударам, крикам, ей показалось, что ему уже доложили про Гюи, и от ревности он сейчас впадёт в очередной припадок безумия. Но Окассен молча вёл её по коридору, где находились отведённые им комнаты. Втолкнул в спальню и запер дверь на щеколду.

— Что такое? — еле слышно спросила она.

Окассен молча рванул шнурки на её корсаже, стянул платье до пояса вместе с нижней рубашкой, сосредоточенно осмотрел грудь и плечи Николетт со всех сторон.

— Здесь ничего нет, — пробормотал он. — А тут?

С этими словами он запустил руку ей под платье, и Николетт сразу вспомнила, как он «охранял» её невинность, когда они были подростками.

— Что ты вытворяешь! — закричала она. — Совсем взбесился от ревности!

— Ну, тут всё сухо, — ответил он с явным облегчением в голосе. — Я просто убедился, что ничего не было.

Николетт посмотрела на него с ненавистью и, упав на кровать, разрыдалась. В этих слезах выливались страх, отчаяние, тоска, каких Николетт не испытывала со дня неудавшегося побега с Бастьеном. Всё опять плохо, и даже ещё хуже, потому что теперь над ней постоянно будут висеть две угрозы — безумие Окассена и шантаж Гюи.

— Да что ты так разревелась? — спросил Окассен. — Я ничем тебя не обидел, я в своём праве.

Николетт вскочила с лицом, искажённым яростью, и неизвестно, что она сказала бы, если бы в дверь не постучали.

— Матушка! — кричал Робер. — Вы здесь? Выйдите, пожалуйста!

Николетт мгновенно зашнуровала платье и бросилась к двери.

— Что случилось, сынок? — спросила она.

— Большая девочка что-то сказала Бланке, и она так сильно плачет. Мы с Реми не можем её успокоить.

— Велика беда! — сказал Окассен из-за плеча Николетт. — Поплачет и перестанет. Иди, играй, сынок.

— Но она валяется по полу и вся дрыгается, — испуганно сказал Робер. — Матушка, а вы тоже плакали?

— Да. У меня голова разболелась, отец привёл меня отдохнуть, — сдержанно ответила Николетт. — Где Бланка, пойдём к ней.

Николетт побежала за Робером, забыв свои тяжкие мысли. В голове было только одно — если Рюффай увидит Бланку в истерике и судорогах, помолвку расторгнут. И слухи расползутся по всему свету, так что девочке не суждено будет выйти замуж даже за старого вдовца.

— Благодарю тебя, святая дева! — прошептала Николетт, увидев, что Бланка рыдает в пустом коридоре, и рядом с нею только Реми и Дени.

— Я пробовал её успокоить, мадам, — растерянно сказал Реми, — но она ничего не слушает.

— Спасибо, Реми, ты очень хороший мальчик! — ответила Николетт, опускаясь на колени рядом с извивающейся в рыданиях Бланкой.

— Ну, тихо, детка! Всё хорошо, моя милая!

Она подняла Бланку на руки и понесла к своей спальне. От звука её голоса девочка сразу затихла и только прерывисто вздыхала, дрожа всем телом.

В спальне Николетт уложила её на кровать и тихо попросила Робера:

— Подай ковшик с водой, сынок!

Потом она умывала Бланку, поила успокоительной настойкой и тихо спрашивала мальчиков:

— Что случилось? Кто её обидел?

— Марта де Лефевр, — ответил Реми, — это дочка наших соседей. Она сказала, что Бланка...

Реми покосился на Окассена, безучастно стоявшего у окна и сказал, понизив голос:

— ... что Бланка приблудная, и родилась от греха. Она мне тоже так раньше говорила, мадам де Витри. Просто злая девчонка, которая завидует всем, кто богаче или красивее.

— Конечно, — спокойно сказала Николетт, — нечего и внимания обращать на таких людей, Бланка.

— Но это же правда! — сев на кровати, крикнула девочка. — Почему у меня не такая фамилия, как у братьев? Почему у меня другая мать, а у неё другой муж?

Николетт быстро глянула на Окассена. Он был бледный, как мел, губы дрожали и кривились.

— Потому что сначала твои родители любили друг друга, а потом они поссорились и расстались, — сказала Николетт. — Твой отец полюбил меня, и мы поженились. И только потом стало известно, что твоя мать ждёт ребёнка — тебя.

— А зачем же они делали это без венчания? — спросила Бланка с недетским гневом глядя на Окассена. — Так же нельзя!

— Да, нельзя. Но они были молодые и глупые, — ответила Николетт, вынимая шпильки из растрепавшейся причёски Бланки. — Не стоит осуждать их за это.

— Тогда за что меня ненавидеть ?

— Кто же тебя ненавидит, детка? Я тебя очень люблю. И бабушка, и Робер, и Дени.

— И я, — сказал Реми, взяв Бланку за руку.

Бланка молча показала глазами на Окассена. Николетт прижала её к себе и громко сказала: